Что наделал Харви Вайнштейн

Есть в Харви Вайнштейне величие. Ну, может быть, не такое величие, как в Чарльзе Фостере Кейне, но все равно – когда читаешь десятки статей и материалов о нем, челюсть отвисает. Закомплексованный мальчик из Квинса стал самым знаменитым голливудским продюсером, толстым, грубым матерщинником, альфа-самцом, колоритным, как черт, звездой под стать тем режиссерам, актерам и актрисам, которых он делал суперзвездами.

Это его студия Miramax пестовала независимых кинематографистов вроде Тарантино. Это он прокатывал в США картины, победившие на Каннском, например, фестивале, – и при этом резал их, как хотел («Я сокращал и перемонтировал их не для развлечения, я просто хочу, чтобы это дерьмо работало!»). Если ему надо было что-то от режиссеров, он не стеснялся беспокоить их даже на смертном одре (ходит легенда, как он бомбардировал срочными деловыми письмами умирающего Сидни Поллака). Из чистых азарта и тщеславия он продвигал свои фильмы на «Оскарах», закатывая для академиков шикарные вечеринки, а потом обзванивая их лично и доказывая, что «Артист» – лучшая картина года, Жан Дюжарден – лучший актер, а Мишель (о господи!) Хазанавичюс – лучший режиссер. Потратил миллионы, но добился своего – и встречал награды с детской радостью. «Оскары» были его любимым спортом, он «дотанцевал» до них десятки режиссеров, актеров и актрис (подсчитано, что его благодарили со сцены чаще, чем Бога). Сверхъестественный напор, самоуверенность, вдохновение.

Только падение его было не таким торжественно-оперным, как подобало. В 2017-м выяснилось, что все эти годы он грязно приставал к женщинам. Кому-то, как молоденьким Гвинет Пэлтроу или Анджелине Джоли, просто делал непристойные предложения (Гвинет быстро решила вопрос с помощью тогдашнего жениха Брэда Питта, поговорившего с продюсером по-мужски), кого-то лапал, кого-то заманивал в номер и там внезапно демонстрировал гениталии, а кого-то, похоже, насиловал (судебные процессы идут до сих пор). Очень от многих он откупался, но в 2017 г. десятки женщин рассказали о том, что с ними проделывал Вайнштейн, на этой волне развернулось движение #MeToo. Полный спектр – от мальчишеского приставания, от скверного анекдота до тяжкого уголовного преступления.

В картине Урсулы Макфарлейн «Быть Харви Вайнштейном» (в оригинале Untouchable – «Неприкасаемый») нет, естественно, интервью с главным героем – он теперь прячется от биографов. Вайнштейн присутствует только в архивных и репортажных съемках, в фотографиях и аудиозаписях.

Зато есть интервью с людьми, которые проработали с ним много лет, а теперь каются, признают свои ошибки, решительно отмежевываются. «Я не могу простить себе, что не уволился сразу после того, как мою приятельницу унизили». «В меня летали пепельницы, одна весом в два килограмма». «Он расхаживал при мне голым и превратил это в норму – сказал, что нечего быть неженкой, ему некогда думать о девичьих чувствах». И интервью с женщинами, которых он склонял к сожительству, как правило, в предельно вульгарной форме и, как правило, успешно. Среди самых ранних жертв Урсула Макфарлейн нашла Хоуп Д’Аморе, поведавшую, как дружок Харви еще в 1978 г. заселился с ней в гостиничный номер и посреди ночи ею овладел. Свидетельства множатся – вот уже актриса Пас де ла Уэрта рассказывает, что с ней проделывал Вайнштейн («он задрал мне юбку, я застыла от ужаса»), вот еще одна женщина говорит, как Харви насильно занялся с ней оральным сексом, вот он кого-то преследует, вот вновь кого-то оскорбляет.

А еще он однажды страшно наорал на журналистку, подошедшую к нему с диктофоном, начал этот диктофон вырывать, говорить: «Я рад, что я fucking шериф этого shit ass fucking города!», потом выталкивать ее коллегу и бойфренда на улицу. Шейный захват, удар кулаком по голове. Вокруг толпа фотографов, сделаны сотни фотографий – но потом Вайнштейн нажимает на все волшебные кнопки, и ни одна фотография не попадает в печать. А той самой журналистке редактор говорит: «Не нагнетай эту историю, с ней ничего не сделаешь. Харви – это Россия. Не пиши о нем».

Эта брошенная вскользь фраза впечатлит отечественного зрителя сильнее, чем все остальное. Американцы воспринимают Харви как существо из иной и, увы, варварской культуры, в которой если есть сила, то все дозволено и с которой трудно справиться. Если вспомнить, как восприняли дело Вайнштейна многие российские публицисты и кинематографисты (Никита Михалков объявил, что дал бы Вайнштейну спецприз ММКФ), покажется, что в Харви действительно больше русского, чем еврейского или американского. Ну да, он пытался, а девушки сопротивлялись – что тут такого?

Американские рецензенты восхищаются драматической паузой, которую Хоуп Д’Аморе выдерживает, подыскивая слова для описания пережитого насилия («Я не выцарапала ему глаза, но я говорила «нет» и отталкивала его»). Они видят в этом катарсис – а русские циники захотят прошептать ей, что она снимается не в художественном фильме, а в документальном и «Оскара» за эту паузу ей не видать. Ее слова, что та ночь с Вайнштейном преследовала ее всю жизнь, расценят как нелепое преувеличение. При виде Пас де ла Уэрты обратят внимание на ее странную заторможенность – на таблетках, что ли? Наркоманка? У журналистов, описывающих вайнштейновское поведение, заметят в глазах не скорбь, а восторг: фраза про шерифа осталась на диктофоне, ура, это цитата века! Появление еще одного журналиста, Ронана Фэрроу (сына Миа Фэрроу и Вуди Аллена, одного из тех, кто разжег скандал 2017 г.), встретят словами «Так вот ты какой, ребенок Розмари».

Русские – и консерваторы, и циники, которых жизнь научила никому не верить и все встречать ядовитой иронией, – видят в движении #MeToo прежде всего психическую эпидемию. Американские обличители, гневные и трепетные, видят в нем торжество гуманизма (и готовы растерзать на мелкие клочки тех, кто скажет хоть слово против). Это два полярных взгляда на историю человека, который был одновременно абсолютным чудовищем, озверевшим от безнаказанности хамом, подобным русским «браткам» из 1990-х, – и великим продюсером, страстным человеком, без памяти влюбленным в кино, фигурой эпических масштабов не из наших вегетарианских, пресных, политкорректных времен.

С таким не хочется контактировать, на такого хочется смотреть издали – но, конечно, хочется. И фильм Урсулы Макфарлейн – набросанный штрихами, но вовсе не такой уж плохой портрет Вайнштейна. Да, вряд ли Макфарлейн предусматривала аналогии с «Гражданином Кейном», но они появляются – и когда появляются, от них уже не отмахнуться.

Автор – специальный корреспондент «Комсомольской правды»