Живопись мастеров Лондонской школы из Tate Gallery впервые привезли в Москву

В ГМИИ им. А. С. Пушкина открывается выставка «Фрэнсис Бэкон, Люсьен Фрейд и Лондонская школа» (ее кураторами стали Элена Криппа из Tate и Данила Булатов из Пушкинского музея). 80 работ, привезенных в Москву из Tate Gallery, составили пятую после Лондона, Лос-Анджелеса, Малаги и датского Орхуса версию проекта, впервые показанного в 2016 г. в США. Его наиболее точное, использованное в Лондоне название All to human отсылает к эссе Ницше и формулирует суть этого искусства, исследующего человека как главную ценность мира, подчеркивающего его хрупкость, столь очевидную после пережитых войн.

«По мне, предмет искусства – человеческая глина, / Пейзаж – всего лишь фон для торса; / Все яблоки Сезанна я отдам / За маленького Гойю иль Домье». Из этого фрагмента поэмы Одена «Письмо лорду Байрону» 1937 г. один из «лондонцев», Рон Брукс Китай, позаимствовал название для их первой выставки «Человеческая глина» (Human Clay), устроенной для Совета по искусству Великобритании в 1976 г. Ратовавший за фигуративное искусство – «против провинциального и ортодоксального авангарда» – Китай (1932–2007) и ввел в обращение термин «Лондонская школа». Все причисленные к ней художники были приверженцами именно фигуративной живописи. Но бесконечно далеки от реализма в традиционном русском, советском понимании. Далеко не сразу они были поняты и в Лондоне, который их объединил. Как объединил когда-то Париж героев Парижской школы, только здесь не было лидеров и второстепенных персонажей. Их было так мало, что работы каждого поместились на выставке в Москве.

В многослойных холстах Франка Ауэрбаха (род. 1931) и Леона Коссоффа (род. 1926), его соученика по классу Дэвида Бомберга (1890–1957), временами вызывающих ошибочные ассоциации с абстракцией, щедрые даже не мазки, а куски краски превращаются в ту самую человеческую глину, мясо, о которых писал Оден. Бесстыдные обнаженные Люсьена Фрейда (1922–2011) и его тщательные, с прорисованными волосками и микроскопическими деталями, отсылающие к Северному Возрождению портреты; мрачные, почти без лиц, картины Бомберга (он был старше всех и опередил свое время, не дожив до нынешней славы) и деконструированные фигуры и лица на картинах Фрэнсиса Бэкона (1909–1992), самого известного художника Лондонской школы и, возможно, самого значимого, если учесть его влияние на искусство будущего, – все это было создано примерно в одну эпоху. «Исказить объект и выйти за пределы его внешнего облика, но затем в этом искаженном вновь вернуться к фиксированию внешнего образа», – объяснял Бэкон свой метод. И в ГМИИ можно теперь увидеть среди прочего вторую версию его триптиха 1944 г. «Три этюда к фигурам у подножия распятия», который висел в 1976-м на выставке Human Clay, предъявившей миру искусство нового Лондона, заполненного беженцами и переселенцами. Искусство травмы, созданное большей частью эмигрантами, видевшими много зла, но сохранявшими бесстрашие уже потому, что пережили войну, а кто-то и не одну.

Американец Рон Брукс Китай был потомком венгра и бежавшей из Российской империи еврейки. Писавшая нелицеприятные портреты Паула Регу (род. 1935) родом из Португалии. Родители Бомберга перебрались в Лондон из русской черты оседлости еще в XIX в., а родители Леона Коссоффа – в начале XX столетия, и мы видим их на созданном сыном гигантском холсте «Две сидящие фигуры № 2» (1980). Франк Гельмут Ауэрбах, сын берлинского патентного адвоката, вывезен в 1939-м вместе с тысячами других еврейских детей в ходе операции «Киндертранспорт» – отец с матерью погибли в концлагере. Люсьен Майкл Фрейд, внук отца психоанализа, переехал с родными из того же Берлина в 1933-м, после прихода к власти нацистов. Родившийся в Дублине Фрэнсис Бэкон попал в Лондон 17-летним. Хотя и в его судьбе сыграл свою роль Берлин – увиденные там в 1927-м «Метрополис» Фрица Ланга и «Броненосец «Потемкин» Сергея Эйзенштейна, по словам художника, очень на него повлияли.

До 19 мая