Внучка Марка Шагала: «У Шагала была уникальная способность уловить свободу»

Мерет Мейер рассказывает, чем занимается комитет Шагала, как отличают подделки и почему национальный музей мастера в Ницце, а не в Париже
Мерет Мейер, внучка Марка Шагала/ Андрей Гордеев / Ведомости

Комитет Марка Шагала – ассоциация, которая занимается вопросами сохранения наследия прославленного художника. Создали и управляют ею наследники – сын Дэвид Макнил и внучка Мерет Мейер. «Но я более активна», – признает Мейер, которая помимо работы в комитете участвует в организации выставок Марка Шагала и редактирует публикации, посвященные его творчеству.

В России Мерет бывает довольно часто: страна ей нравится, и она даже снова хочет учить русский язык, на котором говорила в детстве, но сейчас почти забыла. Она посещала почти все важные выставки деда в главных российских музеях, а сейчас приезжала, чтобы вместе с сестрой Беллой познакомить публику с одной из интерпретаций наследия Шагала – чайным сервизом с репродукциями его работ, созданным французской фарфоровой мануфактурой Bernardaud.

– Комитет Марка Шагала известен как сообщество его потомков. Расскажите, пожалуйста, подробнее, чем именно занимается комитет и вы как его вице-президент?

– Комитет Шагала – это французская некоммерческая организация, ассоциация. Она была основана в 1988 г., спустя три года после смерти Марка Шагала. Когда он умер, была составлена опись его работ для министерства финансов и министерства культуры Франции. После одобрения описи со стороны наследников было решено создать Комитет Шагала, который будет работать над сохранением его наследия. Собственно, это и есть главное предназначение комитета – защищать и сохранять наследие Марка Шагала, и одна из основных задач – проверка работ на подлинность.

Структура комитета организована в соответствии с французскими законами, у него свой устав. Штат очень небольшой: есть президент и вице-президент, казначейство и секретариат – и на этом все. Если есть необходимость, мы можем приглашать временных сотрудников – например, для экспертизы, но в штате они не состоят. Современная структура оформилась в 1997 г. после смерти нашей мамы и Валентины Шагал, второй жены Марка Шагала. Тогда я стала вице-президентом. Помимо меня в комитет входит сын Марка Шагала Дэвид Макнил. Дэвид тоже вице-президент, но я уделяю этому больше времени.

– Вы участвуете в организации выставок, редактируете книги и другие публикации о Шагале (для музеев и других изданий). Это тоже часть работы комитета по сохранению наследия?

– Нет, работа над выставками или публикациями не имеет никакой связи с Комитетом Марка Шагала. Я делаю это от имени потомков художника, представляя себя, брата Пьета и сестру Беллу.

Мерет Мейер

Родилась в 1955 г. в Булонь-Бийанкуре (Франция). Окончила Кельнский университет по специальности «литература, немецкая лингвистика, философия и театральное искусство». Начала карьеру редактором по выпуску книг об искусстве в издательских домах Франции, Германии и Швейцарии
1979
вице-президент Ассоциации друзей Национального музея Марка Шагала в Ницце
1997
вице-президент Комитета Марка Шагала
2004
соорганизатор выставок Марка Шагала: «Марк Шагал, маэстро 1900» в галерее современного искусства в Турине, Chagall delle meraviglie в Complesso del Vittoriano в Риме в 2007 г., Chagall e il Mediterraneo в Палаццо Блу, Пиза, в 2009 г., Marc Chagall, una retrospettiva, 1908–1985 в Палаццо Реаль в Милане в 2014 г. и т. д.
2006
член административного совета Общества графического дизайна и изобразительных искусств, 2015–2016 гг. – его вице-президент
2018
член комиссии по закупкам в Центре Жоржа Помпиду

Также подчеркну, что комитет занимается именно художественным наследием. Если кто-то использует изображения художественных произведений Шагала, то необходимо использование его копирайта, которым сейчас владеет семья. А, например, права на фото принадлежат Архиву Марка и Иды Шагал.

Шагал или не Шагал

– Как строится работа по определению подлинности работ Шагала?

– Сначала владельцу картины или его представителю, запрашивающим сертификат на подлинность работы, отправляются общие условия работы Комитета Марка Шагала с описанием протокола и порядка работы. Когда картина проходит первичную процедуру аутентификации, человеку, запрашивающему сертификат, приходит ответ. В ответе указано, что соблюдены общие условия, фотографии в высоком разрешении нами получены и проведено исследование по архивам комитета.

Архив с наследием Шагала был первоначально собран и упорядочен собственно Марком Шагалом, нашей мамой Идой Шагал, нашим папой Францем Мейером, который был доктором искусствоведения и директором Kunstmuseum в Базеле. Отец считается одним из главных исследователей творчества Шагала, он автор самой важной книги о его наследии – «Марк Шагал: жизнь и работа», она была впервые опубликована в 1961 г. На момент выхода это была самая большая и подробная книга о Шагале, многие называли ее исчерпывающим каталогом. Но так как Шагал умер в 1985 г. и успел много сделать между 1961 и 1985 гг., то абсолютно всеобъемлющей ее назвать нельзя. Этот пробел надо ликвидировать, и в этом году началась работа над Catalogue Raisonne – полным каталогом работ Шагала. Это тоже делает не комитет, все финансирует и будет публиковать другая ассоциация, не связанная с комитетом и архивом. Видите, как много разных структур!

Так вот, если вернуться к проверке подлинности работ. Первичная идентификация происходит примерно за два месяца до личной встречи, где уже проходит физический осмотр работы.

– Что происходит с теми работами, которые идентифицируются как подделки? Их уничтожают?

– Нет, мы сами ничего не уничтожаем. Я хочу подчеркнуть, что все процедуры прописаны правилами Комитета Шагала и человек, который владеет работой и хочет проверить ее подлинность, заранее понимает возможные риски и представляет, как и что будет происходить. Все это прописано в заявке на проверку подлинности, которую заполняет владелец работы.

Допустим, у вас есть картина и вы хотите выяснить, подлинная она или нет. Сначала вы должны подать заявку, заполнить ее целиком и подписать – это подтвердит, что вы ознакомились с параграфами, регулирующими юридическую составляющую процесса проверки. К заявке вы прикладываете фото работы в хорошем разрешении, которое комитет сверяет с архивом. Затем назначается день, когда вы предоставляете саму работу. Ее осматривают и либо сразу оглашают вам вердикт на предмет ее подлинности, либо запрашивают больше времени на исследование и тщательный анализ со специальным оборудованием.

Если работа признана подлинником, мы фиксируем название, дату исполнения и технику. После оформляем сертификат и отправляем счет для регистрации.

Мы в любом случае проводим полномасштабное техническое исследование, направляем работу в лабораторию, даже если с самого начала понятно, что перед нами подделка. Это необходимо, чтобы с помощью специального оборудования установить, как автор – не Шагал! – выполнил работу таким образом, что она выглядит как работа Шагала. После этого я пишу письменное заключение о том, что исходя из проведенного исследования и изучения архивов работа признана подделкой. В таком случае у владельца есть две юридические опции, прописанные в форме, которую он заполнял перед экспертизой. То есть еще раз подчеркну: заявитель изначально знает о вариантах действий после экспертизы и понимает риски, они не являются для него сюрпризом. По закону ваша подпись является гарантией того, что вы осведомлены о возможных последствиях экспертизы.

Если работа подлинная, а значит, стоит больших денег, вы получаете сертификат. Если работа не подлинная, то она может быть уничтожена. У владельца есть два месяца, чтобы подумать и решить, что с ней делать. Можно дать нам письменное разрешение на уничтожение картины, после чего (только после этого, я подчеркиваю, это важно!) мы имеем право ее уничтожить. Без этого разрешения мы не имеем права ничего с ней делать. Если мы получили разрешение на уничтожение картины, мы не уничтожаем ее сами, это делает уполномоченный государственный орган. Мы должны вызвать официального представителя, который будет этим заниматься, после чего мы составляем официальный документ об уничтожении подделки. Владелец может либо самостоятельно присутствовать при процессе уничтожения, либо прислать представителя.

Цветы на фарфоре

Семья Шагал имеет давнюю связь c французской фарфоровой мануфактурой Bernardaud: еще с тех пор, как в 1951 г. мастера Bernardaud изготовили сервиз из 69 предметов, который Марк Шагал лично расписал к свадьбе своей дочери Иды. 15 лет назад сотрудничество было возобновлено: сначала был перевыпущен сервиз Pour Ida, затем появились Collection Marc Chagall и Les Vitraux D’Hadassah, рассказывает президент Bernardaud Мишель Бернардо. Два года назад российский дистрибутор Bernardaud – компания Mercury предложила Bernardaud сделать сервиз специально для России. Так появилась коллекция Les Bouquets de Fleurs de Marc Chagall из 14 предметов с рисунками на основе семи работ, созданных в средиземноморский период творчества Шагала. Работы, которые были воспроизведены в коллекции, не входят в собрание семьи Шагал: их выбирали таким образом, чтобы их можно было перенести на фарфор, а также чтобы сервиз выглядел цельно, уточняет Мишель Бернардо. Чтобы перенести плоские рисунки на объемную фарфоровую посуду, мастера мануфактуры делали специальный макет для каждого предмета, изменяя пропорции исходного рисунка. Впервые тема букета появилась в жизни и творчестве Шагала в 1909 г., когда он встретил будущую жену Беллу. «Цветы – важная часть творчества Шагала. И цветы – это всегда символ красоты, жизни, символ чего-то очень хорошего и позитивного. «Мы можем долго рассуждать о значении цветов, но для меня они олицетворяют саму жизнь» – так говорил Шагал. С точки зрения художественного мастерства цветочная тема позволяет погрузиться в загадки цветосочетаний, поработать с текстурами, продемонстрировать мастерство художника. Для наших мастеров это тоже вызов: точно передать краски, создать необходимые эффекты, где-то сделать мазки более плотными, где-то – более прозрачными», – говорит Бернардо. Созданный специально для России сервиз до конца 2019 г. продается только здесь. В продажу по всему миру он поступит в следующем году.

Если же человек не согласен с негативной оценкой комитета, то у него есть вариант оспорить этот вердикт в суде Франции. У нас было порядка 10 судебных дел, некоторые из них длились достаточно долго. Проводились экспертизы с участием независимого эксперта, которого назначает суд.

– Сколько судов завершилось в вашу пользу?

– Не могу вспомнить ни одного случая, чтобы мы проиграли в суде. Хотя некоторые [судебные] процессы пока не завершены, поэтому однозначно ответить на этот вопрос не могу.

– Я читала репортаж о вашем приезде в Россию в 2005 г. на ретроспективу Шагала «Здравствуй, Родина!» в Третьяковской галерее: вы тогда говорили, что в России не соблюдаются законы об авторских правах. Это актуальная проблема?

– Нет, это не так. Может быть, мои слова исказили. На протяжении 20 лет мы работали с Российским авторским обществом, которое занималось всеми вопросами копирайта. Сейчас у нас другой представитель, дочерняя компания штаб-квартиры Societe des Auteurs dans les Arts Graphiques et Plastiques (ADAGP), это самая крупная организация, которая занимается вопросами копирайта во Франции, у нее есть представительства в 50 странах.

Конечно, законы об авторских правах в России должны соблюдаться, и сейчас с этим все в порядке – если судить по отчетам ADAGP. У нас есть запрос от Третьяковской галереи на сувенирную продукцию с использованием работ Шагала, который мы сейчас рассматриваем.

– Некоторые работы Шагала входят в число самых дорогих в мире, это хорошо или плохо для наследия художника? Многие считают, что рынок сейчас перегрет, а цены на произведения искусства завышены и это очень вредит и рынку, и восприятию искусства в целом: искажает критерии цены и ценности.

– Я бы не сказала, что Шагал принадлежит к самым дорогим художникам. Его работы никогда не демонстрировали ценовых скачков, потому что на рынке их всегда было довольно много. Искусственно взорвать рынок, владея работой Шагала, практически невозможно.

Из чего создается цена картины? Она должна быть особенной. Если речь об очень редких картинах Шагала... но они все уже в музеях или частных коллекциях. Если вдруг такая работа появляется на рынке, цена на нее взлетает. Как недавно это было на аукционе Sotheby’s в Нью-Йорке с картиной «Влюбленные» (работа 1928 г. была продана за $28,5 млн, что стало аукционным рекордом для работ Шагала). Она хранилась в очень хорошей частной коллекции и была представлена на рынке впервые, поэтому получила такую цену.

Но это исключение. В наследии Шагала много работ, важных и подлинных, но не таких значимых, как признанные шедевры. Например, это работы, в которых он экспериментировал с разными техниками. Также есть много работ 1920-х гг. в технике гуаши, мы их часто встречаем, в том числе в комитете. Эти работы были в частных коллекциях до 1970-х гг., когда стали возникать сложности с их сохранением. Многие из них сохранили свежесть и яркость цвета, но они никогда не достигнут высокой стоимости, как «Влюбленные». Потому что на них изображены, к примеру, животные и, следовательно, они неузнаваемы среди той публики, которая готова платить большие деньги за более известные темы – цветочную или «Влюбленных».

Религия тоже играет роль. Например, работы на религиозную тематику с ярко выраженным контекстом стоят не так дорого, как другие картины или скульптуры.

Картины по всему миру

– Вы сказали, что в 2019 г. начинается работа над полным каталогом работ Шагала?

– Да, она началась с 1 января.

– Но вы можете оценить, как распределено наследие Шагала – какая часть хранится в семье, а какая в музеях по всему миру?

– Нашей семье сейчас принадлежит небольшая коллекция работ. Здесь я должна пояснить: после смерти Шагала у министерства культуры Франции было официальное разрешение выбрать из того, что осталось семье, наилучшие работы для коллекций музеев, чтобы сделать их доступными для широкой публики. Таким образом наша семья выплатила налог на вступление в наследство – предметами искусства. Подчеркну: мы не были инициаторами, это всегда инициатива со стороны государства. Для Франции это обычная практика, после ухода из жизни Пабло Пикассо было точно так же. И это прекрасная идея, хотя с ее реализацией бывают свои сложности: например, музеям нужны работы определенного периода творчества художника или работы, выполненные в конкретной технике, а, по оценке министерства финансов, данные работы недостаточно ценны для того, чтобы покрыть сумму налога. Вопрос художественной и финансовой ценности предмета искусства не всегда однозначен.

– Какое количество работ было передано таким образом?

– Достаточно большая часть семейной коллекции: 48 картин большого размера, около 400 работ на бумаге, много книг, скульптур и керамики.

– Это действительно много. Почему же тогда не был создан отдельный музей работ Шагала в Париже, как это произошло после смерти Пикассо?

– Во-первых, музей Шагала существует и он существовал на момент смерти Шагала. Это Национальный музей Марка Шагала в Ницце, открытый в 1973 г. по инициативе министра культуры того времени. После смерти Шагала его вдова Валентина и наша мать пытались убедить премьер-министра Франции открыть еще один музей его имени, уже в Париже; это было во времена президентства Франсуа Миттерана. После длительных переговоров – я это помню, потому что помогала своей матери составлять список работ, которые она была готова передать музею, – правительство отказало нашей семье по причине того, что Национальный музей Марка Шагала уже существовал в Ницце, а тогда реализовывалась правительственная программа децентрализации культурных центров, по которой Париж не должен был оставаться единственным культурным центром.

А в случае с Пикассо был только муниципальный музей в Антибе, но не национальный. Так что с Пикассо была другая ситуация, их нельзя сравнивать. Также работы Пикассо были переданы музею в Барселоне (после того как в Испании пал режим диктатуры генерала Франко). И что важно: вопрос с наследием Пикассо решался до прихода Франсуа Миттерана, чье правительство в культурном плане проводило политику децентрализации. При Миттеране было важно, чтобы региональные музеи тоже получали в свои коллекции работы мастеров. Тогда многие музеи в Страсбурге, Нанте, Лилле, Марселе и т. д. получили часть работ на временной основе, особенно работы на религиозную тему – 48 картин были выставлены в разных городах Франции.

Также не надо забывать еще про один национальный музей Шагала – в Витебске.

– Да, но это все музеи не в столицах. А как же именной музей в Париже?

– В Центре Жоржа Помпиду в Париже представлена одна из самых обширных коллекций.

Для меня открытие отдельного музея не самоцель. Отдельный музей связан со слишком большой ответственностью – я постоянно участвую в выставочной деятельности и осознаю трудность поддержания экспозиции на должном уровне. Не так сложно обзавестись отдельным зданием, в этом вопросе главное – найти деньги и хорошего архитектора. Но как сделать выставочное пространство интересным и динамичным? Вдохнуть в него жизнь? Вот в чем вопрос. Это очень сложно.

Это, конечно же, и большое количество денег, и постоянная работа над качеством выставки. Что касается семейной коллекции, то на сегодняшний день ее недостаточно, чтобы организовывать выставки самостоятельно, без сотрудничества с музеями по всему миру. В семейной коллекции не так много знаковых и известных работ. Соответственно, зачем тогда нам отдельный музей, если мы не можем обеспечить высокое качество самого наполнения? Открытие музея подразумевает ответственность за выставочную программу на 30 лет вперед, а не просто на одно мероприятие. Даже если говорить о музее Шагала [в Ницце] – мы, конечно, очень рады, что он существует, но я знаю, что крайне сложно постоянно обновлять и дополнять экспозицию, учитывая скромный размер выделенного бюджета. И нам никто не стал бы выделять большой бюджет. То есть для музея стало бы проблемой даже, например, привезти одну картину из России. А организовывать третьесортные выставки... Я думаю, никто такого не хочет. Я уж точно этого не хочу.

Если я и участвую в подготовке какой-либо выставки, то все должно быть на должном уровне. Для меня самое главное – это высокие требования к качеству и новые подходы, что, конечно же, трудно. Также очень важно, чтобы искусство Шагала носило современный характер и оставалось интересным. Мы стараемся создать некую связь между его универсальными ценностями и современными реалиями. Например, ситуация с беженцами из арабских стран, которые вынуждены покидать свой дом из-за военно-политической нестабильности. Или вопросы толерантности, которые сейчас очень актуальны в Европе, и т. д.

Поэтому, делая выставки, мы стараемся подать работы Шагала так, чтобы они воспринимались актуальными, чтобы современность находила в них отражение.

– Клод Пикассо много критикует кураторов за то, что выставок Пабло Пикассо сейчас слишком много. По его мнению, это спекуляция на имени отца, которая не способствует тому, что публика больше понимает и ценит его. Что вы думаете об этом?

– На этот вопрос есть только один ответ: хороших выставок много не бывает. Если выставка сделана хорошо, если она заставляет задуматься о важном, то она никогда не будет лишней.

– Вы видели много выставок Марка Шагала, некоторые вы сами курировали. Какую из них вы можете выделить?

– Было много хороших выставок о раннем творчестве Шагала, одна проходила в Базеле в 2017 г., очень важная. Я действительно принимала участие в организации многих крупных выставок Шагала – в Париже, Монреале, Лос-Анджелесе. Все они были важными и знаковыми, не могу выделить одну.

– В российских музеях, например Пушкинском музее и Третьяковской галерее, представлены работы Шагала. Но многие из его работ находятся в хранилищах музеев и не демонстрируются в постоянной экспозиции.

– Я вас немного поправлю. В Третьяковской галерее представлены две картины в постоянной экспозиции. В Русском музее тоже есть несколько работ, которые выставляются на постоянной основе. Многие музеи в России – не только те, которые вы перечислили, но и другие – имеют в своих коллекциях работы Шагала, но не могут их выставлять на постоянной основе, а только раз в три года (если это работа на бумаге). Но очень часто картины отправляются на выставки за границу, поэтому на время пропадают из постоянной экспозиции. В России представлено много работ Шагала в государственных коллекциях, и они очень часто экспонируются в музеях.

Художник и общество

– Вы заговорили о проблеме толерантности, у меня тоже был такой вопрос: увы, мы снова видим всплеск антисемитских настроений...

– Расизм и антисемитизм – одни из самых важных тем, с которыми мы работаем, просвещение и продвижение идеи толерантности – наша миссия. Поэтому нам очень важно показывать работы, которые отвечали бы этому запросу и четко отображали бы посыл выставки, отвечая на вопросы, которые мы перед собой ставим.

Никто не знает, как вести себя, когда сталкиваешься с проблемами нетерпимости, поэтому очень важно показывать работы тех художников, которые сталкивались с этой проблемой на протяжении всей своей жизни, чтобы ответы на самые важные вопросы давало их творчество.

– В продолжение этой темы. Как вы считаете, искусство должно быть социально активным? Одни говорят, что искусство должно быть красивым, чистым, ясным и нести в себе что-то позитивное, другие – что искусство должно поднимать острые вопросы.

– Я за красоту. Но, говоря о красоте, я сразу подразумеваю глубину и проникновенность, настоящую красоту нельзя отделить от глубины.

– Шагал говорил о себе, что если бы не был евреем, то не был бы и художником – или был бы совсем другим художником. Вопрос национальной идентичности был для него очень важен, что отражено в творчестве. Вы замечаете, что восприятие его творчества зависит от страны?

– Основные темы работ Марка Шагала связаны с его вероисповеданием, а не национальностью, поэтому страна не влияет на восприятие его творчества.

– Марк Шагал особенный художник, но для многих он часть авангарда. Того успеха, что сопутствовал авангарду, русскому искусству больше повторить не удалось. Есть отдельные известные художники, но не более. Как вы думаете, что нужно российским художникам, чтобы повторить тот успех?

– Шагал – прекрасный пример для современных художников, не только для российских, но и для всех. У него была уникальная способность уловить свободу. Ему удалось прожить, не примыкая к течениям и без ассоциации его творчества с какими-либо «измами» или другими направлениями. Нужно жить с широко раскрытыми глазами, всегда быть на подъеме, как это делал Шагал. Он впитывал в себя как губка все, что видел вокруг, но при этом обладал свободой быть собой. Создавал свой собственный словарь определений и свое собственное искусство. Это лучший способ стать настоящим художником.

– Можно задать вам личный вопрос? Марк Шагал не только великий художник, но и ваш дедушка.

– Я всегда гордилась тем, что он мой дедушка, гордилась тем, что у меня была привилегия видеть и знать больше о его работе и его жизни. Но очень сложно соответствовать его планке, это большая ответственность – иметь дело с его наследием и ежедневно его защищать. Поэтому тот факт, что Марк Шагал – мой дедушка, отходит на задний план, а задача защищать и охранять его наследие становится приоритетом.