В Перми поставили оперу про Эзру Паунда

Композитор Алексей Сюмак обошелся без солистов и оркестра, а дирижера Теодора Курентзиса превратил в актера
Теодор Курентзис остался дирижером и став участником спектакля
Теодор Курентзис остался дирижером и став участником спектакля / Марина Дмитриева

Мы уже привыкли к неожиданностям, которые сопровождают чуть ли не каждую оперную премьеру в Перми. И все же опера Cantos («Песни») по мотивам одноименного цикла стихов Эзры Паунда – из области совсем уже запредельного, она состоит из того, из чего оперный продукт состоять не может. В Сantos нет солистов, вместо них коллективным певцом предстает камерный хор MusicAeterna. Роль оркестра исполняет солирующая скрипка (Ксения Гамарис). Теодор Курентзис не просто дирижирует, а является полноценным участником действия, которое публика наблюдает не из зала, а с трибун, симметрично стоящих прямо на сцене.

Воспитатель

Художественный руководитель Пермской оперы Теодор Курентзис мыслит воспитание зрителя частью осуществляемой им культурной революции. Два года назад своей целевой аудиторией он объявил людей, покидавших зал во время представления оперы Дмитрия Курляндского «Носферату». В нынешнем сезоне на базе Пермского театра оперы и балета открылась «Лаборатория современного зрителя». В ее рамках о Cantos Эзры Паунда прочли лекции исследователи его творчества.

К постановке привлекли молодую петербургскую команду во главе с режиссером Семеном Александровским и художницей Ксенией Перетрухиной. Они буквально перетрясли постановочный оперный шаблон, сочинив до хореографичности хрупкое действие, которое больше напоминает балет-мистерию. Курентзис участвует в нем первым среди равных. Его Орфей – Паунд живет то в сердцевине человеческой массы, то возвышаясь над ней на столе-подиуме (Перетрухина сделала его осевым объектом действия). Постоянно меняющий очертания групп хор мерцает функциями то рупора, то оппонента Курентзиса, чей персонаж в ключевой момент оперы садится на авансцену, долго и обреченно кутаясь в гражданское пальто, – в этот миг у зрителя обрывается сердце. Хористы выходят из зала, притягиваемые сценой, будто гравитационным полем. Вместо декораций – хрупкая инсталляция из саженцев, отгораживающих публику от действия. В какой-то момент саженцы складывают кучей хвороста, словно для жертвенного костра. Но вместо него в финальных дымах и туманах публике, поднятой с мест и подведенной к самому краю сцены, из-за занавеса открывают волшебное зрелище зала с деревцами в партере, огнями вдоль ярусов и колеблющимся звуком плывущего откуда-то сверху аккорда. Спускаясь гуськом в эту призрачную долину, люди теряют чувство реальности, а уже на улице и вовсе одуревают: на снегу около дверей их встречают ряды красиво горящих фонарей. Вся жизнь – театр. В Перми с этим никто не спорит.

Опера Сantos на тексты американского поэта-парии, в трагический период принявшего обет молчания, стала очередной сенсацией Пермской оперы. Стихам и образу эскаписта Эзры Паунда, бежавшего в довавилонскую языковую общность от распадавшейся реальности начала ХХ в., Сюмак ответил намерением достичь той звуковой черты, за которой, кажется, нет ничего, кроме смерти. Композитор, за неделю до премьеры отметивший 40-летие, собрал сложную композицию, где хрупкое и теплое, глубокое и искреннее живут своей жизнью и впечатляют ничем не хуже Орфеевой лиры. Партия скрипки, сложенная из метеоритных осколков скрипичной литературы, в контакте с голосами становится тревожной причиной высоковольтных замыканий. Хоровая партитура зияет очертаниями далеких, забытых пластов музыки с приподнятыми, как из глубины, остатками шумов, сполохов, гудений. Представить, что слышишь звук человеческого происхождения, попросту невозможно: коллективное «горло» МusicAeterna заставляет забыть о привычном делении тембров на женские и мужские, преподнося хоровой вокал искусством какого-то абсолютно несуществующего типа. Работа этого хорового «агрегата» и составляет главный звуковой сюжет невероятной «оперы наоборот». Путешествие в мир скрипящих, кричащих, шепчущих звуковых теней – настоящая одиссея. В загадочном течении небывалой музыки открываешь слои полифонии, приемы инструментального театра. Человеческому молчанию резонируют хтонические гулы и вибрирующее безмолвие небытия. Скрипка умеет человечески задыхаться, а людские голоса – нечеловечески вмерзать в капроновый шорох тамтама. Алексей Сюмак преподает в консерватории полифонию, гармонию и анализ музыкальных форм. Сцепив две кварты, он умеет вложить в хоровое горло кляп диссонанса, а колеблемыми вибрациями большого человеческого коллектива расшевеливать тишину.

Композитор, более известный на Западе, чем у нас, уже пересекался с Курентзисом: на фестивале «Территория» в 2007 г. Курентзис дирижировал его оперой «Станция» на стихи Пауля Целана. Затем была написана опера «Немаяковский». Cantos – последняя в триаде опер Сюмака на тексты выдающихся поэтов ХХ в. Эзра Паунд сотрудничал с режимом Муссолини, вел антисемитскую радиопрограмму, электрический стул ему отменили, признав невменяемым. Двенадцать лет в психиатрической лечебнице Паунд сопроводил обетом молчания. Сегодня он покоится на том же кладбище Сан-Микеле в Венеции, где лежат Дягилев, Стравинский и Бродский. Похоже, в опере Cantos Алексея Сюмака можно услышать эпитафию величию слова, ушедшего в защищенные от трепки временем глубины. Предфинальному хору на стихи M’amour, m’amour отвечает тихая нота поэтического финального аккорда-тянучки, под который, покидая зал, испытываешь ощущение конца прекрасной эпохи.

Пермь