Пушкинский музей показал «Багатели» Василия Кандинского

Камерная выставка графики и миниатюр посвящена юбилею художника
Картины на стекле Кандинского миниатюрны/ Е. Разумный/ Ведомости

Багателями, безделушками, Василий Кандинский назвал серию своих маленьких стилизованных картин на стекле на сюжеты куртуазные, сказочно-жеманные, где амазонка на розовом коне скачет над замком с голубыми львами на воротах, а девушка с поясом-бантом на тонкой талии строит глазки смотрящему на нее зрителю.

Миниатюры эти написаны не молодым уже человеком, зрелым художником, автором авангардных абстрактных композиций и книги «О духовном в искусстве» в Москве, до- и послереволюционной. Они же дали название выставке, которой Пушкинский музей отметил юбилей признанного классика русского искусства: «Багатели» Василия Кандинского. Живопись на стекле, акварели и рисунки. 1915–1920. К 150-летию со дня рождения художника».

Багатели определили и дополнительный, лирический, сюжет экспозиции – встречу Кандинского с будущей женой Ниной Андреевской. После телефонного знакомства с ней была написана красивая абстрактная акварель «Одному голосу», свидетельствующая скорее о смятении чувств художника, чем о его влюбленности в девушку вдвое его моложе. Брак, как известно, оказался счастливым, и вскоре после женитьбы сама Нина сделала по рисункам мужа несколько стилизованных миниатюр на стекле, также показанных на выставке.

Сила судьбы

В книге «Кандинский и я» Нина Кандинская писала, что «всегда верила в силу судьбы» и что ее встреча с мужем как раз проявление того, что судьба была к ней всегда благосклонна. Он влюбился, услышав ее голос по телефону, ее при встрече «больше всего заворожили его добрые, прекрасные голубые глаза».

Однако сантиментам здесь не удалось одержать победу над музейным исследованием. Кандинский очень цельный художник, полностью сформировавшийся ко времени своей второй женитьбы. И не только в абстрактной графике, представленной на выставке, но даже в стилизациях остающийся верным себе и своей художнической философии.

Так, в полулубочном-полуабстрактном «Гармонисте» голубую гору, окруженную совсем условными водами, венчают вполне узнаваемые терема да церкви. И любому понятно – цвет в этой шутке звучит так же музыкально, как в большой «Фуге», написанной тремя годами раньше. В небольших вещах, так же как в программных, Кандинский мог показать, что конкретность изображения для живописи не обязательна.

Выставка составлена в основном из произведений, хранящихся в ГМИИ им. А. С. Пушкина, но дополнена прекрасными вещами из других музеев (очень красивые листы привезли из Вятского художественного музея) и частных собраний. Серьезности ради и для объема в экспозицию добавлены немецкие народные картинки на стекле и русский лубок, вдохновлявшие Кандинского, а также фарфор с росписью по его рисункам. Некоторая сумбурность экспозиции не лишила ее обаяния.

До 12 февраля