Баянист Айдар Гайнуллин: «Даже Ростропович был поражен возможностями этого инструмента»

Понятие или, точнее говоря, торговая марка «русский музыкант» крепко связана с исполнителями, играющими на классических инструментах, – скрипачами, виолончелистами, пианистами – или с певцами и дирижерами. Айдар Гайнуллин играет на баяне, инструменте русском даже по происхождению, – но мировую известность получил как серьезный музыкант, отнюдь не как этническая диковинка.

– Существует некий стереотип: если говорят о баяне, значит, речь идет о фольклорной музыке. Между тем баян – инструмент абсолютно неограниченных возможностей. Собственно говоря, это я и пытаюсь доказать. Помимо фольклорной музыки я играю музыку других направлений: от классики до современной музыки, от Баха до рока, от барокко до рока – наверное, так, в стихотворной форме, скажу. Баян – молодой инструмент, ему немногим более 100 лет. Как говорит мой дорогой профессор Фридрих Липс, за баяном будущее. Нужно играть всё, а время покажет. Но на самом деле в музыкальных школах есть и полноценная система образования на баяне, т. е. можно учиться и пять, и семь лет. Есть даже десятилетки для одаренных детей, например в Санкт-Петербурге, где обучают также на баяне наравне с другими классическими инструментами.

– Я учился пять лет, но по семилетней системе. Я досрочно окончил музыкальную школу им. Баха и потом поступил еще в одну музыкальную школу – им. Юрия Шапорина. Это был подготовительный курс для поступления в бывшее Октябрьское училище, сейчас это Московский государственный институт музыки им. Шнитке.

– Да, потому что мой старший брат тоже играл на баяне. Он старше меня на семь лет, и родители решили, что я должен пойти по его стопам.

– Нет, он не очень любит выступать на сцене, как, наверное, многие люди. Он замечательный преподаватель. Я очень благодарен ему: он со мной в детстве сидел, давал мне дополнительные задания, училищные методики, настраивал, мотивировал меня: «Вот будешь заниматься, ездить по всему миру, выступать с самыми легендарными личностями!» В детском возрасте это очень важный фактор, когда кто-то из близких тебя мотивирует. А поскольку брат все-таки музыкант, а мои родители были простые рабочие (сейчас они на пенсии), именно он, человек с профессиональным образованием, дал мне музыкальную базу и вот этот внутренний настрой. И я с детского возраста уже имел цель и шел к ней – выигрывал все нужные конкурсы. Брат мне постоянно говорил: «Так, ты должен все конкурсы пройти».

Мы смотрели китайские боевики про мастеров кунг-фу, как они достигают цели, как они благодаря силе воли добиваются результата – что бы ни случилось, идут дальше! Так и мне он говорил: «Что бы ни случилось на конкурсе, ты должен, даже если где-то ошибся или где-то зацепил соседнюю ноту, дальше продолжать и, как воин, идти вперед». Я настраивался и шел.

– Я думаю, в первую очередь действительно была мечта – стать лучшим, ездить с гастролями по всему миру, общаться с теми легендарными личностями, о которых я только в книжке читал или которых видел по телевидению. Но и брат, повторяюсь, меня настраивал постоянно.

А потом я попал в фонд «Новые имена» (благотворительная организация, занимается поиском, отбором и поддержкой молодых музыкантов, художников и поэтов из разных стран и культур; первые деньги на это дал известный американский пианист Вэн Клайберн. – «Ведомости»). Сейчас этот фонд возглавляет знаменитый российский пианист Денис Мацуев. А тогда им руководила Иветта Воронова, она же основательница фонда. Там мы с Денисом и познакомились. Мы много где выступали вместе, подружились.

Когда ты общаешься с лучшими музыкантами, пускай даже они еще дети, ты видишь, как на других инструментах играют лучшие. А баян все-таки действительно многие считали и считают ниже, чем скрипка, виолончель, фортепьяно. И мне приходилось, видя исполнительский уровень Мацуева или знаменитого российского гобоиста Алексея Огринчука, скрипачей, менять свое мировоззрение в этом плане и уже подтягивать себя и свой инструмент к этим образцам. Я же видел, насколько классно они владеют инструментами, и мне хотелось так же! Общаешься с такими талантливыми детьми (а они были постарше меня), видишь, как они играют драйвово и энергично, и впитываешь волей-неволей это все. А потом ты возвращаешься в баянную среду, где привыкли к совершенно иному стилю, и уже ты показываешь другое искусство. И в результате баянно-аккордеонный мир смотрит на тебя, видит что-то новое – и также начинает расти! Особенно китайцы записывают наши выступления на видео, копируют нашу школу и сейчас на многих конкурсах занимают уже первые места.

– Это произошло, наверное, постепенно. Так, чтобы по щелчку, – такого не было. Я достаточно рано начал концертировать. Уже в 1-м классе я играл программу за 3-й класс, во 2-м классе – училищную программу, накапливал репертуар. И уже практически со 2-го класса я давал концерты, выступал на серьезных площадках, в том числе в Большом зале консерватории и в Зале Чайковского – еще не с сольными концертами, понятно, но с номерами; выступал и в телепрограмме «Утренняя звезда», в популярном детском шоу. С фондом «Новые имена» у нас было очень много поездок в разные страны: выступали перед королями, президентами – колоссальный опыт для ребенка. Ты видишь новый мир, новую культуру, а самое главное, наш язык, язык музыки – это международный язык, нам не нужны слова! Ты можешь выступать абсолютно везде, т. е. работой обеспечен во всем мире. Не нужны слова, достаточно поклона на сцене, где это и приветствие, и благодарность. Играешь не важно где – в Гонконге, в Америке, в Японии, в Европе, – и все тебя поймут; главное, лишь бы ты играл искренне. Люди искренность чувствуют – и верят тебе. И происходит магия звука, чудо, объединение народов, культур, дружба возникает. Если исполнитель нравится, его творчество, получается такой позитивный обмен энергией, что-то особенное, чего нельзя словами передать, чего не может переводчик перевести. Ты играешь, а они говорят: «О, божественно!»

У меня на YouTube есть ролик – запись из Берлинской филармонии, с моего фестиваля, я играю «Либертанго» Астора Пьяццоллы. У этой записи уже больше 6 млн просмотров. Со всего мира комментируют: из Аргентины, из Латинской Америки, из Европы, из Японии, из Китая. То иероглифы, то на арабском пишут. Поразительно: не нужен перевод! Все пишут и восторгаются: как можно такие звуки издавать на баяне! Потому что я играю искренне, используя нестандартные разные техники.

– Я из простой семьи. Мои родители – простые рабочие и, конечно, небогатые люди. Я им очень благодарен, что они поверили в меня и купили мне дорогущий баян, который стоил по тем временам, как автомобиль «Волга»! Люди знакомые, родные говорили: «Вы что! Зачем вам такой баян?» Не понимали! Родня вся говорила: «Купите лучше машину!» – а они отвечали: «Нет, мы лучше в наших детей будем вкладывать, нам не нужна машина». Они работали на пяти работах, чтобы купить этот дорогущий инструмент, занимали у родных, у друзей, чтобы потом как-то через несколько лет расплатиться.

Где-то со 2-го класса я начал участвовать в конкурсах, и тогда пошли как раз мои первые заработки: мне стали дарить призы – магнитофоны, телевизоры какие-то; потом стипендии стали давать. Наверное, родителям это уже и показало, что я действительно двигаюсь, что я выбрал именно музыкальный путь, и они приложили все усилия, чтобы помочь. Я стал зарабатывать все больше и больше, на европейские конкурсы начал ездить, там уже призы в евро. Первые премии уже были большие деньги для нас в то время, например 7000 евро первая премия, для баянного конкурса даже очень неплохо. Сложные конкурсы, конечно, были.

Да, а потом, как я уже сказал, я попал в фонд «Новые имена» и там получил именную стипендию, а в поездках нам платили суточные. Потом я стал стипендиатом фонда Ростроповича (Фонд культурных и гуманитарных программ Мстислава Ростроповича, создан в 1997 г. для оказания разносторонней помощи юным талантливым исполнителям. – «Ведомости»), и мы уже начали ездить с маэстро Ростроповичем по всему миру, появился иной круг общения... Хотя «Новые имена» позволяли выступать перед президентами и королями, но именно у маэстро Ростроповича я со многими серьезными людьми познакомился, наверное, потому что был уже постарше. Они мне помогли с приобретением музыкального инструмента – концертный инструмент очень дорого стоит. Я помню, $20 000 дали! Самостоятельно накопить студенту нереально. За счет конкурсов, конечно, я зарабатывал, копил, что мог, – но есть ведь и другие потребности.

– Да, фонд «Мир высокого искусства». Я сейчас тоже пытаюсь такое дело развернуть, хотя у меня очень плотный график, много концертов, плюс я пишу музыку для кино, и очень много времени уходит на сочинение. Но в перспективе я бы все-таки хотел помогать людям: мне кажется, наша миссия в жизни – оставить позитивный след. Каждый свой путь совершает в отпущенном временном отрезке. Нужно совершить что-то полезное, чем бы ты был сам доволен.

Я могу рассказать, кстати, историю, когда мы летали на благотворительный концерт с фондом Ростроповича в Венецию. Я согласился выступать бесплатно. Но обратно, когда мы летели из Венеции в Москву, меня попросили поиграть в бизнес-классе. Прямо в самолете!

– Я удивился, говорю: «А что, можно разве так?» Стюардесса мне ответила: «Да, конечно, проходите в бизнес-класс». Ну, я мальчишка, думаю, раз просят... Надел баян. Стюардесса держит мне микрофон, и я на весь самолет начинаю играть. Заканчиваю. Тут другая стюардесса подходит с подносом, говорит: «Женщина из бизнес-класса вам передает $2000». Я беру микрофон: «Спасибо большое, только что для вас прозвучала композиция Астора Пьяццоллы «Либертанго», а сейчас – «Чардаш» Монти». Играю. Подходит еще раз: «Вам передали еще $10 000». И получилось на высоте 10 000 м за 10 минут по тогдашнему курсу 10 000 евро. Я к тому, что, если ты что-то делаешь искренне и от души, тебе возвращается это как бы в 10-кратном размере.

Был еще случай. Играл в московском переходе на улице 1905 года, это был эксперимент «МК»: кто больше заработает – американский скрипач Джошуа Белл или российский баянист Айдар Гайнуллин? Ну и получилось, что Джошуа Белл заработал за 40 минут $32, а я за 40 минут – $56.

– Да, и сейчас в YouTube это популярное видео – более 3 млн просмотров уже. На моем канале это второй по популярности ролик после «Либертанго» в Берлинской филармонии. Ни Кремль, ни Зал Чайковского, ни какие-то другие концертные залы, а вот переход! Может, в самолете было бы еще больше просмотров, но в то время не так активно все это было развито.

– Конечно. Уже все более или менее расписано на 2019 г., даже на несколько лет, можно сказать, вперед. Особенно в Европе, концерты планируются наперед и задолго, это и делают агенты, которые представляют меня.

– Да, можно сказать, продают – музыкальный товар, музыкальный продукт. Спрашивают, могу ли я такого-то числа, и я вписываю в календарь, в график. И у меня постепенно складывается уже рабочий план.

– Существуют фиксированные ставки, они от зала зависят, но есть много и других факторов. Одно дело – большой зал и сольный концерт, другое – что-то меньшее, третье – корпоративный заказ. Но если это концерт в «Карнеги-холле», то можно идти на уступки, особенно если ты там не выступал ни разу. Для каждого музыканта «Карнеги-холл» – это как музыкальная поднебесная! Как и Берлинская филармония, в принципе. Я в Берлинской филармонии не за большой гонорар был готов играть, а лишь бы для начала выступить, показаться. Это на корпоративах ты можешь и побольше запросить, потому что это не так престижно. Я, кстати, и у Путина много раз играл. Путин ведь тоже был баянистом. У меня на баяне стоит ВВ, это Ballone Burini, итальянская баянная фирма, а журналисты многие спрашивают: а что это у вас за ВВ? Я в шутку говорю: это Владимир Владимирович, он играл на баяне в детстве.

– На моем не играл, я только у него играл. Помню еще, когда [президент Узбекистана Ислам] Каримов был и Медведев, они нас пригласили на дачу и попросили сыграть для Медведева рок-попурри, а для Каримова я сыграл что-то такое татарское, потому что оно в принципе похоже с узбекским, ему очень понравилось. Я татарскую музыку играл и перед Ким Чен Иром в Северной Корее, в Пхеньяне. Играл пентатонику, она очень похожа на корейскую музыку. Вижу, он улыбнулся. Все нормально. После этого ко мне подходили другие корейцы и спрашивали, можно ли ко мне прикоснуться, раз я играл перед их вождем.

– Да, сначала я назначаю свою цену, потом начинаем торговаться. Но я сначала узнаю: перед кем, где. Если олигарх делает, миллиардер, то и цена соответствующая, я же не скажу цену филармонического концерта.

– Речь о 10 000 евро, в этом промежутке плюс-минус. На концертах сложнее ситуация, особенно в России: там определенный бюджет существует и приходится идти на уступки. Входить в положение, так как на культуру не так много выделяют средств. Филармонии говорят, что, к сожалению, мы ограничены в бюджете, можем максимально вот столько-то дать, ты решаешь, соглашаться тебе или нет.

– Можно сказать, да, потому что ты понимаешь: тут не твой основной доход, не заработок, ты можешь и в другом месте заработать, но хочется в той же Мурманской филармонии или во Владимирской просто выступить для людей, просто подарить музыку. И там уже тебе не настолько важен гонорар. Когда я в России и если у меня есть время – почему не выступить? Не все же измеряется деньгами! Гораздо ценнее, когда ты даришь людям эту позитивную энергетику, музыкальное искусство, которое действительно затрагивает души и сердца, делая людей счастливее.

И так не только в России, в той же Германии. Казалось бы, баян! Когда я в первый раз делал концерт в Берлинской филармонии, зал был просто битком.

– Наверное, половина на половину. Я играл и свою музыку, в которой я люблю использовать необычные сочетания, т. е. баян с симфоническим оркестром, с хором, с бансури (индийской флейтой), с гитарой, с кахоном, ударным перуанским инструментом. Отыграл этот концерт – немцы подходили ко мне, плача от счастья, и говорили: боже мой, что это было? Мы привыкли слушать Баха, Моцарта, Брамса, а тут такая музыка! И кроссовер, сочетаемое и несочетаемое, что-то необычное они услышали для себя, их тронуло до глубины души, они спрашивали, когда следующий концерт, мы такого никогда не слышали в Берлинской филармонии.

– Как договоришься. Если ты договоришься изначально на фиксированный гонорар – не зависит. Тогда все равно, можно сказать, насколько проданы билеты. Нет, конечно, не все равно, приятнее в полном зале играть, чем в полупустом. А можно договориться, что если будет полный зал или более 50–70%, то гонорар может увеличиться до определенной суммы, определенного процента. В Европе, как правило, я договариваюсь на фиксированный гонорар. Чтобы работать на других условиях, нужно по меньшей мере всецело доверять организаторам. По такой схеме я мог бы, пожалуй, работать с компанией «Новая русская классика», моим давним российским партнером, с которым мы только что сделали потрясающий проект – «Месса Танго» в Концертном зале им. Чайковского.

А вообще, я помню, когда выступал еще ребенком, мне говорили: вы знаете, у нас ползала по пригласительным, к сожалению, мы в минусе и ничего не можем вам заплатить. При этом концерт и отдача зала – все супер! Так что, на мой взгляд, лучше брать фиксированный гонорар, пускай он даже будет меньше, зато надежнее.

– Безусловно, есть. Если сравнивать самых лучших исполнителей на скрипке и на баяне – все-таки скрипачи выше оцениваются.

– Мне кажется, клише, что баян – народный инструмент, не дает баяну превратиться в элитный инструмент. Очень много потребуется усилий, чтобы это изменить. Помню, я перед Ростроповичем выступил в первый раз на прослушивании в его фонде. Я сыграл композицию Альфреда Шнитке, сюиту из «Ревизской сказки», он подошел ко мне, обнял и говорит: «Ну расскажи, как это возможно – на одном баяне сыграть за весь симфонический оркестр?» Казалось бы: Ростропович! Но даже он был поражен возможностями этого инструмента. Мне было неловко, когда маэстро Ростропович объявлял меня на концертах королем баяна. Что тогда говорить о широкой аудитории, которая не совсем понимает серьезную музыку?

На одной скрипке или виолончели непросто сольный концерт отыграть. Каприсы Паганини, сюиты Баха соло и т. д. Но все равно это будет восприниматься неполноценно, слушатель довольно быстро утомится, слушая одну скрипку без аккомпанемента. В сочетании с другими инструментами, с оркестром – конечно да. Баян же имеет многогранные возможности, можно играть и сольный концерт – полифонию, те же прелюдии и фуги, – а можно и с оркестром. Когда играешь на баяне органную музыку, зритель часто думает, что звучит орган, а не баян, особенно в хорошей акустике или на записи диска.

Однажды в Ингольштадте я играл на опенэйре Audi перед тысячами работников компании, играл с симфоническим оркестром музыку Rammstein, Nirvana, Prodigy, Майкла Джексона, Стинга. Немцы просто открыв рот слушали: как это возможно на баяне играть такие вещи?

– Да, у меня семья находится в Берлине, двое детей.

– Дочка начинала играть на баяне, выиграла два конкурса в Германии, но потом перешла на фортепьяно. Сыну полтора года, он все тянется к баяну, и я не знаю, что получится...

– Если сам выберет – не смогу ему возразить. У каждого индивидуальный собственный выбор.

– Мне кажется, вообще путь музыканта сам по себе очень тяжел. Не важно, на каком инструменте играешь – на скрипке или баяне, нужно ежедневно работать, заниматься. Например, если ты не занимаешься несколько дней на скрипке, у тебя может сбиться интонация, важен же каждый миллиметр струны! Каждый инструмент по-своему очень сложен, баян в том числе. Единственное – он, конечно, очень тяжелый, девочкам очень тяжело его таскать. В остальном я как-то не вижу большой разницы между инструментами.

– Это, наверное, индивидуально. Но, безусловно, в любом случае очень важно получить музыкальное образование. Не важно, станет человек музыкантом или нет. Не помешает для творческого роста. Он по-другому станет относиться к окружающему миру, более тонко воспринимать его.

В общем, зависит от многих факторов, выбирать этот путь или не выбирать. Одно дело – музыкальный слух, а другое дело – сцена. Далеко не все любят выходить на сцену. Для этого нужны определенные личностные качества в музыканте: харизма, любовь к музыке, к зрителю, уверенность, целеустремленность, трудолюбие.

– А мне нравится! Цель ты изначально ставишь не просто же сыграть правильные ноты без ошибок – а хочешь своим искусством доставить радость, что-то передать особое, тогда ты ради этого и живешь, все это делаешь, чтобы люди после концерта выходили одухотворенными, задумываясь о смысле жизни.

– Вы знаете, у меня бывали периоды, когда было очень мало концертов и мне приходилось заниматься какими-то другими делами, больше бытовыми и приземленными – строительством дома, и выступать на каких-то корпоративах или на ТВ даже играть под фонограмму. И я понимал: энергетика не та, что на концерте, где тонкая структура звука передается зрителю. Тут фанера звучит, а ты просто пытаешься попасть в нее, и это так тебя выжимает! И ты понимаешь, что есть настоящее искусство и настоящая музыка и она тебя вновь тянет и возвращает к себе. Пускай ты больше зарабатываешь на корпоративах, где-то и под фонограмму сыграл, попросили – и заплатили в несколько раз больше, чем за концерт, но удовольствия ты получил немного, только финансовое.

Нет, хорошо, что у меня не постоянно такие выступления, что я занимаюсь настоящим делом музыканта! Гораздо ценнее чувство, что ты можешь сам творить и получается ни от чего не зависеть. Отлично, когда тебе еще и платят за это и хватает на жизнь, на все потребности! У меня, кстати, много знакомых богатых людей, которые очень любят классическое искусство и даже сами неплохо играют на музыкальных инструментах. И это, конечно, поражает, когда ты приходишь к ним на встречу, а они тебе на рояле играют Шопена.

Долго я не могу без настоящей музыки, не смог бы, наверное, каким-то директором или бизнесменом стать. Хочется настоящего, хочется внутреннего спокойствия, гармонии. Хочется и показать искусство, и насладиться им.