«Дидону и Энея» Перселла на Зальцбургском фестивале представили как «оперу в концерте»
Однако получился полноценный спектакль
Оперная афиша Зальцбургского фестиваля, как правило, включает в себя одно-два концертных исполнения с участием певцов из звездной когорты. К примеру, в 2013 г. в концертном исполнении оперы Верди «Джованна д’Арко» блистательно спела титульную партию Анна Нетребко. Компанию ей составили Пласидо Доминго и Франческо Мели. В этом году не менее сенсационным оказался концертный «Вертер» с Петром Бечалой и Ангелой Георгиу. Но даже на этом фоне единственное представление «Дидоны и Энея» с участием американской певицы Кейт Линдсей вкупе с игрой превосходного ансамбля «Бальтазар-Нойманн хора» стало не просто событием – но откровением. Вместо заявленного semistage зальцбургской публике преподнесли полноценное, подробно разработанное зрелище, насыщенное драматизмом в духе шекспировского театра, бурной динамикой танцевальных сцен и пафосом античной трагедии. Вечная борьба добра и зла, мрак, проникающий даже в сердцевину света, – вот что стало сверхидеей спектакля, возвысившей действие оперы до вселенской метафоры.
Романтический мотив
Тема двойников – оперного героя и его драматического alter ego – как частный случай контаминации оперы и драмы все чаще поднимается на Зальцбургском фестивале. В прошлом году образ Шарлотты Саломон в одноименной опере Марка Андре Дальбави был представлен един в двух лицах, а драматическую часть роли Шарлотты сыграла все та же Йоханна Вокалек. Этим летом тему двойников продолжил Клаус Гут в новой постановке «Фиделио», где действовали две Леоноры, причем одна из них изъяснялась на языке глухонемых.
Автором спектакля выступил Томас Хенгельброк – дирижер и большой знаток музыки барокко. Он придумал концепт, переписав либретто, поработал режиссером и даже выступил как редактор, присовокупив к партитуре оперы Перселла пару музыкальных номеров. Хенгельброк добавил отрывки из Вергилиева «Энея», ранней работы Ницше «Злая любовь», переиначил пару сюжетных поворотов из либретто «Дидоны» Джованни Франческо Бузенелло. Но главный мотив постановки лежал в трактовке образа Дидоны: царица Карфагена раздвоилась на любящую, несущую благо Дидону – и ее мрачное alter ego, таившее бездны зла, персонифицированное в Колдунье. Первой на затемненной сцене «Фельзенрайтшуле» появилась драматическая актриса Йоханна Вокалек, декламируя монолог Гекубы и медленно шествуя в круге света под таинственные шорохи и еле слышный музыкальный фон (инструментальная версия «Ламенто» из оперы Франческо Кавалли «Дидона»). Высеченные в монолитной скале аркады светились холодным синеватым сиянием – и, право, трудно было бы выбрать лучшее место для представления мрачной истории с ведьмами и колдовством. Затем грянула оригинальная перселловская увертюра. И с началом первого акта из тьмы возникла другая, оперная Дидона – Кейт Линдсей.
Согласно либретто, следующему калькам английского театра времен Елизаветы, именно Колдунья исполняет функцию трикстера в сюжете: она обеспечивает попутный ветер в парусах Энеевой дружины, встречу героя с царицей и фальшивый голос Духа, возвещающий Энею волю богов: он должен покинуть Карфаген и отплыть к берегам Италии, где ему суждено основать новое царство.
В 75-минутном спектакле «Дидона и Эней» драматические речитативы Колдуньи занимали почти столько же времени, сколько музыкальные номера. Танец оказался третьей, не менее значимой составляющей синтетического зрелища. Солисты «Бальтазар-Нойманн хора» не только превосходно пели, точно и чисто артикулируя текст, но еще и выказали невероятную сноровку и прыть в затейливых хороводах. Смачно притоптывая в духе Брейгелевой «Деревенской свадьбы», они успевали стремительно перегруппироваться, не теряя при этом музыкальную нить и связность пения. Что делало честь не только дирижеру, но и хореографу спектакля Гайль Скреле.
Изысканные, свободного кроя костюмы Флоренс фон Геркан удлиняли силуэты главных героинь, придавая им особенное хрупкое изящество. Узкая фигура Кейт Линдсей в облегающем платье порою напоминала темный восклицательный знак – предвестник горестного ламенто. И часто ее трудно было отличить от Колдуньи – Йоханны Вокалек.
Драгоценнейшим подарком стала музыкальная составляющая спектакля. Ансамбль звучал мягко и удивительно пластично; голос Кейт Линдсей, гибкий, исполненный внутренней силы, просто завораживал. Фантастически широкий диапазон красок, тембров и оттенков: от шелестящего пиано – до грудного, напоенного соками жизни форте. От скрежещущих, исполненных желчи воплей – до певучего голубиного воркованья и светозарного кантабиле. Вся партия оперной Дидоны была устремлена к финальной скорбной арии, в которой она прощается с жизнью. «Тьма охватывает меня», – пела несчастная царица. Тьма коварно проникла и в ее душу, разъедая то доброе, что было рождено любовью. Так царица превратилась в ведьму; только спектакль об этом страшном перерождении начался с конца.
Зальцбург