В фонде In Artibus открыли выставку Михаила Рогинского

Выставку «Михаил Рогинский. Прощание с «Розовым забором» открыли в In Artibus Foundation по случаю. Инна Баженова, основатель фонда и коллекционер, передала его картину «Розовый забор. Рельсы» 1963 г. в дар Центру Помпиду. Теперь эта известная, знаковая и просто очень хорошая работа висит в парижском музее современного искусства на выставке «Коллекция!» вместе с другими дарами от художников и меценатов. Московская же выставка, где остался «Розовый дом», свидетельствует, что у наших коллекционеров и в фонде художника хватает прекрасных вещей, чтобы сделать большую и красивую выставку одного из самых сильных русских художников-шестидесятников.

В случае Рогинского даже не хочется уточнять, что не просто шестидесятника, а именно нонконформиста, настолько его творчество органично ложится в историю русского искусства ХХ в., естественной части мирового, настолько уместны и необходимы его картины в экспозициях наших музеев. А правда и логика развития искусства куда важнее, чем обстоятельства жизни художника, его участия в официальных союзах и неофициальных сообществах, степени прижизненного признания. С течением времени все меньше Рогинский видится разрушителем канонов и критиком системы, все больше – тонким живописцем и лириком. Этому способствует и нынешняя его выставка, где нет объектов и очень мало так называемых «портретов вещей», приклеивших художнику неуместный ярлык «русского Уорхола».

Четыре десятка собранных в фонде работ Рогинского не складываются в программную выставку с идеей, классификацией и стремлением к полноте. Они представляют не все, но разные грани живописца, волшебным образом превращающего розовый-заборный в цвет экзистенциальной тоски, а серый – в цвет счастливых воспоминаний-сновидений. Весь московский пейзажный цикл, написанный в разное время на холсте маслом или на бумаге акрилом, с натуры и по памяти, представляет мир тотально серый, тусклый, но с таким количеством оттенков, что видится эмоционально насыщенным, сложным, никак не унылым. И если в ранних работах, 60–80-х гг., еще заявлен протест – особенно там, где в картину введен текст, – то позже, в «Синем бараке» или в картине «Дверь», – только любовь к прошедшему, каким бы оно ни было, как ни окрашено.

«Москва – это прежде всего дворы, улицы, переулки. Гаражи вносят новый элемент в атмосферу дворов. Что характерно для московских дворов – это их интимность, их поэзия. И все это происходит само по себе» – надпись стала у Рогинского элементом городского пейзажа 1996 г., ее буквы так же корявы, как и изображенные дома, и так же знакомы зрителю. Кажется, что и тусклая картина с буквами произошла сама по себе, естественно, как московский двор, поэтому она интимна и поэтична. Наверное, когда эта неказистая естественность вымывается из московской жизни вместе с поэзией, именно городские пейзажи Рогинского становятся так притягательны. Хотя там есть и замечательные натюрморты, прежде всего радужный «Натюрморт со стулом», где стул – венский, а рядом – бутылка «Московской».

До 7 ноября