Ярослава Пулинович: «Настоящих взрослых очень мало в мире»

Автор «Наташиной мечты» о смене поколений и своей новой пьесе
Драматург Ярослава Пулинович/ Виталий Пустовалов / Свердловский театр драмы

Ярослава Пулинович – одна из самых популярных современных драматургов. Свой первый хит – пьесу «Наташина мечта» (2008), которую поставили уже более 50 театров в стране и за ее пределами, Пулинович написала в 20 лет. В это время она еще училась в Екатеринбургском театральном институте на отделении Николая Коляды, известного драматурга и режиссера, воспитавшего несколько поколений уральских авторов. В числе его учеников – Василий Сигарев, Александр Архипов, Олег Богаев и др.

Пьесы Пулинович активно ставят и в регионах, и в столицах. Например, «Жанна» много лет шла на сцене Театра наций. Худрук Евгений Миронов даже спродюсировал одноименную экранизацию (вышла в 2022 г. на «Иви»). Десять лет в афише Губернского театра держится «Бесконечный апрель». «Земля Эльзы» была в репертуаре Театра на Таганке и уже семь лет идет в Et Cetera. Эта же пьеса дала название сборнику драматургии Пулинович, который сейчас готовится к выпуску в издательстве АСТ.

24 и 25 февраля на Новой сцене МХТ им. Чехова пройдут премьерные показы спектакля «Жаркое ковидное лето» режиссера Татьяны Архипцовой по пьесе Пулинович, которая уже была поставлена в 2022 г. в театре «Современник» под заглавием «Житие FM». Это рассказ о трех поколениях женщин одной семьи, чьи отношения обостряются во время локдауна. Кроме того, у старшей из них – университетского преподавателя Алевтины Павловны – тяжело болеет любимый пес Федор Михайлович. Эта роль рассчитана на актера-мужчину.

В интервью «Ведомостям» Пулинович рассуждает о смене поколений в драматургии, об инфантильности взрослых, а также о том, почему сериалы не ее жанр, и рассказывает о сценарии, с которым хочет дебютировать в кино как режиссер.

«Рассылать пьесы завлитам точно бессмысленно»

– Как появился замысел пьесы «Житие Федора Михайловича и Алевтины Павловны, или Жаркое ковидное лето», которую поставили «Современник» и МХТ?

– Она была написана в 2021 г., т. е. в самом конце пандемии. Наверное, это была попытка рассказать о своем ощущении, что мир безвозвратно поменялся, что вся прежняя, привычная нам жизнь покатилась в тартарары. А мы продолжаем цепляться за привычные нам ритуалы, как бы желая оберечь себя от всего этого, и стараемся не замечать ничего, что происходит снаружи. У двух героинь – Алевтины Павловны и Маши – есть реальные прототипы. Это моя подруга, университетский преподаватель, и ее дочь. Кстати, прототипу Алевтины Павловны пьеса понравилась и она в личных разговорах иногда упоминает, что эта пьеса про нее.

– Логично ожидать, что молодой автор будет болеть за молодых героев. Однако, кажется, прежде всего вы сочувствуете Алевтине Павловне. И ее пожилому псу. А в образах Маши – жертвы коучей и тренингов – и Даши-подростка, живущей в соцсетях, даже чувствуются сатирические нотки.

– Когда я писала эту пьесу, я испытывала сочувствие ко всем трем героиням. Конечно, к Алевтине Павловне – чуть больше, так как ее положение казалось мне самым драматичным. Все лучшее позади, впереди только одинокая старость, да еще и единственное родное существо умирает. Но Машу мне тоже жаль. Ведь за бесконечным посещением коучей, психологов, проговариванием «позитивных установок» скрывается страх маленькой девочки, которая почему-то должна быть взрослой. А она не взрослая, она не справляется со своей жизнью и нуждается в помощи и защите, но никто этого не видит и не понимает. Маша как будто кричит в каждом своем диалоге и монологе: «Возьмите меня на ручки! Я маленькая! Мне страшно!»

– Уже многие критики отмечали, что ваши ранние пьесы были про девчонок, потом герои стали старше. Жанне из «Жанны» около 50, герои «Бесконечного апреля», «Земли Эльзы», «Жития...» уже пожилые, хотя все равно довольно инфантильные, судя по поступкам, люди. Герои стареют из драматургических соображений – инфантильность взрослых более драматична?

– Со временем мне действительно стало интереснее писать про возрастных героев. Почему они ведут себя инфантильно? Я так думаю – потому, что настоящих взрослых вообще очень мало в мире. Я встречала только двоих. Эти люди знали, что они делали. Они умели отвечать за себя и свои поступки, не брать на себя чужой ответственности. А еще не велись на провокации и манипуляции. Одного из них уже нет на этом свете.

– Как вам постановка «Жития...» в «Современнике»? Что понравилось, что, может быть, нет?

– Мне понравилась задумка Галины Зальцман (в спектакле сцена разбита на два этажа: на нижнем расположился «реальный» мир Алевтины Павловны, а на верхнем – «виртуальный» мир дочери и внучки, живущих активной онлайн-жизнью. – «Ведомости»). Мне вообще кажется, что Галина – невероятно интересный режиссер. Не все в меня попало, но в целом спектакль оставил хорошее впечатление. Особенно актерский ансамбль. В этом спектакле, мне кажется, артисты замечательно чувствуют друг друга. В МХТ спектакль я еще не видела, жду премьеры.

– Каким образом пьеса попала в поле зрения «Современника»?

– Это смешная история. По моему опыту, пьеса «до театра» идет год в среднем. А тут я написала пьесу и попросила своего друга, известного драматурга Мишу Дурненкова, прочитать ее. Он прочел, ему пьеса понравилась. И в тот же вечер к Мише обратился Виктор Рыжаков, тогдашний главный режиссер «Современника», с вопросом – нет ли у Миши на примете какого-то интересного материала. Миша выслал ему «Житие...», и уже на следующий день Рыжаков позвонил мне с предложением о постановке. Это был в своем роде успех, когда через пару дней после написания пьесы театр, да еще и «Современник», предлагает тебе постановку. Такие совпадения в жизни не часто происходят.

– Как вообще сегодня происходит коммуникация между драматургом и театрами? Надо ли рассылать свои пьесы завлитам крупнейших театров или это бессмысленно?

– Рассылать пьесы завлитам точно бессмысленно. Я сама недолго проработала в некотором роде завлитом в Русском театре в Таллине. Моя должность называлась на европейский манер «шеф-драматург», но сути это не меняло. И уже изнутри профессии поняла, почему завлиты не читают присланных им пьес. Во-первых, почти каждый день на почту завлита приходят десятки пьес от неизвестных авторов и по большей части это отборная графомания. Если завлит примется все это читать, у него не останется времени ни на что больше.

Но это не значит, что завлиты совсем не читают пьес. Хорошие завлиты читают шорт-листы драматургических конкурсов – «Любимовка», «Ремарка», «Действующие лица», «Первая читка», «Евразия» и т. д. Эти пьесы уже прошли ридерский отбор, и есть основания полагать, что как минимум половина из них будут неплохими и могут быть поставлены в театре, в котором служит завлит.

«Нужна любовь к своему герою»

– Вас наверняка уже утомили вопросы про «Наташину мечту», но все же. Вы не считали, сколько театров поставили пьесу?

– Точно не знаю. В какой-то момент я перестала считать постановки по своим пьесам. Но больше 50 театров точно.

– Вы анализировали, какие внешние факторы помогли пьесе выстрелить? Может быть, то, что не нужно дорогих декораций, это выигрышный материал для юной актрисы и т. д.?

– Наверное, вы правы и выстрелило все это вместе, но я точно знаю, что не только это. Для того чтобы пьеса выстрелила, нужно что-то большее, чем отсутствие дорогих декораций и возможность для молодой/старой актрисы показать себя. Нужна история. И нужна любовь к своему герою. И нужно что-то еще, что я не возьмусь сформулировать. Если я скажу, что это «озарение», это очень пафосно прозвучит. А как назвать это по-другому – я не знаю.

– Вы упоминали, что пьесу «Наташина мечта» написали за два часа, потом ваш учитель Николай Коляда попросил кое-что дописать и та была опубликована. А что именно он предложил вставить – ремарку про бусины в ладошке?

– Нет, не про бусины. Про бусины было в самом первом варианте. Николай Владимирович попросил дописать два абзаца в середине. Там был небольшой логический провал, который нужно было заполнить.

– «Наташину мечту» часто ставят вместе с пьесой про другую девочку Наташу – «Победила я». Вы написали ее позже?

– В 2009 г. Олег Семенович Лоевский (один из самых известных в России театральных организаторов, куратор фестивалей. – «Ведомости») предложил мою пьесу «Наташина мечта» поставить в театральной лаборатории при Саратовском ТЮЗе. Там ею заинтересовался молодой тогда режиссер Митя Егоров. После лаборатории было решено довести Митин эскиз до спектакля. Но в процессе репетиций стало понятно, что постановка будет идти 45 минут. Это маловато для спектакля. Тогда мы с Лоевским и Митей договорились, что я напишу вторую часть «Мечты». И написала «Победила я». А дальше была премьера, был успех. И стало понятно, что дилогия получилась.

– Я правильно понимаю, что прототипы ваших неблагополучных девочек – это те, от кого вы сами пострадали в детстве? И ваш жизненный опыт ближе ко второй Наташе – из пьесы «Победила я»? Тогда, получается, вы «очеловечили» в пьесах своих детских врагов.

– Я не могу сказать, к какой из Наташ я была ближе в детстве. До какого-то возраста я была скорее Наташа из «Победила я», потом стала неформалкой, увлеклась рок-музыкой, стала дерзкой и ершистой и по духу приблизилась к Наташе из «Наташиной мечты». В «Наташиной мечте» я не старалась вывести кого-то конкретно. У Наташи из «Победила я» прототип есть: со мной училась такая положительная во всех отношениях девушка из успешной-преуспешной семьи. Мне всегда казалось, что, несмотря на внешний лоск, на улыбку, на достижения в ее четырнадцать, она очень несчастна. Не знаю, так ли это было на самом деле. Но из этого впоследствии и родился образ второй Наташи.

«То, что казалось из ряда вон, стало нормой»

– Еще в 2000–2010-х гг. современных драматургов объединяли в «новую драму». Сегодня этот термин почти перестали использовать. «Новая драма» превратилась в мейнстрим? Или пришло новое поколение авторов, которые настолько другие, что для них нужно придумать новый термин?

– Когда появился термин «новая драма», молодые драматурги только-только начали выходить из подвальчиков и полупрофессиональных театров на большие сцены «театров с колоннами». Каждая такая постановка по пьесе современного драматурга вызывала ажиотаж и яростные споры. К десятым годам стало понятно, что ставить современных авторов – для театра это нормально. Это дает ему поле для эксперимента, это позволяет театрам привлекать новых зрителей, это делает театр живым, актуальным и создает пространство для диалога. Тогда и исчез термин «новая драма». То, что казалось из ряда вон, стало нормой. Появились и новые авторы, зачастую настолько разные, что их сложно стало «утрамбовать» в какое-то движение.

– Вы как-то цитировали фразу Юрия Клавдиева, автора пьесы «Собиратель пуль», что поколение «новой драмы» – это те, кто в детстве мечтал стать рок-звездой. Про драматургов последних лет можно сказать то же самое?

– Нет. Я не знаю, хорошо это или плохо. Поскольку «новодрамовцы» были в каком-то смысле первопроходцами, часто они ставили перед собой задачу удивить, бросить вызов устоявшемуся театральному миру, порою даже эпатировать. Драматурги сегодняшнего времени, по моему ощущению, в этом смысле спокойнее, профессиональнее, но и как будто бы не такие яркие, не такие заряженные «доказать всему миру, что я могу». Среди них есть очень хорошие авторы, есть авторы похуже. Но рок-звезд нет.

– Из молодых кто вам особенно импонирует?

– Из современных драматургов мне нравится, как пишут Рита Кадацкая, Лара Бессмертная, Катя Тимофеева, Саша Тюжин, Анастасия Чернятьева. Несмотря на то что эти ребята еще довольно молоды, это уже довольно профессиональные авторы, поработавшие с большим количеством театров.

– Известно, что театральный репертуар во многом определяется необходимостью загрузить труппу. Вы говорили, что написали «Жанну» в том числе и потому, что для актрис 50 лет мало достойного материала: для бенефиса мужчины-актера можно поставить «Самоубийцу» Эрдмана, для женщины-актрисы – разве что комедию Рэя Куни. Были ли еще случаи, когда вы писали пьесы, исходя из схожих соображений?

– Свои мотивы написания пьесы очень трудно сформулировать. Потому что это практически неформулируемое желание. Наверное, я так сказала, потому что логически это справедливо. Для актрис 50 лет действительно мало материала. И моя пьеса действительно попала в это «слабое место». Но, конечно, написала я свою «Жанну» не из этих соображений. Невозможно сесть и написать успешную пьесу из каких-либо соображений. Вот сейчас сяду и напишу «хит». Ага, мало материала для пятидесятилетних, значит, напишу про пятидесятилетнюю. Это так не работает. Герой должен прийти к автору, если хотите. Нужно заболеть своей историей, пропустить ее через себя – и тогда, возможно, что-то хорошее выйдет.

– Бывало так, что вы писали пьесы непосредственно по заказу театров – не инсценировки, а именно оригинальные пьесы?

– Да, конечно. Вот недавно написала пьесу для Ростовского молодежного театра. «Человек Ростовский» называется. Получилось неплохо, мне кажется. Конечно, чаще театры заказывают все же инсценировки или оригинальные пьесы «по мотивам» какого-то произведения. Но бывают случаи, когда театр (обычно это главный режиссер) загорается какой-то историей и ищет автора конкретно под нее.

– Так было и с ростовским театром?

– Да, Михаил Заец, главный режиссер молодежного театра Ростова, предложил мне написать пьесу про Ростов-на-Дону. Я сначала отреагировала так: «Ты с ума сошел, я была в Ростове два раза в жизни по четыре дня, что я могу написать про него?» Но Миша умеет быть настойчивым – необходимое для режиссера качество. И в какой-то момент в моей голове родилась пьеса про космонавта, который улетает в космос навсегда. И я подумала: а что, если он улетает в космос из Ростова? Я позвонила Мише и сказала: «Я напишу пьесу про Ростов, но она будет не только про Ростов. Вернее, совсем не про Ростов, но там будет Ростов. Идет?» Миша на это согласился. Вот так и родилась новая пьеса «Человек Ростовский».

«Сериалы не мой жанр»

– Летом 2023 г. вы стали кинорежиссером – сняли короткометражный фильм «Сортировка» с актрисами «Коляда-театра» Татьяной Буньковой и Верой Цвиткис. Расскажите, как это все получилось?

– Я написала сценарий полного метра и поняла, что хочу снять его сама. И в тот же момент стало понятно, что никто не даст денег режиссеру, у которого в портфолио нет ни одного срежиссированного им фильма. Сценарии есть, а режиссерских работ нет. И тогда родилась идея снять для начала короткий метр.

Сценарий родился практически моментально. Это история из моей юности, немного, конечно, переделанная и додуманная. Она, как мне кажется, смешная и трогательная. И почти сразу, как только я начала писать, у меня в голове появилась Вера Цвиткис, героиня заговорила ее интонациями. Потом стало понятно, что вторую главную героиню должна сыграть Таня Бунькова. В «Коляда-театре» почти все артисты – это что-то космическое. Но Вера Цвиткис и Таня Бунькова – космические вдвойне. Я раньше знала, что они очень сильные актрисы, но не знала, что настолько сильные. Когда мы начали с ними работать, я поняла, что они ведьмы – в хорошем смысле этого слова.

Когда я написала сценарий, стало понятно, что для съемок даже короткометражного фильма нужны деньги. У меня сестра – начинающий кинопродюсер. Она нашла небольшие деньги, еще часть нам собрали добрые сочувствующие люди, остальное мы добавили из своих. Мы – это творческое ядро съемочной группы: я, моя сестра Лена Пулинович и Люба Кабалинова. Плюс с нами согласились работать люди, профессионалы своего дела, – оператор, гаферы, фокус-пуллер, осветители – за «дружественную» ставку или вообще бесплатно, за идею. Это на самом деле невероятное чувство – ощущать, что в тебя верят.

И вот за две с половиной смены мы сняли наш первый короткий метр. За эти два дня случилось столько всего, что можно пьесу написать «по мотивам».

– О чем эта короткометражка?

– О двух сотрудницах библиотеки. Они влюблены в одного человека и едут к нему на Сортировку (район Екатеринбурга. – «Ведомости») вдвоем, чтобы расставить все точки над i. Ну а дальше все, как водится, идет не по плану. Район в этом фильме тоже присутствует – как атмосфера, воздух, художественное решение. Сортировка глазами оператора Андрея Сосновских оказалась очень красивой. Когда выйдет фильм – сложно сказать, но, надеюсь, к весне. Когда снимаешь фильм почти без денег, нельзя загадывать что-либо наперед.

– Вы уже играли в кино как актриса. Как вам по эту сторону камеры?

– Мне ужасно понравился мой первый режиссерский опыт в кино. Не зря есть такая байка, что истинные киношники как наркоманы: подсаживаются на киноиглу с первого раза и слезть уже не могут. Это, конечно, невероятный адреналин, чувство команды, ощущение, что в данную минуту ты занимаешься самым важным и правильным делом на земле. Насколько фильм получится в итоге – не знаю, посмотрим на экране. Тут, как и в театре, сложно предугадать.

– Что сейчас происходит с полнометражным сценарием?

– Полный метр, который я хочу снять, уже написан и ждет своего часа. Есть детская вера, что когда-нибудь этот час пробьет. Сценарий называется «Новогодние приключения Гены и Уйбаана», он, собственно, про приключения не слишком удачливого артиста Гены и его случайного знакомого, якута Уйбаана, в новогоднюю ночь. Это грустная комедия – так я охарактеризовала свой сценарий. Кинокомпания Алексея Федорченко «29 февраля» предложила мне податься на конкурсной основе за поддержкой в Минкульт, и это довольно сложная бюрократическая процедура. Весной все должно решиться. Но я думаю, что, даже если мне придет отказ, вероятность чего, прямо скажем, не нулевая, я все равно буду искать финансирование.

– В идеале с кем еще из продюсеров вы бы хотели поработать?

– Отношения с продюсерами для автора всегда сложная история. А я еще в юном и нежном возрасте обожжена в хорошем смысле работой с кинопродюсером Наташей Дрозд (известна по фильмам «Снегирь», «Купе номер 6», «Аритмия»; Дрозд также спродюсировала фильм 2014 г. «Я не вернусь» по сценарию Пулинович. – «Ведомости»). Для меня работа с ней стала большой школой. И высокой планкой.

– Насколько я понимаю, у вас был довольно травматичный опыт написания сценариев к сериалам для ТВ – и, кажется, ни один в итоге не вышел? Проблемы были в жестких форматных ограничениях?

– Действительно, ни один сериал, который я писала, так и не вышел. Но, во-первых, я их и писала очень мало. Во-вторых, никакой травмы у меня в связи с этим нет. Просто это не мой жанр – и все. Хотя есть сериалы, которые мне очень нравятся. Есть один сериал, который я считаю великим, – «Во все тяжкие», или Breaking Bad в оригинале. Возможно, из России мы не все смыслы считываем – там внутри зашито много социальных именно американских проблем. Но очевидно, что это великий сериал. И все равно [несмотря на любовь к Breaking Bad] сериалы не мой жанр.

– Над чем работаете сейчас?

– Дописала одну инсценировку, собираюсь писать другую. В перерыве, возможно, получится написать свою новую пьесу, но я ее пока не придумала. С другой стороны, я уже по опыту это знаю, можно месяцами томиться от того, что ничего не можешь придумать, а потом раз – и приходит в голову история. И все – уже ни о чем другом думать не можешь. Так что пока пишу в рабочем порядке, но жду «своей истории».