На «Золотой маске» показали спектакль о пришельцах по пьесе Гольдони

Режиссер Андрей Жолдак сделал комедию дель арте по мотивам современного масскульта
Жолдака часто вдохновляют фильмы фон Триера: в этот раз не обошлось без влияния «Меланхолии»/ Stanislav Levshin

Когда во втором действии появляется Труффальдино с большим накладным носом и начинается вдруг кусок из «Слуги двух господ», это вызывает легкое недоумение. Формально спектакль «Жолдак Dreams: похитители чувств» поставлен по этой пьесе, но зачем такой внезапный буквализм. Ведь так было славно: мафиози, роботы, инопланетяне. Жолдак вываливает на сцену настоящую поп-культурную свалку и, конечно, транслирует ее на гигантский задник-экран – это же все из кино! И совершенно не важно, по какому тексту это поставлено – Гольдони, телефонному справочнику или «Краткому курсу истории ВКП(б)». Это не случай мэшапа, как «Гордость и предубеждение и зомби», когда автор следует хрестоматийной канве, добавляя туда дикость и трэш. У Андрия Жолдака – вольный полет.

Спектакль начинается с появления на экране самого режиссера, Автора с большой буквы, который признается, что приступил к работе над «Слугой двух господ», но быстро заскучал и решил ставить собственные сны. Потом включается трансляция ютьюбовского ролика про то, как американские астронавты, облетая темную сторону Луны, услышали шумы, напоминающие музыку. И только после этого в реалистической декорации большой гостиной начинает неспешно разворачиваться история сватовства, от которой персонажей регулярно отвлекает яркий свет из высоких окон. Завороженные Доктор Ломбарди (Максим Бравцов), синьора (извините) Панталоне (Андрей Аршинников), Клариче (Елена Осипова), Сильвио (Иван Федорук) и Бригелла (Семен Мендельсон) вглядываются в свет и открывают рты. «Ничего себе», – шепотом говорит сидящий перед сценой актер Сергей Стукалов, озвучивающий всех мужских персонажей. «Они уже близко!» – пищит сидящая рядом актриса Полина Дудкина, озвучивающая все женские роли, в частности двух Черных ангелов (один из них – копия). Затем все возвращаются к своим делам. Крестный отец Ломбарди кряхтит и сипит, что «нужны новые формы», ходит по сцене каракатицей и подкручивает пышные усы (во втором действии ус отклеится, и Ломбарди пожалуется на гримеров). Сильвио, чьи ботинки примотаны скотчем к котурнам, звонит по мобильному и громким шепотом рассказывает, что деньги не привезли и «у Могучего будут проблемы» (имеется в виду худрук БДТ Андрей Могучий). Панталоне в блестящем платье жеманится и заигрывает с Бригеллой. Одетые в лакированную черно-красную униформу ангелы-роботы (Александра Магелатова и Надежда Толубеева) тренируются, щелкая невидимыми бичами или заставляя других персонажей совершить какое-нибудь действие (например, взять пистолет и застрелиться). Все несут необязательную ахинею и шутят «шутки, свойственные театру» (упоминается мафиозная фамилия Кастеллуччи), сюжет задвигается куда-то на темную сторону Луны и остаются только сцены-состояния, комические или странно магические, как с ослепительным светом из окон, напоминающим о «Меланхолии» Ларса фон Триера.

Ученик Васильева

Украинец Андрий Жолдак учился режиссуре у Анатолия Васильева. И, как все самые яркие ученики выдающегося российского новатора, ушел от эстетики учителя очень далеко. Но, кажется, перенял и сохранил главное – желание и волю к построению собственной театральной утопии.

Тотальная ирония совмещается у Жолдака с почти детским отношением к театру как к чуду, месту, где реализуется невозможное и любая чепуха может стать волшебством. Его конструкция не лишена логики: можно сказать, что космические оперы, гангстерские фильмы и хорроры про похитителей тел заполняют в сегодняшнем массовом сознании ту же нишу, что комедия дель арте в сознании итальянцев XVI–XVIII вв. А к роботам в роли современных дзанни публика привыкла как минимум со «Звездных войн». Но дело не в логике. Иногда кажется, что Жолдак просто отключает голову вообще. Для режиссера это никак не комплимент, но в случае Жолдака это правило не действует. Чем больше он отдается интуиции, чем свободнее берет ассоциации, тем больше энергии высекается из столкновения разнородного материала.

У Жолдака, конечно, давно есть фирменные приемы. Например, разделение тела и голоса, действия и звука, в частности пантомима с громкой подзвучкой, когда персонажи изображают, будто расстегивают на теле молнию и снимают собственную кожу как чехол (но что может быть естественней для робота или пришельца). Важнее, однако, что он искренне считает себя новатором и энергия его простодушия – термоядерная. Он пишет пространные манифесты об актере будущего – «астронавте, добровольно отправляющемся в идеальное пространство из круга деревянных или пластиковых театральных залов». Он пытается реализовать эту утопию в спектаклях. Его несет, ему трудно остановиться – хоть в тексте, хоть на сцене. «Жолдак Dreams» тавтологичен, его хочется изрядно сократить: второе действие с появлением киборгов Флориндо (Дмитрий Мурашев) и Беатриче (Александра Куликова) кажется избыточным, шума становится больше, драйва – меньше. Но сокращать, вероятно, невозможно – Жолдак и умеренность несовместимы. С его спектаклями не всегда удается попасть в резонанс, но, когда это случается, можно вслед за ним испытать – хоть на несколько мгновений – это детское ощущение театра, в котором возможно все. Посмотреть в окно, как приближаются пришельцы, и прошептать: «Ничего себе».