Александр Сладковский: «Публике важно, вложил ты душу или нет»

Когда дирижер Александр Сладковский принял в 2010 г. приглашение возглавить Государственный симфонический оркестр Татарстана, он, по его собственному признанию, увидел в этом шанс создать оркестр своей мечты. Хотя исходные данные к этому совсем не располагали – деморализованные музыканты, подрабатывающие на стороне, расписание на пару десятков концертов в год и т. д.

В 2023 г. симфонический оркестр Татарстана – один из ведущих музыкальных коллективов страны, в репертуаре которого Чайковский, Рахманинов, Шостакович, Стравинский и др., плотный гастрольный график, совместные выступления со звездными инструменталистами.

В интервью «Ведомостям» Сладковский рассказал о том, из чего складывается доверие между дирижером и музыкантами, почему считает Рахманинова своим проводником по жизни и чем оркестр похож на футбольную команду.

«Сейчас Малер – это моя Кассиопея»

– В 2022 г. у нас планировался масштабный европейский тур, в общей сложности 21 концерт – Берлинская филармония, Кельнская филармония и другие лучшие залы Европы. Конечно, его отменили. Но есть большой рынок в Азии, в частности в Китае, куда мы сейчас готовим большой тур – его сроки, города и репертуар пока в стадии обсуждения.

Из того, что уже точно в планах, это внутренние гастроли. У оркестра запланирован очень насыщенный график в сентябре: Пермь, Иркутск, а также столичные гастроли. 4 сентября мы выступим в Москве в рамках абонемента Дениса Мацуева в Концертном зале Чайковского, а 22 сентября у нас концерт – открытие собственного абонемента в Московской филармонии. На этих концертах будет звучать музыка Чайковского, Прокофьева, Бетховена, Штрауса и других композиторов.

– Рахманинов потряс меня еще в самом детстве, когда я с восторгом разучивал «Прелюдию си минор. Пьесу для фортепиано». Меня восхищала невероятная глубина его мироощущения, его потрясающие гармонии, такие узнаваемые. И удивительным образом самые важные вехи в моей творческой биографии были связаны так или иначе с Рахманиновым. Когда я только приехал в Казань 13 лет назад, мне сразу бросилось в глаза одно противоречие: [местному] Шаляпинскому фестивалю уже несколько десятилетий, а фестиваля Рахманинова, великого композитора и близкого друга легендарного баса, нет.

А потом на мой первый концерт в качестве руководителя Государственного симфонического оркестра Татарстана приехал мой друг, виолончелист и критик Артем Варгафтик, чтобы выступить с приветственным словом. Он приехал и сказал: «Саша, слушай, ты знаешь, я помню, что на здании Ратуши висела мемориальная доска о том, что Рахманинов дважды играл там, в Белом зале». И он меня заразил идеей рахманиновского фестиваля. И восстановление мемориальной доски, которую мы открывали вместе с Александром Борисовичем Рахманиновым, потомком композитора, стало для меня неким символом восстановления справедливости и началом долгой рахманиновской истории в Казани.

– Сейчас Малер – это моя Кассиопея. Это созвездие, которое меня максимально стимулирует и вдохновляет в творчестве. Каждая из его симфоний – это абсолютное откровение, космическая магия, там бездна энергии, глубины и мудрости. И когда ты погружаешься в этот космос, ты ощущаешь, зачем ты живешь и ради чего стоит жить. Это разговор о мироустройстве. Я счастлив, что оркестр этим материалом уже владеет совершенно свободно, для них это уже своя музыка. К новому концертному сезону мы готовим премьеру Третьей симфонии Малера. Запланированы концерты в Казани в ГБКЗ им. Сайдашева, в Концертном зале им. Чайковского в Москве (1 декабря).

– Я на это смотрю немного иначе: на мой взгляд, публике не так важно, какую музыку ты выбрал, слушателю важно, как ты ее преподносишь. Аудитория чувствует эмоциональное состояние музыканта: ты искришь или просто отрабатываешь номер? Это может быть Чайковский, Рахманинов, Брукнер или Малер, кто угодно. Публике важно, как ты это играешь, вложил ты душу туда или нет.

«Тренировал как футбольную команду»

– Когда я вышел в сентябре 2010 г. на первую репетицию в качестве руководителя оркестра, сказал, что мы будем играть Симфонию № 5 Чайковского. Тогда в репертуаре оркестра было очень мало сочинений, а надо было серьезно заявить о себе. Кроме того, это произведение позволяет хорошо прочувствовать оркестр, его состояние и возможности. Помню, я положил палочку и попросил всех струнников по одному зайти в мой кабинет, чтобы прослушать каждого поочередно, кроме нескольких ветеранов, которые играли еще в оркестре основателя коллектива Натана Рахлина. Я знаю эту симфонию наизусть, и у меня был шок – наверное, в общей сложности человек пять тогда попали в ноты.

Перед стартом первого сезона мы объездили с концертами университеты, заводы, предприятия. Играли в разных залах для разной аудитории. И к моменту открытия сезона оркестр был уже немного другой. На сезон я запланировал «Весну священную» Стравинского. Мы репетировали несколько раз в день, и в какой-то момент мне удалось увлечь ребят. Ведь оркестр – это монолит. А тут музыканты до этого бегали в военные оркестры подрабатывать, зарплаты были мизерные, и солисты к ним не приезжали. У них была тяжелая жизнь.

Я считаю, что если ты не можешь сыграть «Весну священную», то ты не дирижер и это не оркестр. Для меня эта партитура показательна, она очень сложная. Там такая степень концентрации, такой импульсивный ритм, который меняется в каждом такте, что иногда на репетициях тебе кажется, что ты теряешь сознание – или рассудок. И в конце сезона мы ее сыграли!

И потом уже я стал приглашать в Казань своих друзей. Приехали Юрий Башмет, Виктор Третьяков, Борис Березовский, Николай Луганский, Денис Мацуев. И для оркестра это были совершенно космические ощущения. У многих даже осанка заметно изменилась.

– Активно я ничего не заменял. Я практик и стараюсь в любой ситуации использовать тот материал, который у меня в руках. Да, была ротация. Поначалу достаточно большая. Говорили: «Вот он устроил текучку». Но я никакой текучки не устраивал. Это был естественный процесс.

Есть большая прелесть в том, чтобы поставить по-настоящему высокую творческую задачу. К тебе сразу приходят музыканты, которые способны это реализовать. И вот так, шаг за шагом, у нас стало получаться. Я научил их выигрывать. Тренировал как футбольную команду. И в оркестре как в футболе: вроде бы все используют один набор приемов, но есть их сочетание, их применение, при которых ты будешь выигрывать. Для меня поначалу это был в некотором смысле спорт, соревнование.

Одной из ключевых задач на тот момент было заслужить доверие коллектива, сделать оркестр одной командой. Я очень люблю Станислава Саламовича Черчесова, который сделал, я считаю, невероятно много для сборной страны по футболу в свое время. Я очень счастлив, что имел возможность с ним близко общаться, и однажды он мне говорит: «Ну вот, представь, у тебя в команде Гергиев и Мацуев играют, ты им говоришь, что надо сделать, а они тебе перечат и все делают по-своему. Разве ты так команду соберешь, сделаешь единым целым?»

С теми, кто был готов идти со мной дальше, мы слушали записи разных оркестров, выдающихся дирижеров. Я хотел, чтобы они учились слушать других не для того, чтобы копировать или подражать, а чтобы увидеть, насколько мир красив и какой он фантастически разный. Как по-разному музыканты способны преподнести одно и то же произведение. Это же шоры снимает, расширяет твои представления о мире, музыке. Поначалу заставлял, а теперь они сами кайфуют и сами мне приносят записи: «Маэстро, а вот мы тут послушали. Можно вам порекомендовать?»

Существенно помогло и то, что раис Татарстана Рустам Минниханов выделил грант и нам удалось поднять музыкантам оклады в три раза. И они стали получать наравне с московскими оркестрами. Это было решающей точкой, после которой тот, кто не выдерживал моих сумасшедших темпов, просто тихо уходил.

Я, конечно, их помучил в свое время – и кричал, и топал ногами, и ломал, и бросал палочки, всякое бывало. Но сейчас мы пришли к уровню полного взаимопонимания. Это дорогого стоит. Кроме того, для меня всегда важен результат – и он у нас есть. Помимо выступлений и гастролей мы каждый год делаем записи, делаем это циклами: Шостакович, Рахманинов, Бетховен. Скоро будет Малер. Я считаю, что оркестр должен оставлять следы, вести свою летопись. И то, что после Рахлина не осталось практически никакого наследия, за исключением каких-то маленьких эпизодов – винила, архивных записей, – это огромная потеря.

– Бесспорно. Я записал с ними всего Шостаковича, все девять симфоний Бетховена, все симфонии и концерты Чайковского. Мы начинали с Пятой симфонии Чайковского, а сегодня уже свободно играем и Брукнера, и Малера.

Мы единственный региональный оркестр, у которого есть свой абонемент в Московской филармонии. И, насколько я знаю, концерты раскупаются сразу. И сейчас для меня важно ни в коем случае не сбавлять скорость. Когда ты набираешь скорость, надо иметь ресурсы, возможности ее удерживать – за счет новых творческих целей.

«Талант – это обязанность»

– Главная традиция этого оркестра – любовь к тому, что мы делаем. Это основа, фундамент, смысл. И мне важно много записываться с ними.

– В том, чтобы не стоять на месте: мир так устроен, что мы все время движемся – либо вверх, либо вниз. И это зависит только от тебя как от руководителя: начинать каждый день с чистого листа, не думая о том, что ты уже чего-то достиг. Но и загонять лошадей и забывать об отдыхе не надо. К примеру, в нашем оркестре музыканты имеют возможность несколько раз в год делать передышки. Для того чтобы они себя чувствовали лучше, я иногда даю им возможность несколько дней просто отдохнуть, побыть с родными, забыть о музыке, перезагрузиться. Это очень важно.

– Я считаю, что талант – это не аргумент в пользу прощения, а дар, который надо беречь. Талант надо ежедневно доказывать, отрабатывать, держать себя в форме, заниматься, развиваться. И в этом смысле талант – не только дар, но и обязанность, перед самим собой прежде всего. Поэтому с человека талантливого спрос гораздо больше, чем с обычного.

– Музыкальная победа – это овации, реакция зала в первую очередь. И лояльность аудитории. Когда, например, после первого отделения со знаменитым солистом весь зал остается слушать оркестр. А лично для меня, моя личная победа – это еще и пройденный за эти годы путь: были моменты, когда не было уверенности в том, что смогу выжить в этих обстоятельствах: поначалу на меня и доносы писали, и до судов доходило.

– Ни в коем случае. Я лучше застрелюсь, чем проиграю, правда. Такой у меня характер.

– Станислав – совершенно удивительный человек, потрясающий. И главное, он созидатель. Именно в этом родство. Если бы нужно было одним словом сформулировать то, чем мы оба занимаемся, я бы сказал, что это созидание. Этот процесс требует день ото дня усилий. И моя задача в том, чтобы поддерживать тонус, который ведет нас от концерта к концерту. Поскольку мой рабочий инструмент – это оркестр, конечно, я этот созидательный посыл экстраполирую на каждого музыканта. Для меня каждый концерт – он как последний, понимаете? Никто не знает, что будет завтра, поэтому сегодня выкладываемся по полной.

– Примерно через два с половиной года. Мне запомнились два случая, которые меня поразили до глубины души. Первый произошел в гипермаркете Metro. Там при оплате покупок тебе выдают длинную товарную накладную. И вот сотрудница гипермаркета, которая работала на кассе, узнав меня, попросила на этой «портянке» расписаться.

Второй случай произошел в 2013 г., когда мы с женой отправились на автомобиле в путешествие по Татарстану. На заправке, в 180 км от Казани, я чувствую, что на меня пристально смотрит водитель «Камаза» с прицепом, доверху наполненным зерном. Я встречаюсь с ним взглядом, и он переходит прямо к делу, спрашивает меня в лоб: «Вы – Сладковский, дирижер нашего оркестра?» Я был совершенно сражен.