Опера Екатерины Великой «Горебогатырь Косометович» вернулась на сцену Эрмитажного театра

Висенте Мартин-и-Солер, призванный к петербургскому двору во времена правления Екатерины II в 1788 г., – композитор отнюдь не заурядный. Он с успехом работал в городах Италии, при дворе короля неаполитанского Фердинанда IV, в Вене при императоре Иосифе II. Водил знакомство с Моцартом и Сальери, равно успешно писал и оперы сериа, и оперы буффа, в том числе на либретто знаменитого Лоренцо да Понте.

Так что приглашение известного композитора к русскому двору было вполне закономерным: Екатерина Великая желала заполучить лучшее из имеющегося. Для императрицы, нешуточно увлекавшейся сочинительством, написавшей немало сцен, пьес и драм для театра, сочинение оперных либретто было, однако, отнюдь не только развлечением или упражнением в различных литературных стилях. Екатерина всегда придавала своим либретто актуальное звучание, выводя в пьесах узнаваемых персонажей; она писала, что называется, на злобу дня. Вот и в опере «Горебогатырь Косометович» имеется сатирическая подоплека. Из-под пера Екатерины вышел настоящий политический памфлет, в котором прообразом главного героя стал кузен Екатерины шведский король Густав III, как раз в то время пытавшийся вернуть Швеции статус великой державы, отобранный у нее Петром I. Именно поэтому Екатерина не велела показывать оперную сказку «на городском театре» – дабы не обидеть дипломатический корпус.

Однако же на премьере оперы в Эрмитажном театре, состоявшейся 29 января 1789 г., дипломаты все же присутствовали. Опера быстро стала популярна; ее ставили повсеместно в русских усадьбах, в частных театрах. Внуки Екатерины II, Александр и Константин, знали оперу наизусть и распевали арии из нее. А игра в свайки и бабки, которой, согласно сюжету, увлекался главный герой, оказалась увековечена в двух скульптурах, установленных на крыльце Александровского дворца в Царском Селе.

Либретто Екатерина писала в соавторстве со своим личным секретарем Александром Храповицким. Что касается музыки, то Мартин-и-Солер честно пытался примирить в ней европейскую оперную традицию с русским мелосом. Наивную прелесть музыки и милую архаику русского сказочного языка сполна могли оценить слушатели, оказавшиеся в вечер премьеры в Эрмитажном театре, где произошло воистину второе рождение оперы. Проект был осуществлен в рамках ежегодного фестиваля Early Music, руководимого Андреем Решетиным, и стал его центральным событием, восстановив утраченную связь времен с «золотым веком» Екатерины Великой. Разумеется, подобные музыкальные редкости, буде извлечены из небытия, представляют прежде всего археологический, исторический интерес; однако и в смысле исполнительства на премьере все обстояло вполне благополучно. И юные солисты – Илья Мазуров (Горебогатырь), Андрей Сторожев (Кривомозг), Виталий Соболев (Тороп), Юлия Хотай (Локтмета), и «Оркестр Екатерины Великой» под управлением скрипача Андрея Пенюгина радовали филигранной отделкой музыкального текста и почти идеальной «впетостью» и «выгранностью» в него. Молодые голоса звучали звонко, ансамбли радовали чистотой тона и отчетливой агогикой, а гибкая фразировка была искусно сопровождаема музыкантами оркестра (скорее, впрочем, инструментального ансамбля). Партию первой скрипки вел сам Андрей Пенюгин, партии вторых скрипок ловко и соревновательно играли Андрей Решетин и Сергей Фильченко.

Барочные танцы были поставлены постоянным партнером фестиваля Клаусом Абромайтом; нарочитая, картинная жестикуляция (Данила Ведерников) – каждый жест, каждый поворот кисти, головы, корпуса казались эдакой вычурной виньеткой, розанчиком, вытканным по текстовой канве, – восполняла недостаток декораций: их заменяли два-три легких передвижных стенда. Главной визуальной приманкой стали роскошные костюмы, выдержанные в квазибарочном, пародийном стиле; их предоставила Наталья Метелица, директор Театрального музея.

Несколько утяжеляли течение спектакля затянутые разговорные диалоги, каждое слово в которых произносилось наособицу, с оттяжкой, как бы «на котурнах»; за прочтение текста, фонетику и интонирование отвечал Андрей Решетин. Впрочем, стоит оценить по достоинству амбициозность и историческую важность подобной реконструкции практически забытой оперы; в ней нашлось место и почтенной старине, и цветущей молодости, персонифицированной в солистах и музыкантах оркестра.

Санкт-Петербург