Виктор Шамиров: «Я вижу в искусстве только живое и неживое»

Для многих зрителей, наверное, существует как будто два Виктора Шамирова. Один делает тонкое, интеллигентное кино вроде сериала «Большая секунда» (2021). А второй снял один из самых отвязных и скандальных фильмов последних лет – «Непосредственно Каха!». Эта эксцентрическая комедия по мотивам одноименного веб-сериала вышла осенью 2020 г. и стала хитом. Кассу в 548 млн руб. (здесь и далее – данные ЕАИС государственного Фонда кино) релизу не помешали собрать даже ограничения на заполняемость кинозалов из-за коронавируса, еще действовавшие на тот момент.

В этом мае оба Шамирова встретятся в кинотеатрах. 12 мая стартовал прокат драмеди «Меньшее зло» – фирменное разговорное кино про старых друзей, которые уютным вечером пьют вино, пока рушатся их судьбы. Уже 25 мая его догонит вторая часть успешной франшизы – «Непосредственно Каха! Другой фильм». Сюжет держится в секрете, известно лишь, что заклятую дружбу Серго (Артем Калайджян) и Кахи (Артем Карокозян) ждут новые суровые испытания.

В интервью «Ведомостям» режиссер рассуждает о том, зачем рассказчику пытаться услышать время, чем «Непосредственно Каха!» ценнее и интереснее большинства русского авторского кино и какие истории на самом деле обожает зритель.

Ощущение времени

– Нет, уже после. Где-то весной-летом 2021 г. мы его придумали. Сюжет возник просто из желания написать пьесу, как бы глупо это ни звучало. Производственный цикл в театре намного короче, реакция зрителей реальна, и даже по деньгам может быть интереснее в длинной перспективе. Мы с Олей понимаем, что можем это сделать, у нас есть время, – почему бы не написать? Обычно происходит наоборот – сначала [приходит на ум] коллизия, или среда, или герой, потом мысли о форме, в которую это может вылиться.

Мы думали сделать компактную пьесу для антрепризы. Но текст получился своеобразный по структуре и поэтому, как я понимаю, не устроил театр, который был мне доступен. Зато им заинтересовались в Kion (после кинопроката «Меньшее зло» выйдет на видеосервисе в формате мини-сериала из трех эпизодов. – «Ведомости»).

– Сам текст мы не меняли. Единственная сложность была – как разбить на примерно одинаковые по длине серии. Наши два акта в пьесе были слишком неравными, так что первый мы должны были разбить еще пополам.

– Я бы с удовольствием взял уже знакомых актеров и не занимался никаким поиском вообще. Кастинг – это большая трата времени, и все равно остается огромная вероятность ошибки. Проблема была в том, что я просто не знал подходящих 40-летних актеров. Мои друзья, с которыми я занимался театром, они все по возрасту уже ближе ко мне и сюда не подходили. И 30-летних я мало знаю. Из всего состава я знал только Юлю Гревцову, которая сыграла Алису. Мне для первого «Кахи» была нужна такая странная девочка, как будто немного не отсюда. И кастинг-директор привел Юлю. Она прекрасно вписалась, потом я ее ввел на замену в спектакль Ladies’ Night 2, и она прилично все сделала. На роль Алисы в «Меньшем зле» я сразу держал в голове Юлю, хотя все равно провел кастинг и посмотрел других актрис.

– Человеческий типаж Алисы мне хорошо знаком. Кроме того, у нас с Олей была одна общая знакомая, которая не живет такой жизнью, как Алиса, но мы взяли ее манеру общения. Еще один мой знакомый отчасти послужил прообразом программиста Максима. Но нельзя сказать, что были какие-то конкретные люди, с которых мы списывали персонажей. Мы их создали, по-хорошему так всегда происходит.

Если вы захотите перенести на бумагу человека, которого хорошо знаете, например вашего близкого друга, все равно у вас ничего не получится. Литературный характер – это завершенный образ, в нем есть гармония. А живой человек не может быть «завершен» – он открыт, он мерцает, у него края нечеткие. Человек не предмет, не образ – это возможность. Мы никогда толком не знаем, что он сделает сейчас.

– Я не видел [сериал Званцовой], не смотрю русское кино регулярно. Сам сюжетный ход не может быть источником своеобразия. Сотни фильмов сняты об ограблении банка, но они же не одинаковые. Важно не то, что происходит, а о чем вы рассказываете. Мои герои могли и не так уж хорошо жить и все равно оказаться в этой ситуации. И происходящее с ними нельзя объяснить только кризисом среднего возраста – та же Алиса моложе других героев. Общность проблем этих людей, какими бы разными они ни были, определена не благополучием и не возрастом. А ощущением того, что ты не сделал важный для себя шаг и оттягиваешь его бесконечно.

Мне как автору неловко, что пьеса, которую мы придумали в 2021-м и сняли в начале 2022-го, выходит сейчас. Создается ложное впечатление, что текст недавно написан, а я не мог такое написать сегодня. Сильно изменилась страна, поменялись люди, меняюсь я. Меня раздражает эскапизм большинства сценариев, которые мне присылают, – ощущение, будто ничего не изменилось. Мне кажется, что рассказчик, в какой бы ситуации он ни находился, может попытаться услышать время. Во втором «Кахе», я считаю, каким-то образом ощущение времени захвачено. А вот «Меньшее зло» все-таки фильм про вчера.

– Я не сомневаюсь, что хорошие российские фильмы и сериалы существуют. Хотя средний уровень индустрии очень низкий по всем параметрам, начиная со сценариев. И для того чтобы сделать что-то приличное, ты не можешь просто собрать компанию людей, которые тоже хотят и умеют делать хорошее кино и пытаются понять меня и задачу. Этих людей один-два на всех в рамках каждой профессии, и они заняты, или на них нет денег. Ты берешь других и должен биться за каждый шаг, и эта битва отнимает много сил, времени, здоровья. Это все тяжело, но возможно, пока силы есть. С оператором мне повезло, все картины с ним снимаем. Семен Яковлев зовут.

Я не смотрю российское кино, потому что если оно хорошее и честное, то почти наверняка будет очень мрачным. Даже мучительным. А я не хочу заходить в эту эмоцию как зритель. Моя жизнь и так не особо меня радует, зачем мне еще. А если мне хотят открыть правду о том, как устроено общество, то спасибо, вроде и так в курсе. Как зритель я люблю что-то развлекательное – остроумные, живые комедии. Я, к счастью, не кинокритик, чтобы заставлять себя отсматривать все, что выходит.

Толпа праведников с камнями

– Я не думаю, что людям, которым не понравился первый фильм, понравится второй. Подзаголовком мы хотели подчеркнуть, что это не прямое продолжение и не предыстория, а просто еще одно кино про тех же героев. И это кино правда немного другое. Темы другие, и способ построения сюжета другой. Снято иначе, имитации документального фильма больше нет. Здесь нет любовей Кахи и Серго из первой части, нет деда. И снимали в другом селе.

– У нас с Артемом (Калайджяном, исполнителем роли Серго, автором веб-сериала «Непосредственно Каха!» и соавтором одноименного фильма. – «Ведомости») долго не складывался сценарий, но в прошлом мае мы как-то очень быстро нашли ключ. Проблема была в том, что мы хотели сделать историю более значительной – нам казалось, что второй фильм должен быть более масштабным, чем первый. Но как только мы начинали раскручивать эти значительные события, нам становилось скучно. В этом и была ошибка – мы вытаскивали Каху и Серго за пределы их жизни, их среды, в которой они понятны, и они превращались в условных героев комедии или боевика. Поэтому мы выбросили все большие идеи, вернулись к началу и сделали еще одно скромное кино о маленьких людях из небольшого села.

– Я на самом деле считаю, что первый «Каха» – это хорошее кино. Не понравился он многим людям по разным причинам, и ничего в этом страшного нет. Главное – чтобы понравился тоже многим людям. Возникает интересный предмет для обсуждения. Но обсуждения никакого не случилось, а случилось очередное скопление толпы праведников с камнями.

Тем, кто знал меня как режиссера, фильм мог не понравиться потому, что это не то кино, которое от меня ждали. Мы же хотим видеть что-то знакомое, просто с небольшими отличиями. Тогда возникает приятное чувство узнавания. Поэтому мы так любим знакомую музыку. «Каха» был не похож на мои предыдущие фильмы. Многие вслед за одним лживым мудаком стали говорить, что я решил денег заработать.

Люди, которые видели мой спектакль Ladies’ Night, думаю, особого сюрприза в «Кахе» бы не увидели. Ladies’ – это резкая комедия с очень грубыми шутками, разными глупостями и стриптизом в финале, которую мы сочинили когда-то вместе с актерами. Я с удовольствием ее тогда ставил, а они 20 лет с удовольствием ее играют.

Далее, у многих есть представление, что в искусстве есть иерархия высоких и низких жанров. И высокий жанр, конечно, лучше. Приличные, культурные люди должны производить и потреблять только высокое искусство, а быдло или просто глупые люди должны производить и потреблять низкое искусство. Еще возможен вариант, что художник хочет денег и специально производит низкий жанр для плебса, продавая душу. Я не вижу в искусстве высокого и низкого. Я, честно, не понимаю разницу. Я вижу в искусстве только живое и неживое, талантливое или неталантливое. Для меня это единственный критерий.

Перед тем как включаться в работу над «Кахой», я посмотрел куски одноименного YouTube-сериала, и это было ценнее и интереснее большинства русского авторского кино, которое я видел, – потому что талантливо. Потому что ребята рассказывают о том, что знают, и их юмор своеобразен. Поэтому, когда я писал с Артемом эту историю и потом, когда мы снимали фильм, я делал это с удовольствием. В фильме много смешного, и там очень много правды.

– Это уже относится к социальной роли искусства. Да, многие хотят, чтобы кино учило зрителей. И это возможно, есть много примеров, но для меня это уже территория пропаганды. Черная комедия, а раньше плутовской роман, а раньше «Декамерон», а раньше «Сатирикон» тем и смешат, что это – антипропаганда. Никаких высоких ценностей.

И еще есть естественное желание видеть завершенные и простые истории. Зритель обожает сюжеты про расплату: кто-то совершил что-то плохое и вот ему за это прилетело. Истории про справедливую месть, например, всегда заходят. А поскольку в жизни такое случается крайне редко, люди хотят удовлетворить свое чувство справедливости – и чувство завершенности – хотя бы в кино.

– Нет, Каха не может раскаяться или измениться. Это была бы ложь. В фильме помимо Кахи и Серго есть третий важный персонаж – Пушкин, режиссер, который снимает про них документальное кино (его играет Данила Иванов. – «Ведомости»). Пушкин думает, что может зайти в их жизнь, может эту жизнь понять и в какой-то степени даже на нее повлиять. Но правда в том, что он на фиг им не сдался. Жизнь все равно будет существовать по своим правилам. Она бесчеловечна и плевать хотела на тебя и на прекрасные книжные понятия, на которых ты вырос и с которыми ходишь по миру.

Это была одна из тем, которая меня особенно развлекала [во время работы над фильмом], – то, что прекраснодушный рассказчик все равно будет растоптан. Ты можешь быть сам Лев Толстой, самый уважаемый писатель России, но через секунду тебя выгонят прочь, и люди будут проклинать твое имя: «Иди-ка ты подальше со своим миролюбием!» Он уйдет, а они останутся жить так, как умеют.

Приоритет текста и актера

– Я этого не понимаю. Мне кажется, я нахожусь абсолютно в традиции русского психологического театра. Более того, на мой взгляд, я один из самых традиционных и простых режиссеров, каких я вообще знаю.

– Я никогда не ищу культурные референсы. И не отталкиваюсь от того, что прочел или видел где-то. Мне совершенно не хочется, чтобы то, что я делаю, было похоже на что-то или что-то напоминало. Оно в результате может оказаться похожим, но это точно не бывает задачей. Иными словами, я не нахожусь в культурном процессе, а просто пытаюсь понять: что я хочу рассказывать сегодня, могу ли я это сделать, какими способами я должен это делать. Вот и все. Я исхожу из того, что понимаю, ощущаю, а не из того, что было сделано до меня.

– Снимать последовательно можно, если позволяет обстановка: если это павильон и декорации не разбирают и если позволяет расписание актеров. В случае с фильмом «Меньшее зло» такая возможность была. У меня была надежда, что мы сможем отрепетировать с актерами весь текст и даже сыграем небольшой спектакль для своих, человек на 20 знакомых, а потом это снимем. Но не получилось из-за занятости актеров.

– Мне кажется, мое кинематографическое мышление очень примитивно и действительно растет из театра. Я знаю про себя, что я не визуальный режиссер. Мне не нужно придумывать какую-то особенно красивую картинку. Мне важно понять, что происходит в кадре, и потом я просто хочу, чтобы камера это сняла. Я исхожу из приоритета текста и актера, а не действия. Если надо будет, я могу снять актеров на белом фоне одной камерой одним кадром – мне больше ничего не нужно, если актеры хорошие и у них хороший текст. Пока, правда, таких радикальных замыслов у меня нет. Чтобы делать настолько условное кино, надо, помимо прочего, четко понимать, зачем так усложнять жизнь зрителю.

Мне нравится диалог. На «Большой секунде» я это хорошо для себя уяснил и держался этого принципа. И в «Меньшем зле» мне нравятся диалоги. Не «месседжи», а именно то, как люди говорят. Мне не нравится, что в кино сцены делятся на важные и неважные – т. е. те, которые как бы «готовят» важные события, их «обслуживают». И я осознал, что не хочу снимать «обслуживающие» сцены. Даже короткую сцену я снимаю лишь потому, что она мне нравится, потому, что мне хочется «быть с ней», а не потому, что после нее последует нечто более интересное. Это тоже больше театральный принцип, чем киношный. Люди ведь приходят в театр не для того, чтобы узнать, чем дело закончилось, а чтобы с удовольствием провести время.

– Это была авантюра чистой воды. Был такой приезжий американский продюсер (Марк Левин. – «Ведомости»). Он почему-то вышел на меня и предложил написать что-то вроде «Друзей». Ему казалось, что это возможно. У меня на тот момент не было никакого представления ни о телевидении, ни о кино. Но поскольку я был наглый парень, я сказал: «А в чем проблема? Давайте напишу». И написал, по-моему, одну-две серии. Он дал деньги, и мы сняли все на студии Горького. Превратили пустующий зальчик в квартиру, я набрал людей, которых уже знал наверняка, – Машу Шалаеву, Сергея Фролова. Честно говоря, уже не помню ни текста, ни результата, ни каких-то сильных эмоций. Просто снял и пошел дальше. Не думаю, что это имеет какую-либо ценность. Я в свое время снимал довольно много пилотов – раньше мне это почему-то было прикольно. Есть у меня такая странность – я люблю начинать новые вещи. А продолжать что-то длинное мне скучно.

– Мне надо пересмотреть, чтобы ответить на этот вопрос. Это у меня со спектаклями бывает – заходишь посмотреть, как все идет. Но там другая история – спектакли живут, меняются со временем. А кино я не пересматриваю. По моему ощущению, я все-таки не делал особенно неловких фильмов. Вот в «Игре в правду» (2013) будто что-то не сложилось. Я недавно вспоминал про нее. Это не то чтобы плохое кино, а спектакль вообще был прикольный. Мне кажется, я сильно ошибся с музыкой – ее слишком много, она слишком плотна, слишком значительна для такой легкой истории. А другие фильмы – мне кажется, они приличные. Мне ни за один не стыдно.

– Ваш вопрос предполагает модель искусства, которая мне несвойственна. Я не несу никаких идей вообще. Тема и идея – это не одно и то же, на мой взгляд. Я каждый раз знаю тему, но идей, которые я бы хотел донести до аудитории, у меня нет. Я не думаю, что я разговариваю со зрителем, – я рассказываю истории. Я рассказчик, а не лектор. Но я пытаюсь рассказывать истории интересно, потому что надеюсь, что найдутся люди, готовые потратить время на мой фильм, и им это может быть любопытно.

– Во втором сезоне нет необходимости – это закрытая, завершенная история. По поводу будущих замыслов – если я буду писать, то буду писать только для платформ. Я не хочу иметь дело с эфирным телевидением. Сейчас у меня в голове есть одна идея. Мы с Олей Супоневой пытаемся придумать, как ее сделать, но не знаю, получится ли. В этом случае на старте у меня место, интересный поселок, где я был недавно, и есть тема. Сейчас вопрос к героям и ходу событий, какими они должны быть, чтобы место и тема проявились. Вот думаем.