«Одержимая»: фото на память

Энергичная Лиза (Лукерья Ильяшенко, известна по сериалам «Призрак» и «Сладкая жизнь») вместе с вечно недовольной подругой Анной (дебютантка Анастасия Кувшинова), радуясь жизни, мчит на автомобиле сквозь ночь и дождь и чуть не сбивает невесть откуда взявшуюся на дороге голую девушку с ошалелым лицом. Лиза привозит незнакомку к себе, занимается с ней сексом (Анна недовольно ретируется), а на следующее утро ту находят на берегу моря – мертвой, по-прежнему голой, но завернутой в фольгу. На груди у жертвы хитроумным способом отпечатано фотоизображение какого-то дома с неприятного вида мужчиной в окошке.

Когда режиссер Игорь Волошин не снимает «народные» комедии («Физрук» и «Скорый «Москва – Россия»), он экспериментирует с формой. Как и в дебютной «Нирване» или в прошлогоднем сериале «Коса», в «Одержимой» он прилежно работает над тем, чтобы выстроить свое киновысказывание максимально необычным способом. Рисует странный мир и населяет его странными людьми. Выбирает самые дикие ракурсы и считает необходимым «завалить горизонт» везде, где только можно. У него тут и, ясное дело, клиповый монтаж, и сверхкрупные планы глаз, в зрачках которых порой отражаются флешбэки или еще что-нибудь.

Видно, что режиссер Волошин старается сделать красиво и необычно, и это, конечно, хорошо, что человек старается. Немного хуже, что снимает он так, словно составляет учебное задание для студентов киношкол, которые потом должны будут найти все приемы, сказать, как они называются (здесь одноточечная перспектива, а вот здесь голландский угол), и дать им краткое определение. К тому же репертуар эффектных приемов у него не очень большой, а выстреливает он ими без раздумий и с бешеной скоростью. Так что, когда на 30-й примерно минуте Волошин 30-й примерно раз вписывает кадр в позолоченную раму зеркала или ни с того ни с сего вновь ставит камеру набок под углом 90 градусов, это начинает уже чуточку бесить.

Такая агрессивно вычурная форма бескомпромиссно подавляет сюжет, но при этом не обладает собственной полноценной семантикой, что позволяло бы, с понятными оговорками, числить «Одержимую» по разряду «формалистского» и «визионерского» кино, а режиссера Волошина воспринимать, к примеру, как российского Гаспара Ноэ или Джонатана Глейзера.

В «Нирване» рассказанная там история с любовью и наркотиками играла служебную роль и была откровенно притянута за уши, чтобы дать автору возможность показать город Петербург в условно «киберпанковской» эстетике. Насколько оправданна была эта цель и насколько удалось ее достичь – вопросы дискуссионные, но, по крайней мере, замысел («зачем все это?») был ясен. В «Одержимой» такой сверхзадачи нет, а Волошин работает с жанровой моделью эротического триллера, так что в голове всплывает наглый и, возможно, обидный для автора вопрос: а нужно ли было так уж выпендриваться?

Жанровое кино всегда предполагает активное эмоциональное соучастие зрителя: ему должно быть смешно или страшно, он должен сопереживать персонажам, иначе жанр не будет работать. В «Одержимой» повествование, механически составленное из самых пижонских приемов, перетягивает внимание на себя и не дает вчувствоваться в историю, а его бешеный темп не оставляет эмоциональному соучастию вообще ни шанса.

Перед зрителем раскрывают подноготную персонажей, не успев даже толком их ввести в сюжет, как вот они уже лежат мертвые и завернутые в фольгу. А в самые, по идее, острые моменты зритель занят не столько эмоциональной работой сопереживания, сколько отстраненно интеллектуальной работой по дешифровке авторского высказывания: а это кто? а откуда он тут? а зачем нам сейчас показали вот это?

Волошин пытается построить сюжет на мотиве двойничества между персонажами (не скажем какими, чтобы не спойлерить), но у него не получается изобразить этот мотив собственно кинематографическими средствами и потому приходится объяснять его прямым текстом. Объяснения вообще занимают важную позицию в фильме: в начале второго часа история неожиданно заканчивается и оставшиеся 20 минут экранного времени зрителю устами одного из героев растолковывают, в чем же тут было дело.

Тем не менее «Одержимую» за многое можно похвалить. Несмотря на повествовательный сумбур, ее, однако, совершенно не скучно смотреть: действие развивается стремительно, а сюжетные ходы тут хоть и дурацкие, но часто обескураживающе неожиданные. Волошин делает ставку не на характеры, а на колоритные типажи, и это идет картине на пользу. Хоть он и терпит поражение с жанром, но дорогой движется, в общем, верной. В его картине нет скучных разговоров, всяких драматических хлопотаний лицом и долгих задумчивых планов. Зато есть драка в водонапорной башне, забавный наркотический трип, следователь с механической, как у Терминатора, рукой (Олег Васильков, который недавно уже играл непростого следователя в тоже формально изощренной «Идентификации») и зловещий убийца в капюшоне и с топором – за одну его долговязую фигуру картине хочется многое простить.

Волошин вроде бы поднимает какие-то серьезные проблемы про детские травмы и сексуальное насилие. Но следователь-киборг и образность, заимствованная из эксплуатационного кино, с этой серьезностью плохо увязываются, так что социальная проблематика тут выглядит жертвой, которую автор скрепя сердце должен принести богам современного хорошего вкуса.

Возможно, легче и свободнее всего режиссер Волошин чувствовал бы себя, если б мог вовсе отказаться от необходимости рассказывать сложную историю и экранизировал, например, полуторачасовой бессюжетный трип, населенный странными существами и явлениями. Именно под таким углом восприятия «Одержимая» смотрится хоть и не идеальным, но все ж таки наиболее выигрышным образом.