Единственный для меня способ пережить цензуру идеологии – художественное самовыражение

В петербургском Манеже открылась выставка южнокорейской художницы Ли Бул
Художница Ли Бул/ Ray Tang / Zuma / TASS

С 13 ноября в Центральном выставочном зале «Манеж» в Санкт-Петербурге работает выставка южнокорейской художницы Ли Бул «Утопия спасенная». Это редкое исключение: в связи со второй волной коронавируса Министерство культуры приказало приостановить временные выставки в музеях федерального подчинения. Но эту было уже не остановить – выставка проходит в рамках года культурных обменов между Россией и Южной Кореей, приуроченного к 30-летию установления дипломатических отношений между странами. На ней собраны работы корейской художницы за последние 15 лет, причем вместе с ними экспонируются и работы наших мастеров, которыми вдохновляется Ли, – художников Казимира Малевича, Александра Родченко, Александры Экстер, архитекторов Ивана Леонидова и Якова Чернихова и даже ученого и изобретателя Константина Циолковского (на выставке представлены его рисунки). Это первая экспозиция Ли Бул в России. Она готовилась около двух лет, Ли участвовала в ее создании на всех этапах: выбирала свои работы в соответствии с тем, какие экспонаты готовы были дать российские музеи, следила по видеосвязи за монтажом и даже сделала в своей мастерской макет Манежа в масштабе 1:50.

/ Центральный выставочный зал «Манеж»

Запах и шум

Ли занимается в основном инсталляциями. На заре своей деятельности она придумала Majestic Splendor – это украшенные блестками, бусинами, искусственными цветами мертвые рыбы, помещенные в прозрачные полиэтиленовые пакеты. В 1997 г. она показывала эту инсталляцию в Музее современного искусства в Нью-Йорке. Когда рыбы начали гнить, запах распространился в зал с ретроспективой нидерландского художника Виллема де Кунинга, располагавшейся этажом выше. Музей досрочно снял рыб с экспозиции, не предупредив Ли. Она подала в суд. Шум получился знатный.

/ Sang-Tae Kim / Art Son Je Center

В том же году известный куратор Харальд Зееман позвал Ли с ее инсталляцией на Лионскую биеннале. Правда, были приняты специальные меры для нейтрализации запаха. В следующем году Ли стала одним из финалистов Hugo Boss Prize, а в 1999 г. представляла Южную Корею на Венецианской биеннале серией Cyborg – роботизированными (но явно похожими на женские) силиконовыми фигурами без голов, которым не хватает отдельных частей тела. Это как раз была эпоха, когда мир говорил о генных улучшениях и овечке Долли, а выбранный Ли материал отсылал к пластической хирургии. Работа была отобрана для основного, самого престижного проекта арт-смотра биеннале.

Другой работой Ли в Венеции была Gravity Greater than Velocity and Amateurs – капсулы, в которых можно было петь караоке, глядя на любительское видео резвящихся в лесу девочек. Как она объясняла, это «гиперреальность, где испытываемые желания, удовольствие и счастье могут быть более реальными и увлекательными, чем в обыденном мире». На биеннале Ли вручили специальную награду Menzione d’onore («Почетное упоминание»). В итоге Ли стала одним из немногих южнокорейских художников, получивших международное признание. Ее выставки проходят от Сиднея до Парижа, а работы продаются на Christie’s.

Дочь диссидентов

Пыль – вот самое яркое детское воспоминание Ли. Она родилась 25 января 1964 г. За два года до этого в Корее установилась диктатура Пак Чонхи, известного своими экономическими реформами, позволившими стране совершить рывок в развитии, и политическими репрессиями. Родители Ли были левыми диссидентами, и девочка с детства привыкла к обыскам в доме и частым переездам – ее семья искала место, обитатели которого не особо беспокоились бы по поводу визитов полиции к соседям. Немало времени они провели в одном из таких мест – городке неподалеку от Сеула, где все деревья были срублены на топливо, в ветхих домах жили обрабатывающие окрестные поля крестьяне, семьи военных из части неподалеку и такие же скитальцы, как ее родители, а рядом проходила построенная в рамках программы модернизации и почти заброшенная за ненадобностью дорога. Пыль там была повсюду, вспоминала Ли.

Зачем Ли картины

Ли занимается не только трехмерными инсталляциями, но и двухмерными картинами. По способу создания их можно разделить на две категории, объясняет сайт ярмарки Art Basel. В первом случае на шелк или бархат наносятся волосы, засушенные цветы, перламутр. Во втором краски смешиваются между собой и с разными материалами, получается нечто вроде искусственного мрамора, густой слой которого полируется после застывания. Ли увеличивала на iPad изображения своих картин и показывала их мельчайшие детали собеседнику из Art Basel: «Образы моих картин связаны с моими скульптурами и инсталляциями. Работа в двух измерениях дает мне возможность использовать материалы, с которыми трудно работать в трехмерных произведениях». И кроме того, добавила Ли, картинами куда проще, чем фотографиями инсталляций, иллюстрировать статьи в соцмедиа и СМИ.

А вот ее дом был как оазис. Родителям запрещалось собираться в группы более 10 человек даже по работе. Мать работала из дому и шила с соседками сумочки, украшенные стеклянными бусами. «В нашем доме был совсем другой пейзаж, чем снаружи, – рассказывала Ли The Guardian. – Комната, полная женщин, работающих с цветом». Это был не единственный сильный контраст ее молодых лет, отразившийся на ее стиле, считает Ли. Как-то она увидела, как влюбленные, катаясь на мотоцикле, врезались в кондитерскую, кровь смешалась с кусками тортов и кремом: «Это была красивая авария».

Она ходила в школу, где ее насильно переучивали в правшу, привязывая «неправильную» руку. Возвращалась домой – и садилась рисовать левой рукой. «Я выросла в период политических и социальных потрясений в Южной Корее. Я начала заниматься искусством, пытаясь понять взаимосвязь между социальными проблемами и эмоциональным влиянием, которое они оказали на меня в детстве», – цитирует ее интернет-издание Art Radar. «Не только диссидентам, но и их семьям не разрешалось участвовать в любой деятельности, где было более 10 человек, – приводит ее слова сайт аукциона Christie’s. – Я поняла, что нужно найти занятие, которым могла бы заниматься одна. Я решила, что единственный для меня способ пережить жесткую цензуру идеологии – художественное самовыражение».

Что значит рыба

В 1987 г. Ли окончила Университет Хоник в Сеуле, одну из самых престижных художественных школ страны, получив диплом скульптора. Вместе с рядом художников она создала группу Museum, enfants terribles мира художников, бросивших вызов традиционным критериям искусства. Ли пробовала силы в скульптуре и живописи и в конце концов пришла к выводу, что ее искусство – это перформансы. В 1989 г. она сделала перформанс «Аборт» – подвешивалась обнаженной к потолку, облизывала леденец и с болью в голосе рассуждала об абортах (на тот момент запрещенных в Корее). Как-то зрители не выдержали, распутали веревки и освободили художницу.

В следующем году она вышла на улицы в костюме из рук, щупалец и чего-то вроде внутренних органов. В нем она ползала по полу корейских музеев, расхаживала по полям, а в 1990 г. поехала в Японию, назвав этот перформанс Sorry for suffering – You think I’m a puppy on a picnic? («Простите за страдания – думаете, я щенок на пикнике?»). Сначала ее не хотели пускать в костюме в самолет, а в конце концов сказали, что она в нем не влезет в кресло – пришлось покупать два места. Ли расхаживала по центру Токио, привлекая взгляды толпы. Но больше всего ее впечатлил случай, когда она захотела войти в храм. Служитель ее остановил. Но окружающие возмутились и отстояли ее право носить то, что хочет, где хочет. «Они думали о правах человека. И это расширило тематику моих работ», – говорила Ли The Guardian.

Постепенно она переключилась на создание инсталляций. В 1997 г. Ли впервые появилась на арт-сцене Нью-Йорка на совместной выставке с японским художником Чи Мацуи в Музее современного искусства с той самой инсталляцией с рыбами. Художница говорила, что ее создание навеяно корейским термином, буквально означающим «запах животного в тепле». Однако этот термин редко применяется к животным – гораздо чаще он используется для отрицательного обозначения запаха женского тела. Рыба является символом плодородия во многих культурах Азии. Ли использовала ее, чтобы заставить посетителей задуматься о жизненном пути женщин. Как и в случае с рыбой, по мере того как женщины стареют, общество ценит их все меньше.

Cyborg W1-W4, 1998 / Yoon Hyung-moon / Studio Lee Bul

После той экспозиции Ли задумалась о киборгах. В 1990-е это была горячая тема для писателей вроде Уильяма Гибсона, а в манге широко использовались образы женщин-киборгов. Именно серия Cyborgs, произведения из которой Ли создавала с 1997 по 2011 г., и сделала ее мировой звездой, считает The Guardian. «Мы пытаемся достичь совершенства, терпим неудачи, пугаемся и называем это чудовищем. И все же мы стараемся, потому что это наша человеческая судьба», – говорила Ли этому изданию. Одновременно она отыгрывала тему биотехнологий в циклах произведений вроде Monster («Монстр, 1998–2011) – фигур из множества органических форм, как будто вышедших из фильма ужаса, явно перекликающихся с ее костюмом из токийского турне.

/ Studio Lee Bul

Утопии прошлого

С начала 2000-х на первый план в работе Ли стал выходить утопизм. Вдохновение она черпала в том числе из идей немецкого архитектора веймарской эпохи Бруно Таута – в 1917 г. Таут выпустил серию акварельных рисунков идеализированного города в Альпах, построенного из хрусталя. «Мне интересно, как люди в прошлом представляли свое будущее, какие утопические идеалы сохранились, а какие нет», – цитирует Ли сайт Christie’s. Таут надеялся, что его фантазии сбудутся. Ли знала, что нет. Отталкиваясь от набросков Таута, она создала серию скульптур, похожих на люстры, из хрусталя, зеркал, стеклянных бус и серебристых цепочек, которые могут быть разве что воздушными замками.

Ее цикл работ Mon grand récit, начатый в 2005 г., представляет собой футуристические руины и пейзажи, состоящие из небольших железных дорог, светодиодных вывесок и архитектурных сооружений, которые сделаны так, что, кажется, могут рухнуть в любой момент, как и все утопии, пишет сайт о современном искусстве Ocula.

Нынешняя выставка недаром называется «Утопия спасенная». Например, «Город солнца» из системы зеркал и огней – отсылка к трудам Томмазо Кампанеллы и мастера «бумажной архитектуры» Ивана Леонидова. «Мои работы – это так или иначе исследование идей и идеологий, которые лежали в их основе», – цитирует Ли интернет-издание The Blueprint. В ее произведении Mon grand récit: weep into stones (2005) горный рельеф напоминает небоскребы, описанные Хью Ферриссом в его книге «Метрополис будущего» (1929), одна из башен с помощью мигающего светодиода передает строчку из «Гидриотафии» (1658) Томаса Брауна, начинающуюся со слов, давших название всему произведению Ли, извилистое шоссе из гнутой фанеры, крошечный памятник художнику Владимиру Татлину, модернистскую лестницу из «Сладкой жизни» Феллини, перевернутый поперечный разрез собора Святой Софии, перечисляет сайт британской галереи Ikon.

Mon grand récit: weep into stones (2005) / Jean-Pierre Dalbéra

Эти отсылки наглядно показаны на выставке в Манеже с помощью оригиналов. Например, гигантский серебристый дирижабль Ли – прямо ожившая воздухоплавательная машина из висящей рядом картины Василия Купцова «Дирижабль».

/ Центральный выставочный зал «Манеж»