Петербургский Театр музкомедии выпустил мюзикл «Белый. Петербург»

В спектакле по роману Андрея Белого на все лады запели российская история и культура
Российская история ожила с пением и в костюмах/ Владимир Постнов

Это настоящий гибрид театра и кино. Художник Олег Головко заставил сценическое пространство светлыми прямоугольными колоннами, на которые проецируется всякая всячина (ее в изобилии намонтировал видеоинженер Тимофей Мокиенко). Начало: на экране цифры – 1905, народ – большой сводный хор – 9 января идет жаловаться государю на свои беды. Проекция – Дворцовая площадь, там толпу и расстреливают: элегантно – не ружейные хлопки, но оркестровые аккорды. Сюжет стремительно перескакивает на Невский: толпа озорников из позолоченной молодежи нападает на щеголя-шофера, раздевает его и угоняет авто. Через мгновение мы уже в роскошном интерьере особняка сенатора Аблеухова: лепнина, позолота, по разные концы огромного стола завтракают хозяин и его сынок Николенька. Вжик – и колонны покрывает разъятая на части картина Климта. Или унылый петербургский пейзаж: всякие ночь, улица, фонарь, аптека.

Спектакль несется как на американских горках (в Европе именуемых русскими), стремительно меняя не только места действия, но и стили, приемы, интонации. Авторы определили жанр как мистерию – мистерия получилась в средневековом смысле: сочетание пафосного и похабного, аллилуйи и поругания, трагического и гротескного. Это под стать роману «Петербург», где Андрей Белый развивает образ фантасмагорического города, идущий от Пушкина, Гоголя и Достоевского.

В зеркале истории

В этом году Музкомедия – уже третий петербургский театр, где появляется Ленин: в фантомной сцене вместе с Троцким и Сталиным. Прежде тексты Ленина о войне и об империалистической политике правительства звучали в Александринке и в «Мастерской» Григория Козлова.

К имеющимся у Белого террористам, заставляющим Аблеухова-мл. подорвать бомбой собственного папашу, либреттист Константин Рубинский прибавил исторический контекст. Кроме Кровавого воскресенья выведен Государственный совет (в том числе проекцией знаменитого парадного полотна Репина), где Аблеухов-ст. предстает как бы Победоносцевым и предлагает подморозить Россию – с уморительными рецептами, как именно это сделать. Наконец, на бал пожалует сам Николай II с супругой – их Императорские Величества благоволят исполнить душещипательный дуэт на стихи Блока «Девушка пела в церковном хоре» – в 1905-м еще не хрестоматийные, а свеженаписанные.

В послужном списке 76-летнего композитора Георгия Фиртича одних только фильмов больше 70, а ведь кино требует от музыки умения, оставаясь собой, принимать форму предоставленного сосуда. «Белый. Петербург» сделан во всеоружии мастерства стилизации. «Революционная» песня-плач сменяется клавесинным аккомпанементом сенаторскому туалету. Революционер Дудкин разражается страстной арией про то, что он пианист, а людишки – клавиши, написанной в лучших традициях больших мюзиклов. Тиканье часов в бомбе вплетено в музыкальную ткань. Нет сомнений, что блоковские дуэт и романс на текст «Незнакомки» войдут в репертуар камерных вокалистов, а галоп, на который Гали Абайдулов поставил что-то вроде рок-н-ролла (особенно эффектного в бальных туалетах; художник по костюмам – Ирина Долгова), вдохновит еще немало хореографов.

В режиссуре Геннадия Тростянецкого тоже русские горки. Сцена Дудкина и сексота-провокатора Липпанченко проникнута настоящим драматическим напряжением, а возвращение некогда сбежавшей с любовником аблеуховской жены сыграно как откровенная буффонада. Младший Аблеухов, обреченный на убийство отца, впадает в подлинное, достоверное отчаянье, зато старший Аблеухов вместе со своей легкомысленной половиной затягивают дуэт, представляющий собой карамельную опереточную соплю. Которую тут же повторяют два других персонажа. Но при всей избыточности спектакля в целом в нем сразу несколько отличных актерских работ – а большего от режиссуры и не требуется.