Любовь Мульменко: «Режиссер – это синергетическая профессия»

О Любови Мульменко – редкий случай для сценариста – заговорили после первых же работ. В 2014 г. в конкурсе «Кинотавра» встретились сразу три фильма, где она была соавтором сценария: «Комбинат «Надежда» Наталии Мещаниновой, «Еще один год» Оксаны Бычковой, «Как меня зовут» Нигины Сайфуллаевой. Причем первые два к тому моменту уже показали в Роттердаме, и «Еще один год» взял там один из призов.

В одночасье Мульменко превратилась в одного из самых востребованных кинодраматургов страны. Теперь в ее фильмографии есть и эротическая драма «Верность» той же Сайфуллаевой (почти 100-миллионные сборы превратили фильм в один из самых кассовых российских авторских релизов), и триллер «Гипноз» Валерия Тодоровского. И два каннских призера 2021 г. – «Разжимая кулаки» Киры Коваленко (Гран-при «Особого взгляда») и «Купе номер 6» Юхо Куосманена (Большой приз жюри основного конкурса). Позднее «Купе» даже номинировали на «Оскара» – в «иностранной» категории от Финляндии.

В том же 2021 году Мульменко дебютировала как режиссер. Мелодрама «Дунай» – о москвичке, которая во время отпуска в Белграде влюбляется в серба и впервые решает жить не по плану, – участвовала в конкурсе «Кинотавра». А с 6 марта начинаются показы ее второй картины, «Фрау» (широкий прокат – с 14 марта). Это смешная и печальная история о том, как чудак из магазина охотничьих товаров (Вадик Королев), воображающий себя современным рыцарем, пытается завоевать сердце балерины. В октябре 2023 г. фильм наградили на фестивале «Маяк» в Геленджике за лучший сценарий (его написала сама режиссер) и лучшую актрису (Елизавета Янковская).

В интервью «Ведомостям» Любовь Мульменко рассказывает, зачем успешному сценаристу идти в режиссуру, чем «Фрау» похожа на фильмы Уэса Андерсона, а также о пермских «повадках», «домострое» и документальном театре.

«Прекрасная дама из палаты мер и весов»

– На меня вышла редактор издательства «Рипол классик» Юлия Качалкина. Кажется, ей понравились мои старые тексты в ЖЖ, и она предложила издать сборник прозы. У меня тогда были написаны буквально пара рассказов, но мне стало любопытно написать еще несколько, чтобы хватило на книжку. «Фрау» как раз из тех, что я сочинила специально для сборника. Помимо рассказов издатели добавили туда еще мои полудневниковые заметки и даже кусок недописанной пьесы, и теперь мне это кажется ошибкой программирования. Чище было бы ограничиться рассказами.

– Это не совсем экранизация. К премьере «Фрау» в издательстве «Сеанс» выйдут под одной обложкой и рассказ, и сценарий. Думаю, всем, кто их прочитает, станет очевидно, что это разные истории. От рассказа остались только главный герой Ваня и магазин «Охотник и рыболов», в котором он работает. Все остальное, включая главную героиню Кристину, другое.

Возможно, я решила взяться за «Фрау» в том числе потому, что мне хотелось снять фильм в Перми. В Ване очень много пермского, включая даже речевые какие-то штуки.

– Когда в речь вторгается словечко «так-то», например. «Ну так-то она хорошая», – говорит Ваня. И поскольку играл Ваню пермяк Вадик [Королев] (лидер группы OQJAV, ранее сыграл главную роль в фильме 2020 г. «Человек из Подольска». – «Ведомости»), ему не нужно было объяснять, с какой интонацией все это надо произносить. Хотя Вадик тысячу лет в Перми не живет, я слышу у него уральские нотки. Мне кажется, пока он работал над ролью, в нем немножко «расчехлились» старые пермские повадки.

– Сразу несколько прототипов, но больше всего фактуры подарил один мой старый знакомый. У нас была общая компания друзей – с моих лет 18 до 22 примерно. Он работал в магазине охотничьих принадлежностей...

– Да, но в отличие от Вани у него все-таки в этом чувствовалась некоторая ирония.

– Да. У нас не было [с «Ваней»] романтических отношений, но мы дружили и ходили иногда гулять в лес. У него всегда был с собой запас бутербродов, и он пытался меня ими накормить примерно с такими комментариями про зиму и жир. Вообще, он меня заинтересовал именно своей манерой разговаривать. Я в тот период как раз писала документальные пьесы, поэтому меня особенно интриговали люди с неповторимым рисунком речи. Я за ними буквально записывала. У меня с тех пор осталась библиотечка файлов, куда я сохраняла их «тележки», чтобы не забыть.

– Да, в Перми в декабре был предпоказ, и я его позвала. Я переживала, как он отреагирует, но все прошло отлично. Он был счастлив, что про него сняли кино, и при этом он, слава богу, прекрасно понял, что этот герой – не вполне он. Мы с ним много лет не общались, а на фоне фильма снова стали переписываться. Он несколько дней подряд делился впечатлениями о кино. Ему особенно понравилось, как детали его жизни переплетаются с чистой выдумкой. Он даже записал видеообращение к Вадику, в котором благодарит за то, что тот хорошо играет.

– По сюжету нужна была очень красивая профессия. Такая, чтобы Ваня увидел Кристину и с первого взгляда понял: вот она, настоящая Прекрасная дама из палаты мер и весов. А балерина – профессия романтическая, сказочная и опять же для Перми не такая уж и экзотичная. Здесь есть Театр оперы и балета, третий балет в России после Большого и Мариинки. Когда пермские родители думают, куда бы отдать девочку, им приходит в голову не только рисование или гимнастика, но и балет. В общем, образ балерины возник почти сразу.

– Меня тоже воспитывали мама и бабушка. Но в отличие от Кристины я с 18 лет живу отдельно, и поэтому наши отношения не были такими болезненными. Они вовремя переформатировались. Моя бабушка действительно была очень властной, и я ее любила, хотя мы часто спорили. Она умерла незадолго до начала работы над сценарием, и я решила подселить в семью Кристины кого-то похожего на нее. Но и мир фильма довольно условный, и по сравнению с моей бабушкой эта бабушка более экзальтированная.

Мама уже видела фильм и хорошо его восприняла. Как и прототип Вани, она понимает, что мама из «Фрау» – это вымышленный персонаж, это не она.

– Да, например, дикий и не отремонтированный кусок набережной, где гуляют Ваня и Кристина – так называемая бетонка, «бетонный пляж» недалеко от Мотовилихинского завода. Или Пермский государственный университет, который мы с Вадиком окончили. Это такой местный МГУ – самый большой вуз, самый старый, с кампусом и кучей факультетов. В фильме мы выдаем его за Сельскохозяйственную академию, где учился Ваня.

Но вообще я выбирала локации не по ностальгическому принципу, а исходя из того, что подходит «ретро-человеку» Ване. В Перми полно современных двориков, но я искала старые, где еще остались советские детские площадки. Или когда мы выбирали парк отдыха с качелями-каруселями, отвергли более популярный в центре и поехали на другой берег Камы, в район Закамск. Там и парк поменьше, и расположен он практически в лесу. Я в нем не была ни разу в жизни, пока не приехала отбирать объекты.

«Это вообще полезно – периодически менять профессии»

– Наверное, затем, что он больше не хочет быть сценаристом. Мне кажется, это вообще полезно – периодически менять профессии.

– Больше свободы и больше ответственности. Короче говоря, это как пересесть с пассажирского сиденья за руль. А еще режиссер – это синергетическая профессия в отличие от сценарной. Сценарист сидит один и печатает, а режиссер коммуницирует с большим количеством людей, и все эти люди что-то ему дают. При этом в финансовом смысле гораздо выгоднее писать сценарии. За два года я могу написать, не знаю, пять сценариев или снять один фильм. Не говоря о том, что мой режиссерский гонорар – что за «Дунай», что за «Фрау» – был меньше, чем мой сценарный, если бы я писала что-то на заказ.

– Ну, на самом деле можно зарабатывать только режиссурой, чередуя авторские проекты и, например, рекламу или какой-то сериально-развлекательный контент. Мне несколько раз уже предлагали снять, например, сериал по чужому сценарию. Но мне пока проще комбинировать сценарные подработки и «энергетически полезные» съемки.

– Я тут посмотрела новый фильм Йоргоса Лантимоса Poor Things («Бедные-несчастные»), и это тот случай, когда ты испытываешь белую зависть к человеку – придумать такую коллизию и такой мир. Мне очень нравится Марен Аде, автор «Тони Эрдмана». Из русских режиссеров – Жора Крыжовников, начиная еще с «Горько!». Василий Сигарев, который давно уже ничего не снимал, к сожалению. И Сергей Лобан, который еще дольше ничего не снимал.

– Мне пришлось искать референсы для питчинга в Минкульте. Я выбрала три: венгерский фильм «О теле и душе» Ильдико Эньеди (странные герои), «Страна ОЗ» Сигарева (диалоги) и что-то из Уэса Андерсона (визуальное решение). У Андерсона тоже яркие цвета и симметричные композиции, хотя степень условности совсем другая. Но вообще, когда я писала и снимала «Фрау», у меня не было потребности что-то найти, чтобы опереться. Мне кажется, это даже как-то стыдно – подсматривать решения у других. Неспортивно.

При этом я понимаю, что, например, в «Дунае» нет никакого ноу-хау в смысле киноязыка. И меня немного расстраивает, что я о нем особо и не думала, слабо вникала в операторскую часть, за нее отдувался Миша Хурсевич, а я сконцентрировалась на актерах и на истории. В случае с «Фрау» я, наоборот, придумала все кадры заранее – на свой страх и риск.

– Когда ты снимаешь «документально», как «Дунай», на монтаже можешь позволить себе «документальные» же склейки, чтобы замаскировать проблемные участки сцен. «Фрау» же снят так, что, если у тебя сцена не получилась, ты никак ее не спасешь. С другой стороны, из «Дуная» мы выбросили больше сцен, чем из «Фрау», потому что для монтажа часто не хватало акцентных планов. Но это уже проблема не способа съемки под «док», а того, что мы работали без раскадровки. «Док» и «раскадровка» – не взаимоисключающие понятия. Вообще, монтаж «Дуная» стал для меня работой над ошибками.

– Снимать второй фильм страшно, если у тебя первый был суперуспешный. Когда есть бремя славы. А поскольку «Дунай», скажем честно, прошел довольно незаметно, превзойти этот результат нетрудно. (Смеется.)

И потом, «Фрау» был для меня во многом дебютом – настолько он отличается от «Дуная» чисто технологически. «Дунай» я снимала в Сербии с сербской съемочной группой, очень минималистично и с импровизациями. На «Фрау» было больше заморочек со светом и операторской техникой, с художественно-постановочной частью, с массовкой. И хотя с сербами работалось тоже классно, русские трудятся более самоотверженно и больше успевают. Вообще, на «Фрау» была очень крутая команда. У меня завязались по-человечески хорошие отношения с Лизой и Вадиком. Мы до сих пор дружим. Новый год отмечали в общей компании.

– Конечно. Ты пробуешь себя в чем-то новом и сложном, а тебя продолжают воспринимать в старом амплуа. Понятно, что для продвижения фильма полезно получить побольше всего неважно чего, но я в этой ситуации предпочла бы остаться вовсе без приза. Может быть, за «Дунай» мне было бы менее обидно получить сценарную награду, а «Фрау» – это очень режиссерское кино. Это не тот случай, когда «в сценарии уже все есть». Его можно было снять очень плохо. Он требовал огромного количества решений. Можно было драматически промахнуться в выборе киноязыка...

– Ну, например, шутки, которые во «Фрау» есть и работают, можно потерять, если неправильно развести мизансцену или если не поддержать их монтажно. Но самым сложным было выбрать степень условности существования актеров и камеры. Плюс у нас же есть фильм внутри фильма – черно-белая «Ледяная сказка». Очевидно, что ее нужно было снимать не так, как основную часть, и мы долго думали, как ее решить. Я хотела сказочное ч/б, а оператор Тема Емельянов объяснял: чтобы ч/б выглядело классно и не бытово, нужна серьезная работа со светом, на который у нас не было денег. Тема предложил альтернативное решение: стилизовать изображение под любительскую съемку на VHS – сделать его зернистым, цветным. Но я настаивала на ч/б и статике. Мой друг оператор Саша Симонов вспомнил об одном своем эксперименте с инфракрасной камерой, которая некоторые фактуры изображает белыми, хотя в реальности они серые или зеленые. А все белое начинает слегка светиться. Я показала референсы Теме, ему тоже понравилось.

– Я бы не назвала это смирением. Наоборот, это бунт – против отношений с женатым мужчиной, из которых Кристина выходит. И это довольно естественный, хотя и инфантильный порыв – найти утешение после одних отношений, немедленно войдя в другие. Причем в такие желательно, чтобы новый партнер был максимально не похож на своего предшественника.

Вообще, мне не хотелось, чтобы от Вани веяло «домостроем». В нем же на самом деле нет агрессии. Да, он постоянно декларирует какие-то глупости вроде того, что «женщина должна быть дородной», он уверен в своей теории, но на практике с людьми очень нежен. Например, когда его друг по телефону ругает жену, что та родила дочку вместо сына, Ваня делает ему замечание: «Ты сейчас сказал, как плохой человек». Это очень осторожная фраза. Он не говорит: «Ты плохой». Он говорит: «Ты хороший, а почему-то сказал, как говорит плохой». В этом вся Ванина природа. Единственная сцена, где он себе позволяет «домострой», – это когда он выговаривает Кристине, что платье у нее нескромное. И тут же получает от нее сдачи. Лиза Янковская, к слову, в этой сцене целиком на стороне Кристины. Лиза считает, что ее героиня имеет полное право на обидные слова в адрес Вани, пусть и превышает пределы необходимой самообороны.

– Все-таки этот фильм не стоит анализировать по законам психологического реализма. Он специально снят так, чтобы зритель постоянно помнил, что смотрит кино. Что перед ним придуманные люди и придуманная ситуация. Когда ты хочешь, чтобы люди забыли, что смотрят кино, ты снимаешь с рук, длинными планами, и актеры существуют более «приглушенно». «Фрау» устроена совсем не так. Так что бессмысленно рассуждать о том, с какой вероятностью у Вани поедет крыша.

– Тут смешная история. Вадик рассказал, что понял всю линию с Коляном, только когда посмотрел кино. Пока он был внутри, пока был Ваней, он вообще не обращал внимания на то, что происходит, например, у Коляна с лицом. Банально смотрел в другую сторону и не видел. Да, Колян и Ваня очень похожи, она тоже такая немного аутичная. И, наверное, они могли бы быть хорошей парой. А могли бы не быть. У меня, как и у Коляна, было много дружб с мужчинами – с самой ранней юности. И я иногда ловила себя на мысли о каком-нибудь таком друге – все так гармонично, почему же у меня ни разу не возникало романтического интереса? Но обычно потом понимаешь, что, наверное, и к лучшему. Зачем менять счастливую дружбу на непонятно какой роман?

«Я почти сразу поняла, что театр мне не подходит и я ему не подхожу»

– Думаю, все-таки нет. Да, я на том фестивале встретилась с [худруком Театра.doc] Михаилом Угаровым, когда брала у него интервью. Но если искать ключевое событие, то это, наверное, драматургическая лаборатория в Кирове, куда меня экстренно позвали вместо заболевшего Евгения Казачкова. Организаторам меня посоветовала Саша Денисова, с которой я познакомилась через «Живой журнал». Она тогда была колумнистом «Русского репортера», писала про театр и уже созрела для того, чтобы дебютировать как драматург. В Кирове я познакомилась почти со всеми главными людьми своей жизни – с Мариной Разбежкиной, с Михаилом Угаровым – именно на лаборатории мы с ним впервые нормально заобщались, с Еленой Ковальской, Максимом Курочкиным, Александром Родионовым. В Кирове я написала свою первую документальную пьесу – фрагмент будущего спектакля, который назывался «Так-то да». Эта фразочка у кировчан тоже в ходу, как и у пермяков.

– Если бы «Новая драма» не приехала в Пермь, я бы все равно через несколько месяцев оказалась в Театре.doc. Я еще училась в Перми на пятом курсе и параллельно поступила на курсы арт-критики Pro arte. Там преподавали критику во всех возможных областях – литература, кино, танец, театр. Конкретно театр вела Дина Годер, и мы с ней ходили на спектакли в Театр.doc и в «Практику».

– Наверное, работала бы редактором в каком-нибудь московском медиа, на это бы жила, а в свободное от работы время писала книжки. Думаю, что-нибудь такое.

– Наверное, да, я могла бы быть счастливой.

– Поправка – я ее фактически не застала. «Новая драма» – это не я, это на поколение старше. Я появилась где-то на излете, когда «Новая драма» уже тысячу лет как существовала, была описана и все ее главные фигуры были уже плюс-минус живые классики. Фестиваль «Любимовка» (пьесы Мульменко участвовали в программе в 2009–2010 гг. – «Ведомости») все-таки не равен явлению «Новой драмы», хотя и связан с ним. Наконец, в театре я провела не очень много времени. Я почти сразу поняла, что театр мне не подходит и я ему не подхожу. И оказалась в кино. Марина Разбежкина меня порекомендовала Наталии Мещаниновой, которая тогда искала сценариста для «Комбината «Надежда». А дальше пошли другие предложения.

– Мне не хватает того, что есть в кино, а в театре нет: крупный план, детали, акценты. Больше всего инструментов для нюансировки в литературе, где можно буквально описать, что у человека в голове. В кино инструментов поменьше, но все равно много. А в театре для того, чтобы зритель понял, что кому-то грустно, он должен зарыдать. Я утрирую, но, думаю, понятно, что имею в виду. Ну и, честно говоря, я никогда не испытывала в театре как зритель таких сильных ощущений, какие я могу испытать в кино.

– На самом деле тот же Родионов (сценарист фильмов Бориса Хлебникова, Николая Хомерики, Валерии Гай Германики. – «Ведомости») очень разнообразный автор, который умеет удивлять. Думаю, у меня как у сценариста самые сильные стороны – это диалоги и чувство юмора. Я знаю про себя, что я не автор «хай-концептов». Кажется, я только раз изобрела что-то подобное, и то это был рассказ для книжки. От меня, как правило, ждут истории про любовь и отношения, но они меня, честно говоря, уже задолбали. Мне бы хотелось фильмом «Фрау» закрыть для себя тему «мальчик встречает девочку» и двигаться дальше.

– Года три назад я написала рассказ для сборника «Россия-2050». Это была попытка пофантазировать на тему того, что будет через 30 лет. Тогда до России как раз докатились дискуссии о новой этике, стало модно следить за своим ментальным здоровьем, стала популярной концепция бережного отношения к себе. На этом фоне у меня и сочинилась антиутопия о том, как в России будущего запрещено быть тревожным. И вообще запрещено все, что вредит твоему здоровью, в том числе психическому. Но для неподдающихся где-то на Урале оставили резервацию – единственный город, где можно пить, курить, ссориться, заниматься незащищенным сексом и т. д. Туда можно попасть по путевке (рассказ так и назывался – «Путевка»), и люди из «зожной» России ездят туда отрываться, как в Лас-Вегас.

– Я даже подумывала превратить «Путевку» в фильм. Потом поняла, что это должен быть сериал, а сериал я снимать не хотела и поэтому переключилась на «Фрау». Сейчас я рада, что киноверсии «Путевки» не существует. Этот сюжет был связан со старой повесткой, а на фоне повестки нынешней он выглядел бы не остроумно и неуместно. Но, видимо, тогда идея антиутопии о том, как «победило все хорошее», витала в воздухе – есть сериал «Два холма», где осознанные женщины изгнали из города будущего агрессивных мужиков. Еще недавно вышел фильм «Аквариум» с Александром Филимоновым – я видела только трейлер, но, кажется, там тоже есть переклички с миром «Путевки».

– Я как зритель обожаю сериалы, но как автору мне не очень нравится проводить так много времени с одними и теми же героями. По-хорошему, сериал нужно писать командой – как раз для того, чтобы побыстрее управиться. Я не очень командный автор в плане написания текстов. Скорее я могу себе представить, что сниму сериал по чужому сценарию, чем то, что напишу и сниму его от начала и до конца.

«Я бы хотела снять третий фильм»

– По-разному. Например, Нигина [Сайфуллаева] пришла с идеей завязки «Как меня зовут»: две девочки приезжают на юг, чтобы одна из них познакомилась со своим отцом. У Мещаниновой в случае с «Комбинатом «Надежда» был сформулирован основной конфликт: есть девочка, которая хочет вырваться из Норильска, есть компания друзей и есть парень, который живет не в Норильске. Были какие-то наработки, наброски, да много чего было придумано.

– Это отчасти «Верность». Мы просто сидели с Нигиной и перебирали темы, которые обеим были бы интересны. Меня интересовали измены для самоутверждения, а Нигину – ревность. И мы эти два направления объединили внутри одной истории. Когда ты работаешь с режиссером, ты должен брать из него какие-то вещи, для него важные.

– Да, мы много раз переписывали финал, а в самый последний раз он изменился уже на монтаже. Нигина вырезала сцену, которая в сценарии была финальной. Это был разговор главных героев [Евгении Громовой и Александра Паля] на пляже, где он уговаривал ее начать все сначала, а она его бросала. То есть муж был готов простить жене измену, но она отказалась воспользоваться его благородством. Эта сцена на самом деле была лишней – в ней слишком прямо проговаривался смысл. Кроме того, Нигине показалось, что она сыграна на слишком задранном эмоциональном градусе. Я с ней полностью согласна.

– Вот здесь наши мнения уже разошлись. Я была за то, чтобы закончить на том, как герои едут в машине, а Нигине захотелось доснять постскриптум, где героиня уже одна спустя время.

– Нет.

– Нет, конечно. Просто мой самый большой международный успех случился как раз перед этой публикацией, когда в один год сразу два фильма, над сценариями которых я работала – «Разжимая кулаки» и «Купе номер 6», – получили призы в Каннах. Вообще, я была очень рада опыту работы с Юхо Куосманеном. Это было классно и суперстранно – на английском языке обсуждать русский язык с финном.

– У Юхо изначально были два литовских автора, которые написали на английском языке сценарий. Юхо тоже его как-то переписал, и потом его прислали мне. Меня просили перевести все на русский и переделать диалоги так, чтобы они звучали естественно. Но в сценарии были проблемы, связанные не с диалогами, а с ситуациями. С тем, что люди делают, как они реагируют. И я отправила Юхо длинный список пунктов – что и почему стоит поменять. Юхо ко мне в основном прислушался. Наверное, три драфта мы сделали вместе, и они отличались друг от друга не только диалогами.

– Да, это она меня предложила.

– Кажется, нас познакомила Оксана Бычкова. Она много лет назад хотела делать довольно дорогое кино, действие которого разворачивается на корабле. Наташа пыталась найти на него финансирование, но не нашла. Потом она меня позвала на один британский проект, который, к сожалению, заморозился, и, наконец, на «Купе».

– Нет, позже. Сразу после «Дуная», когда поняла, что хочу снимать дальше, я подумала, с кем бы я хотела поработать из продюсеров, и написала Наташе. Ей понравился «Дунай», и она была готова.

– Наташа может что-то посоветовать, и я могу этим советом воспользоваться, а могу и забить, если не согласна. Советует Наташа нечасто и по делу, и обычно она говорит очень полезные вещи – и о сценарии, и о монтаже. Но последнее слово остается за автором. Это же моя история, мне виднее, как это должно быть. Мне очень понравилось работать с Наташей, мы дружим. И планируем продолжать – и дружбу, и работу.

– Я бы хотела снять третий фильм. У меня уже есть тритмент – сценарий без диалогов. И я надеюсь найти под него частное финансирование, хотя это совсем не коммерческая история. Если не найду, тогда я сделаю, наверно, что-то более зрительское – у меня есть знакомые продюсеры, которые готовы финансировать, если кино перспективно в смысле кассы.

– Там есть отношения между мужчинами и женщинами, но основная тема все-таки не любовь, а невозможность выбора. Герой живет параллельно двумя жизнями, и это как будто два разных человека. И он не может выбрать, кто он на самом деле. Это история о том, что выбирать в принципе неприятно, потому что выбор всегда сопряжен с утратой того варианта, от которого ты отказался. Там много смешного, но в целом это не комедия. И по сравнению с «Фрау» менее user friendly кино.

– Нет, я тут недавно поработала скрипт-доктором для одного своего друга. Есть еще один проект, не российский, в который меня позвали сценаристом, и режиссер тоже свой, проверенный, но там пока еще ничего не подписано.