Бриллианты из бумаги, кружево из флизелина и парча из крафта

“Вы были у Изабель де Боршгрейв?!” – лица собеседников расплывались в улыбке. Ее имя в Бельгии знают все. В Брюсселе она так же популярна, как в Стокгольме – Астрид Линдгрен. У нее, правда, нет музея, но есть галерея-мастерская.

Галерея Боршгрейв, как и все в Бельгии, наполовину тайная: если вы позвоните в дверь, вам будут рады. Но если точно не знать адрес, вы никогда эту дверь не найдете.

…Наш путь шел по узкой улице и свернул в гараж, где новичок непременно должен был впасть в отчаяние, блуждая во мраке между машин. В последний момент в глубине вспыхнула лампочка, и мы наконец-то увидели вход и нажали звонок. По контрасту с гаражом-узилищем галерея выглядела как чистилище: стеклянные стены и потолок, море света. Во внутреннем дворике трепетали на ветру деревья, в квадратном бассейне плавали японские карпы – Матисс, Сезанн, Пикассо.

У Изабель целый штат помощников: менеджер выставочных проектов, секретарь, логист и команда, создающая под ее руководством костюмы. Дочь Полин – личный пиарщик: “Для меня честь рассказывать о маме”. Появляется улыбчивый, похожий на Бодхисатву супруг, говорит “Enjoy!” и исчезает.

Все вертится вокруг Изабель. Редкий пример гармоничной эмансипации: никаких противоречий между семьей и работой, долгом матери и предназначением художника. Обычно так везет мужчинам: с подобным достоинством позировали в своих мастерских те же Матисс и Пикассо. Есть тонкая ирония, что их именами назвали карпов в бассейне.

…В каком образе знаменитая дама, между прочим, графиня, может предстать перед журналистом, которого 40 минут водят по дому и готовят к волшебной аудиенции? Подходящий формат – на троне, в короне. Меня приглашают на второй этаж, в мастерскую – и я вижу ее: высокую, худую, в каких-то трениках, майке и фартуке, клеящую остов бумажного камзола с чуть ли не высунутым от азарта языком. Вокруг кипит работа: один ассистент вырезает голландский воротник, вторая – рисует мелкий ситцевый узор, третья – кроит. Вот оно, королевство Изабель де Боршгрейв, маленькая фабрика по производству бесполезно прекрасных вещей!

Искусство Изабель располагается в междисциплинарном пространстве, на стыке моды, скульптуры, оригами, сценографии. Оно требует глубоких знаний истории и наглой импровизации. Действительно, как относиться к бриллиантам из бумаги, кружеву из флизелина, парче из крашеного крафта?! Все вещи сделаны с безусловной исторической достоверностью: Изабель коллекционирует альбомы по истории моды, в ее библиотеке порядка четырех тысяч томов, и собрание постоянно пополняется.

Она мастер создавать иллюзию разных текстур и фактур. “Боршгрейв играет бумагой, как виртуоз – на музыкальном инструменте”, – писал о ней Юбер де Живанши. Одна и та же бумага, пройдя через десятки рук и операций, превращается в невесомую органзу или тяжелый бархат. Жемчуга, самоцветы, туфли, веера, даже шляпа Марии-Антуанетты в форме фрегата – здесь делают все.

...Биография Изабель де Боршгрейв делится на два периода. Первый – тот, в котором она, выпускница брюссельской Academie Royale de Beaux-Arts, работала в рекламе, преподавала живопись детям своих друзей, организовала компанию La Tour de Bebelle и выпускала одежду, украшения и аксессуары, придумывала дизайн тканей.

Второй период начался в 1994 году, после посещения выставки Ив Сен-Лорана в Метрополитен-музее. Именно тогда Изабель подумала, а почему бы не заняться высокой модой. Только – из бумаги. Первую большую выставку Papier a la Mode она сделала в соавторстве с канадским сценографом Ритой Браун. 80 костюмов, от Елизаветы I до Коко Шанель, пунктирно очертили 300-летнюю историю моды. Выставку показали в Музее печати на ткани в Мюлузе, провезли по Франции, США и Юго-Восточной Азии. Газета The New York Times назвала ее “чистым восторгом”.

К ее первой коллекции за 14 лет прибавились еще три. Например, коллекция I Medici вдохновлена ренессансными платьями. “Русские балеты” – дань уважения знаменитой театральной антрепризе. Помимо таких вот больших циклов, которые складываются в выставки и отправляются в турне по миру, Изабель делает копии легендарных платьев. По просьбе бостонской Библиотеки и музея Дж. Ф. Кеннеди она воссоздала свадебное платье Джеки Кеннеди. “Платье было пыльным и хрупким, – рассказывала она журналисту Daily Telegraph. – Шелк истлел, к нему нельзя было прикоснуться. В бумаге оно получило вторую жизнь”.

Боршгрейв делала гигантские бумажные розы для показов Dior, когда креативным директором Дома был Джон Гальяно. Вместе с Питером Гринуэем придумала выставку в Палаццо реале в Турине – собрание костюмов Савойской династии от барокко до ампира. В 2009-м сделала для нашего Царского Села платье императрицы Елизаветы Петровны. Один из последних громких вернисажей состоялся летом 2011 г. в Сан-Франциско, в Калифорнийском дворце Почетного Легиона – там прошла выставка “Бумажная мода: искусство Изабель де Боршгрейв”.

На первый взгляд все, что делает Изабель, – образцы чистого искусства, беспримесный креатив, не более того. На самом деле компания ее имени еще и прибыльный бизнес. Для американских супермаркетов Target (товары для дома на все случаи жизни – Прим. ред.) она разрабатывает дизайн дюжины бумажных вещей – от тарелок до чехлов на стулья. Боршгрейв – приглашенный художник английской компании Designers Guild, выпускающей интерьерные ткани и обои. Она делает рисунки для посуды легендарной марки Villeroy & Boch и для французского фарфора Gien.

Все эти прибыльные проекты позволяют удовлетворять ее истинную страсть – изготовление бумажных платьев. По словам ее мужа Вернера, графа де Боршгрейв д’Алтена, производство костюмов из бумаги – “форменное безумие: они стоят бешеных денег и совершенно бесполезны, но многим нравятся”.

Сейчас Изабель де Боршгрейв занята подготовкой выставки в Австрии. Вполне вероятно, в следующем году мы увидим ее платья в Историческом музее в Москве.

В планах – выставка, посвященная Великому шелковому пути. Изабель открывает огромный фолиант с картой Восточной Азии и внимательно проводит пальцем маршрут: в каких городах она планирует выставку показать и какие костюмы, с привязкой к местности, сделает.

...Мы расстаемся, обменявшись визитками и обещая друг другу всевозможное информационное содействие. Стремительная Изабель убегает первой. Ее дочь Полин провожает меня до выхода. В гараже на приличной скорости лавирует “мерседес”. “Будьте осторожны, – говорит Полин. – Мама – страшная лихачка”.