Наталия Мещанинова: «Скелеты в шкафах разрушают меня изнутри»

Сценарист и режиссер о том, почему терапевтически важно делать публичными большие и гнетущие тайны
Сценарист и режиссер Наталия Мещанинова/ Екатерина Чеснокова / РИА Новости

Международный кинофестиваль, открывающий европейский фестивальный год, стартует 25 января в Роттердаме. В программе будет и российский фильм «Один маленький ночной секрет» Наталии Мещаниновой (продюсеры Наталья Дрозд и Сергей Сельянов), что по нынешним временам событие из ряда вон выходящее. В интервью «Ведомостям» Мещанинова рассказала, почему, как ей кажется, фильм все-таки взяли на фестиваль, что заставляет ее публично признаваться в очень личных вещах и как получается так, что самых неприятных людей в ее проектах сыграл муж – Степан Девонин.

Кино без границ

– Ваш новый фильм «Маленький ночной секрет» покажут на Роттердамском кинофестивале. И это несмотря на то, что после февраля 2022-го попадание российских фильмов на серьезные международные фестивали стало практически невозможным. Тем более что в его финансировании помимо голландского фонда Hubert Bals Fund и российского «Кинопрайма» принимало участие Минкультуры. А российские госденьги сейчас – просто стоп-сигнал для западных отборщиков. Наверное, этот вопрос больше подошел бы продюсерам, но и у вас ведь наверняка есть предположение – почему фильм взяли?

– Думаю, есть несколько вещей, которые сработали в плюс. Во-первых, на Роттердамском фестивале проект на уровне сценария был поддержан в прошлом году – фондом, который вы назвали. Во-вторых, у меня нет фильма, который не побывал бы в Роттердаме. Мне кажется, они ко мне уже относятся как к своему взращенному птенцу. Еще, конечно, хочется верить, что качество тоже произвело впечатление. Во всяком случае, мне нравится так думать. 

– Сценарий этого фильма ведь написан по мотивам вашей собственной юности и отчасти вы – прототип главной героини?

– Да, семейная ситуация девочки схожа с моей. Характер и все, что происходит, – художественный вымысел. 

– Задолго до этого фильма, еще в 2017 г., у вас вышла книга, в которой вы откровенно рассказали про свою юность. Большинство людей такие скелеты пытаются держать в шкафах. Вот эта политика открытости – она сформировалась сразу или вы к ней пришли, поняв, что другого психологического выхода у вас просто нет? 

– Я пришла к этому, поняв, что скелеты в шкафах разрушают меня изнутри. Они делают эту тайну какой-то уж очень большой, гнетущей, невероятно тяжелой для того, чтобы выносить в повседневной жизни. Это влияло на мои отношения с мужем, с ребенком, на отношение к себе. Тут был прыжок в прорубь – когда я внутренне приняла решение опубликовать эти тексты, особенно текст под заголовком «Желание» (рассказ о сексуальных домогательствах отчима и о том, как это повлияло на отрочество автора и на отношения с матерью. – «Ведомости») или «Страхи» (о малой родине и детских фобиях. – «Ведомости»). Я долго сомневалась, боялась. Мне было страшно, что меня кто-то осудит, кто-то скажет: «Зачем нам этот сор из вашей избы?» Но в какой-то момент просто осознала, как терапевтически важно опрокинуть эту вещь, предать ее публичности, чтобы она перестала быть моим маленьким ночным секретом. 

Детство, отрочество, юность

– У меня есть ощущение, что «Пингвины моей мамы», «Алиса не может ждать» и «Один маленький ночной секрет» – это трилогия. Случайно получилось или был такой замысел?

– Случайно: когда мы придумали «Пингвинов», не было даже мысли о том, что возникнет «Алиса» (имеющая реальный прототип история о девочке, которая теряет зрение. – «Ведомости»). Как вы знаете, идея этого сериала пришла от продюсеров видеосервиса Start, и я за нее ухватилась как за вещь, в которую мне интересно погрузиться. 

– Вы ведь, как и Алиса, бросили среднюю школу. Это от вас к героине перешло?

– Нет, опять совпадение. Это было в статье психолога о девочке, которая стала прототипом Алисы.

– У Алисы, когда она бросала школу, был бизнес-план – уехать в Москву и стать содержанкой. У вас бизнес-план был? Какой?

– Был: покупаем аттестат, тогда это было возможно сделать просто на рынке, после чего я самостоятельно готовлюсь к поступлению в вуз и поступаю туда. Минуя 10–11-й классы, потому что мне было совершенно невыносимо ходить в школу. Чем старше я становилась, тем больше понимала про обезличивание, иерархию «сильные – слабые». Но главное, когда придумала, что буду режиссером, я поняла, что мне не нужны все эти дисциплины. Я стала очень плохо учиться в 9-м классе, и у меня было достаточно уверенности, чтобы сказать себе: мне это не нужно, я подготовлюсь к экзаменам по предметам, которые необходимы, и сама поступлю. В общем, так и случилось.

– Рабочее название сериала было «Алиса в стране чудовищ». Кто там чудовища? Все, по сути? 

– Все, да.

– У вас ведь наверняка есть уже обратная связь: как зрители отнеслись к персонажам? Не к самому сериалу, а именно к героям. Алису полюбили? 

– По-разному: в кого-то попадает и кто-то очень сильно сочувствует. Часто бывает, что взрослые отождествляют себя с мамой, а дети и подростки – с Алисой. Но есть и те, которые говорят: «Все холодные суки».

– Сериал кончается так, что дает намек на второй сезон. Он будет?

– Мы думали об этом, но пока рано говорить, у нас мир такой сейчас, все планы посыпались. 

Все страшное – мужу, неоднозначное – детям

– И в «Одном маленьком ночном секрете», и в «Алисе» играет Степан Девонин – ваш муж, с которым вы вместе работаете над сценариями. Причем оба раза у него роли сложных, но в целом очень неприятных людей. Он изначально все это под себя планирует, еще на уровне сценария? 

– Он, вообще, выпросил у меня роль в «Маленьком ночном секрете». Дурное слово «выпросил», заслужил, конечно. Но изначально выпросил пробы на роль отчима. Я сопротивлялась этому дико. Говорила, что мне совершенно не хочется снимать мужа в такой роли. Это ужасно, я запутаюсь, моя психика не выдержит, мне будет тяжело. Он сказал: «Ну пожалуйста, давай я хотя бы приду на пробы». Дальше происходило следующее. Почти все актеры, процентов 95, которым мы предлагали эту роль, испугались, отказались: «Ой, нам это не надо, страшно, мы не хотим портить себе репутацию, боимся за нашу фильмографию». В общем, множество разных причин. А Степа, видимо, очень плотно подготовился, очень глубоко. И когда он сделал пробу, стало понятно, что, несмотря на весь мой страх, мое сопротивление, он должен это играть. Хотя я уверена, что потом многие будут говорить: «Как ты сняла мужа в этой роли, ужас!» Потому что про «Алису» так говорят, и один из самых частых вопросов в интервью: «Как вы так мужа сняли?» Сняла, потому что он хорошо играет и ему интересно. Его постоянно задействуют в ролях таких простачков, смешных неудачников, уже амплуа сложилось. А тут он в сложной, действительно отталкивающей роли – что в одном, что в другом проекте. Мне кажется, это только хорошо для него как для артиста.

– Вы сказали, что взрослые актеры боялись приходить на пробы в «Секрет», а девочку, Таисью Калинину, легко нашли?

– С девочкой была такая штука: Тася приходила ко мне на пробы в «Пингвины моей мамы» – на роль Сонечки, которая у них в семье живет. Я ее тогда не утвердила по двум причинам. Во-первых, она меня напугала тем, что у нее были очень странные истерические реакции, и я подумала, что она сумасшедшая. А вторая причина – у нее лицо, которое претендует на собственную историю. И так как мы не собирались рассказывать на тот момент собственную историю Сони, Тасю я «отложила». За эти два года она повзрослела, окрепла, сформировалась как профессиональная актриса. Когда я делала пробы на «Маленький ночной секрет», первым делом имела в виду ее. Дальше я ушла снимать «Алису», параллельно мы пробовали большое количество девочек. Очень много было разных: известных и не очень, но я все время сталкивалась с тем, что сравниваю их с Тасей. Это было очень похоже на выбор Макара Хлебникова в «Пингвины». Макар тоже пробовался одним из первых. Потом мы пересмотрели всю Москву, и я сравнивала всех с Макаром. И в какой-то момент сказала себе: «Так, черт, стоп, надо просто снимать Макара».

– Среди трех этих новых юных звезд – Макара Хлебникова («Пингвины моей мамы»), Лизы Ищенко («Алиса не может ждать») и Таисьи Калининой («Маленький ночной секрет») – дебютант только Макар. Помню, когда вы показали мне фотографию Таисьи и сказали, что именно эту девочку выбрали на «Секрет», я ответила: «А, узнаю, она только что в фильме «Девка-баба» сыграла». Вы об этом не знали. Вы не смотрите предыдущие работы актеров, прежде чем утвердить их на роль? Вам это не нужно для принятия окончательного решения? 

– Что-то смотрю, что-то нет. Мне это не важно, потому что актер работает с другим режиссером совершенно по-другому. Я, например, смотрю иногда на Степана [Девонина] в других проектах и думаю: «Что ж ты так плохо играешь?!» Актер играет у всех режиссеров по-разному, для меня это вообще не показатель. Чужое кино скорее меня может сбить, чем нового дать. Только личные пробы и личные встречи.

– То есть «Пищеблок» с Лизой Ищенко вы тоже не видели? 

– Я вообще не знала Лизу, не видела ее никогда нигде. И при всей моей любви, почтении и уважении к другим актерам, мне кажется, что Лиза в этом сериале существует на каких-то вообще невероятных высотах, как будто она и есть эта Алиса.

– Ее соперницу, девочку, которая влюблена в мальчика, проявляющего интерес к Алисе, играет старшая дочь Евгения Цыганова Полина. По-моему, это никак особо не афишировалось, я, например, не знала, когда смотрела. А вы знали во время проб?

– Поля пришла на пробы среди прочих девочек, не помню точно, но, по-моему, она сперва сделала суперудачные пробы, а потом я узнала, что она дочь Жени. Видите, я все время смахиваю на жирафа. Смешно было бы, если бы я Макара утвердила и только потом узнала бы, что он сын Бори. 

– Да, смешно было бы. Когда смотришь на Макара Хлебникова в «Пингвинах моей мамы», кажется, что он рожден с харизмой звезды. Были ли у вас такие ощущения и как Борис отнесся к идее актерского дебюта сына? Макар же вроде не под актерскую карьеру был заточен. 

– Мне кажется, Макар не формулировал для себя актерский путь. Он когда-то случайно пошел на пробу к Валерию Тодоровскому, тот его не утвердил, но пробы сохранились. Когда мы начали искать парня, мне Хлебников сказал: «Слушай, а глянь Макара, просто похож по описанию на вашего Гошу, пробы я тебе пришлю. Да – да, нет – нет». Я, когда посмотрела пробы, у меня возникло ощущение, что это он должен играть нашего Гошу. Потом мы позвали Макара на пробы. С ним работал сначала Степа [Девонин], потому что я снимала «Обычную женщину – 2». Ему удалось Макара раскрепостить, снять страх. Он, как ни странно, испытывал лютый страх передо мной. Боря в результате очень удивился, что выбор пал на Макара, сомневался в нем. У продюсеров было ощущение, что Макар не справится, поскольку нельзя такую большую роль возлагать на дебютанта. А у меня была абсолютная уверенность. 

– Борис тогда сомневался, а потом взял Макара на главную роль в свой фильм по вашему сценарию, который сейчас называется «Снегирь». Я видела эту картину, правда без графики, мне очень понравилось. И если бы меня попросили сформулировать, о чем она, я бы ответила: про русскую национальную идею и русский национальный характер. Вы же, наверное, не думаете такими категориями, когда пишете? Вы для себя как его определяли? 

– Ну, эта формулировка давно гуляет в наших кругах, трудно от нее отойти. Когда я писала, много было всяких мыслей. И про травлю, и про то, как мы охотно подключаемся к этому азартному чувству, и про то, как делаем вид, что ничего не было. Психика человека так устроена – ей надо выживать, и она отменяет много чего неприятного для себя.

– И для Бориса, и для вас это первый сложнопостановочный фильм. Не было такого, что, вот, вы что-то придумали, а продюсер Сергей Сельянов говорит: «Наташа, ты с ума сошла. Это снять невозможно, это стоит какие-то миллиарды»?

– Не было. Мы с Борей, когда закончили сценарий и все начало обретать какие-то реальные цифры в смете, ужаснулись. У нас полфильма шторм. Но на этапе сценария никто из продюсеров не говорил: давайте шторма поменьше.

В точке кипения

– Авдотья Смирнова, когда сняла свой первый фильм, сказала, что пошла в режиссуру, чтобы лучше понимать профессию сценариста. Для широкой публики вы тоже начинали как сценарист, потом стали еще и режиссером. Но на самом деле это же не совсем так. Для вас первично все-таки было что? Драматургия или режиссура?

– Режиссура. Я мыслила себя как режиссер прежде всего. И когда начала снимать свои первые документальные работы, думала о том, что мне было бы интересно сделать игровые. Способна ли я на это? Могу ли создать мир, достоверный в той же степени, что и жизнь? – вот что меня занимало. А со сценариями у меня получилось случайно. Мне позвонила Оксана Бычкова и сказала: «Слушай, у меня на сценарий есть две с половиной недели. И я хочу, чтобы ты написала, потому что мой сценарист не туда меня ведет». Я отвечаю: «Оксан, я никогда в жизни не писала полных метров, и вообще я не сценарист». Ну да, где-то подрабатывала как диалогист, как человек, который адаптацию пишет, но я сама себя не называла бы сценаристом. Вот с этого все и началось.

– Это был сценарий фильма «Еще один год», который, кстати, тоже ездил в Роттердам?

– Да, а потом Боря пришел с «Аритмией».

– Именно после «Аритмии» началась ваша бешеная популярность в профессиональных кругах. Появилось много предложений заказной работы? 

– После «Аритмии» действительно стало очень много предложений. Но понятно, что ты берешь историю, про которую можешь с уверенностью сказать, что в этом понимаешь.

– Вот сериал «Шторм», например, такая работа? Там же изначально был сценарий Ильи Тилькина? 

– Сценария не было. Мне дали прочесть синопсис Ильи Тилькина с комментарием, что он сам больше не готов над ним работать. И я могу на его основе делать сценарий, опираясь на него в той степени, в которой посчитаю нужным. Эта свобода развязала нам руки, и мы создали совершенно другую историю. От изначального синопсиса осталось совсем немного – два друга мента, их противостояние и заболевшая женщина главного героя, ради которой он готов на все. У Ильи было многое связано с эзотерикой и главный герой в конце сходил с ума. Мы в итоге пошли каким-то совершенно другим путем.

– А «Война Анны»? Вам продюсеры заказали сценарий на эту тему или вы знали, что будет снимать Алексей Федорченко, и писали под него? На мой взгляд, этот фильм как-то отдельно стоит во всей его фильмографии. 

– Это шло от Федорченко, его идея, с которой он жил много лет до того, как ко мне обратиться. Мы даже не были знакомы. Он вышел со мной на связь, мы с ним по скайпу поговорили, и я сначала с перепугу сказала: «Да». И потом где-то год мучилась, ничего не могла написать, даже отказалась от этой работы. Сказала: «Леш, я ничего не понимаю про комендатуру. И про войну не планировала писать. Я ничего не знаю, все, простите, я пошла». Леша сказал: «Да, ладно, все равно я тебя жду». Прошло еще где-то полгода. Я почему-то вернулась к этой истории, мне стало обидно, что я вот так просто ничего не сделала. Я взялась и начала писать. Месяца за два написала сценарий. Но у меня текст был похож на литературный рассказ. Все это безумие, которое происходит вокруг мира девочки, – это Леша придумал. Он очень много внес всего режиссерского. Конечно, этот фильм гораздо нарративнее, чем другие фильмы Леши, тут я с вами согласна.

– Но эта нарративность тоже была в его замысле? 

– Да.

– Вы сейчас являетесь креативным продюсером студии Lookfilm. И, насколько мне известно, именно вы креативный продюсер той комедии, которую Борис Хлебников только что закончил снимать в Турции. Можете рассказать о ней? 

– Я участвовала в создании сценария, но не в его написании, а в придумывании поворотов, всяческих деталей. Там была большая авторская группа – человек шесть. Мы сидели, разгоняли и одновременно придумывали. В итоге получилась довольно смешная абсурдистская черная комедия про то, как уже немолодые люди, муж и жена (Анна Михалкова и Александр Робак), едут в отпуск и в самолете страшно ссорятся, до развода практически. Но они не могут отказаться от поездки, потому что у них беременная дочь на сохранении и она оплатила им эту путевку, чтобы они побыли вдвоем, наладили отношения и т. д. Они вынуждены делать вид, что у них все хорошо, посылать какие-то видеоотчеты дочке, а сами между тем практически не разговаривают друг с другом. Дальше начинается замес с трупом, черная комедия.

– И это выйдет на Kion, когда?

– Надеюсь, что скоро, но пока не знаю.

– Кстати, о Kion. Второй сезон «Пингвинов» обсуждается?

– Мы сейчас пытаемся как раз утвердить эту мысль внутри нашей компании. Есть большая надежда, что будет.

– Буквально пару дней назад узнала, что вы пишите о человеке в коме, разрабатываете эту тему. Можно какие-нибудь подробности?

– По нашим условиям не могу раскрывать сюжет. Это полный метр для Бориса Хлебникова.

– Я, когда досмотрела первый сезон «Пингвинов», поймала себя на такой мысли: в момент, когда феминистская повестка докатилась и до России тоже, вы снимаете сериал о том, что баба на что только не пойдет, чтобы удержать мужика. Сознательно огрубляю. Просто интересна сама ситуация: вы человек, очевидно существующий вне всяких трендов и тенденций, умудряетесь все время попадать в точку кипения. Ваша книга «Рассказы», о которой мы говорили в начале интервью, выходит в 2017-м, и MeToo – это тоже 2017 год... 

– Вот, да, у меня такие совпадения действительно часто случаются. Когда вышел «Комбинат «Надежда» (2014 г., дебют Мещаниновой в игровом кино. – «Ведомости»), появился закон о запрете мата. И о нашем фильме стали писать буквально все СМИ – я же отказалась выпускать версию без мата. Ну это просто невозможно было. «Аритмия» (2017) – медицинская реформа. Когда появилось «Сердце мира» (2018) шла ожесточенная борьба между охотниками и зоозащитниками, включая дебаты в Госдуме и бои в соцсетях.

– Сейчас вы заканчиваете «Один маленький ночной секрет», и появляется закон о запрете пропаганды нетрадиционных сексуальных отношений. У вас в фильме нет ничего, что могло бы подпасть под его действие. Но, зная манеру ответственных граждан грести широким бреднем, не тревожитесь ли вы за его судьбу? 

– Мне не привыкать – я всегда тревожусь за судьбу своих фильмов. Когда мы монтировали «Маленький ночной секрет», возникла вся эта история с зарубежными фестивалями, куда теперь не берут российских авторов, стало понятно, что «Кинотавра» больше не будет, и я уже готова была к тому, что мы положим фильм на полку до каких-то лучших времен. Потому что таким проектам нужны фестивали. И то, что он оказался в программе Роттердама, мне и этого бы уже хватило с лихвой. Но мы еще получили официальный ответ от Министерства культуры, что фильму дали прокатное удостоверение. Все в порядке в этом смысле.