Вера Богданова: «Литература – занятие невеселое, для людей с крепкими задами»

Писатель Вера Богданова о травмах 30-летних, смешении жанров и популярности digital-самиздата
Писатель Вера Богданова/ Александра Еремина

О Вере Богдановой заговорили после фантастического романа «Павел Чжан и прочие речные твари», опубликованного в 2021 г. в престижной «Редакции Елены Шубиной» (РЕШ, входит в издательскую группу «Эксмо-АСТ»). Действие там происходит в альтернативном будущем, где явью стали конспирологические теории про чипизацию и цифровой ГУЛАГ, а Россия стремительно сближается с Китаем. Книга попала в финал премии «Национальный бестселлер», а также в длинные списки «Большой книги» и «Ясной Поляны». Год спустя в РЕШ вышел и «Сезон отравленных плодов» – одновременно жесткая и нежная психологическая проза о взрослении нынешних 30-летних. Этот роман также включили в лонг-листы эксперты крупнейших премий.

В интервью «Ведомостям» Вера Богданова рассказала о своем опыте в digital-самиздате, о новой книге – детективном триллере с элементами хоррора, а также о том, почему 30-летние писатели чаще пишут автофикшн и активно берутся за неудобные темы, такие как домашнее насилие и послеродовая депрессия.

«Читатель всегда знает, что он получит в итоге»

– У вас очень интересная литературная биография. До того как вас издали в РЕШ, вы публиковались в digital-самиздате. Почему решили публиковаться онлайн, а не отправить рукопись в издательство, например?

– Начинала я все-таки с классического формата издания, «Павел Чжан и прочие речные твари» – это далеко не первый мой роман, опубликованный в издательстве. До этого было несколько романов и рассказов, вышедших под разными псевдонимами.

Восемнадцать лет назад я дописала свой первый роман и отправила его в издательство. Тогда я ничего не знала о книгоиздании, у меня не было родственников или друзей, которые бы писали или имели к этому отношение. Я просто прочла инструкцию для авторов на сайте издательства и отправила рукопись в соответствии с ней. Сперва мне отказали, но, видимо, роман понравился редактору, потому что через год, когда в редакции открылся набор, мне пришло предложение о публикации. Я, конечно, с радостью согласилась (Богданова не уточнила, о каком произведении идет речь и под каким псевдонимом оно было опубликовано. – «Ведомости»).

Какие-то работы я не хотела видеть на бумаге и сразу выкладывала в интернет по главам. К слову, выкладка по главам мне не подошла совершенно. Сейчас я не показываю рукопись никому, даже редактору, пока не поставлю последнюю точку. Мне так комфортнее.

– В каких жанрах работали раньше?

– Я писала в разных жанрах, в основном фантастику и фэнтези. Наверное, я искала свой стиль, свои темы. Некоторые из тех работ получали определенную популярность и оказывались в шорт-листах жанровых премий. Нравятся ли они мне? Я считаю их вполне достойными для того этапа моей жизни. Хочу ли я переиздавать их или показывать читателям сейчас? Нет. Я хочу двигаться и развиваться дальше. Но жанровая проза научила меня выстраивать динамичный и интересный сюжет – это очень ценно.

– Как бы вы охарактеризовали самиздатовское комьюнити? С какими площадками было удобнее работать?

– Я выкладывала свои работы на сайты самиздата не очень долго, поэтому дать характеристику комьюнити я вряд ли смогу. Если говорить о подходе к работе с авторами и работе сайта, то мне больше всего нравится «Литрес: Самиздат», который даже организовал ежегодную премию «Электронная буква» для digital-авторов. В качестве приза довольно большие суммы денег и рекламное продвижение – все серьезно.

– Какие жанры более востребованы у самиздатовского читателя?

– Популярными всегда остаются любовные романы, если мы говорим о женской аудитории, и фантастические боевики, литРПГ (поджанр фантастики по мотивам компьютерных игр. – «Ведомости») и их производные, если говорим об аудитории мужской. Бывает, что в самиздате выстреливает, например, непростая психологическая проза, которая после выходит на бумаге, но это редкость (в частности, young adult роман «Дети Шини» Иды Мартин о школьном буллинге вышел в 2017 г. онлайн и в том же году издан в АСТ. – «Ведомости»). Сложные вещи аудитории самиздата не интересны.

– Если судить по данным крупнейшего в России игрока рынка цифровых книг – «Литрес», digital-самиздат бьет рекорды по популярности (в топ-10 самых про­да­ваемых авторов 2023 г. – восемь самиздатовских). У вас есть какая-то версия почему? Получается, с одной стороны, издательства не удовлетворяют читательский спрос, с другой – многим digital-авторам комфортно в сети со своей аудиторией?

– Digital-самиздат – это литература, созданная по определенным правилам. Читатель всегда знает, что он получит в итоге: герой женится на героине, злодей будет наказан, преступник найден. Это литературные сериалы, которые написаны максимально простым языком и с максимально ожидаемыми сюжетными поворотами. К тому же читателям нравится быть частью процесса создания романа. Так как обычно на самиздате романы публикуются в процессе написания, читатели оставляют комментарии с откликами на каждую главу и одобрением/неодобрением сюжетного хода, который придумал автор. Людям нравится интерактив.

Что касается удовлетворения издательствами читательского спроса, думаю, здесь мы говорим про две непересекающиеся аудитории. Те, кто платит за книжные сериалы в интернете, редко покупают бумажные книги. И наоборот.

«Авторы-миллениалы чаще пишут автофикшн»

– Если не ошибаюсь, вы начали писать роман «Павел Чжан и прочие речные твари» еще до учебы в школе писательства Майи Кучерской Creative Writing School (CWS). Почему решили поступить? И что дают такие курсы?

– Сама идея «Павла Чжана» пришла ко мне в 2014 г. после тяжелых событий, случившихся в моей жизни. Идея долго варилась в голове, обрастала героями, и в 2018-м я написала первую главу. Примерно в то время я увидела, что открыт набор в мастерскую CWS Ольги Славниковой. Я восхищаюсь тем, как Славникова пишет, ее роман «Легкая голова» стал для меня лучшим сочетанием интересной, динамичной истории и плотного, стилистически идеального, наполненного яркими метафорами текста. И я не могла упустить возможность пообщаться с автором и попытаться понять, как ей удалось написать такой роман. Можно сказать, что Ольга Александровна вручила мне новые инструменты для работы с текстом.

В целом курсы creative writing не могут научить писать человека без малейшей крупицы таланта. Эти курсы полезны тем, кто уже пишет, дают молодому писателю инструменты и новые приемы, расширяют круг знакомых.

– Вы где-то упоминали, что у «Павла Чжана» существуют три альтернативные развязки. Как так получилось?

– Сперва у романа был большой объем. Когда я решила подать рукопись на премию «Лицей», оказалось, что по правилам объем должен быть меньше, и я сократила его, переписав финал. Затем роман оказался в коротком списке премии, я подписала договор на публикацию в РЕШ, и во время редактуры мы пришли к третьему варианту финала, который всех устроил. Возможно, когда-нибудь я опубликую ту самую первую развязку как дополнительный материал к роману.

– Почему вы решили поместить героя, который стал жертвой сексуального насилия, именно в антиутопию?

– В романе в целом речь идет о насилии. Насилие в обществе, насилие над героем, насилие, которое совершает сам герой, – круг замыкается. Недалекое будущее я выбрала потому, что мне хотелось создать альтернативную реальность, в которой все конспирологические теории того времени (2018–2019) сбылись (т. е. – чипизация населения, цифровой ГУЛАГ и др. – «Ведомости»). Хотелось посмотреть, что общество будет дальше со всем этим делать.

– Примерно с конца 2010-х стали говорить о приходе нового поколения в литературу. Вы сами ощущаете какую-то общность с другими авторами 30+?

– Общность здесь, думаю, только в возрасте и во времени, которое мы помним. Экономический кризис и турбулентность 1990-х, нестабильная обстановка, теракты. С другой стороны – внезапная свобода, которая свалилась на население, ощущение, что возможно все, стоит только захотеть, что мы, молодое поколение, должны суметь и преуспеть. А если не сумели и не преуспели во всех сферах жизни одновременно к 30 годам, то что-то явно пошло не так.

Или, например, образ дачи и отдыха на даче в детстве. Он общий не только для нашего поколения, но во многих романах миллениалов можно увидеть тоску по нему, по проданной или утерянной родителями в 1990-х даче. Тоска о потерянном рае и закончившемся детстве. Это звучит во многих работах, например в моем «Сезоне отравленных плодов», или в «Степи» Оксаны Васякиной, или в «Лете» Аллы Горбуновой.

Общей можно считать готовность писать на неудобные темы и нежелание молчать. Мы говорим о том, о чем раньше говорить было не принято, например о домашнем насилии. Или о тяжелых родах и послеродовой депрессии. Или депрессии длительной, клинической, которая вообще-то является тяжелым заболеванием, а не ленью, блажью или «болезнью поколения снежинок».

– Если говорить про жанровые предпочтения – что общего?

– Авторы-миллениалы чаще пишут автофикшн или художественную прозу, так или иначе сильно замешенную на их воспоминаниях о детстве и юности, на мыслях о настоящем. Причем я бы делила миллениалов на старших, скажем с 1984 по 1990 годы рождения, и миллениалов помладше, с 1990 по 1996-й, хотя бы потому, что с середины 80-х по нулевые годы страна настолько изменилась, что детство, которое помнят писатели-миллениалы постарше, и детство писателей-миллениалов конца 90-х – это два разных мира.

Опять же нет какого-то «правильного» мнения и воспоминания об определенном времени. Каждое поколение помнит свое, свою боль, и все по-своему правы. Более того, каждое поколение писателей, на мой взгляд, говорит с читателями своего возраста и младше. Есть романы-исключения, но это редкость. Бывает, вижу отзывы старшего поколения: нет, в 1990-е все было совсем не так! Но это не предмет для спора, авторы-миллениалы говорят о своем детстве, каким было оно, а не о жизни взрослых в 1990-е. Следующее поколение писателей будет, допустим, рассказывать о детстве и юности в 2020-е и о том, какими родителями были мы, миллениалы. И будет в корне неверно заявлять им: «Вы помните неправильные 2020-е».

– За кем-то из авторов вы следите?

– Если говорить об авторах моего поколения, мне нравятся работы Рагима Джафарова, Евгении Некрасовой, Ксении Буржской, Ильи Мамаева-Найлза, Оксаны Васякиной, поэзия Дениса Безносова, Аллы Горбуновой и Татьяны Стояновой. На самом деле перечислять можно долго, так как за последние годы появилось очень много талантливых писателей и поэтов, за которыми интересно следить.

«Жанр часто становится специей»

– Оба ваших последних романа объединяет тема насилия, и вы прямо перечисляете в конце каждой книги, какие реальные трагедии легли в основу сюжетов. Можно сказать, что вами движет чувство долга, ощущение ответственности?

– Это желание говорить о проблемах, о которых все знают, но не желают слышать или вообще смотреть в ту сторону. Но чтобы решить какие-либо социальные проблемы, нужно сперва начать о них говорить, посветить в тот темный угол фонариком, внимательно рассмотреть паутину и пыль. В случае с «Сезоном отравленных плодов» мне стало интересно – чем миллениалы на постсоветском пространстве отличаются от миллениалов из других стран? А мы отличаемся – и сильно: события 1990-х и начала нулевых годов оставили на нас свой отпечаток. Я описала взросление в тех условиях, три довольно распространенных типажа и судьбы. Читатели часто пишут в отзывах, что происходящие с героями события знакомы им лично и/или у них был знакомый с такой судьбой, подруга, которую преследовал муж. Также люди пишут, что «Сезон» помог взглянуть на те события по-новому. Мы редко оборачиваемся, а зря. Хотелось бы чаще – чтобы не повторять прошлых ошибок.

– Еще один расхожий критический штамп – миллениалы часто пишут более жанрово: детективы, триллеры, фантастику. «Павел Чжан» даже получил премию «Мастера ужасов». При этом «Сезон отравленных плодов» уже написан в жанре психологической драмы без каких-либо фантастических допущений. Я правильно понимаю, что жанр для вас стал вторичен по отношению к теме, идее?

– Почему же? Идея и тема в жанре тоже очень важны. Жанровая литература прекрасна – сколько великих детективов, любовных и фантастических романов стали мировой классикой. Более того, это очень сложно – написать по-настоящему захватывающую историю с динамичным сюжетом, а жанровая проза держится именно на этом. В случае с современной прозой жанр часто становится специей, которую добавляют по вкусу. Но мировая литературная тенденция последних лет – это смешение жанров. Практически в каждом бестселлере последних лет вы найдете элементы одного или нескольких жанров. Это может быть психологический триллер с элементами детектива, семейной драмы, как, например, «Острые предметы» Гиллиан Флинн, или «Петровы в гриппе и вокруг него» Алексея Сальникова – смесь прозы реалистической и магического реализма.

«Павел Чжан и прочие речные твари» – это в первую очередь психологическая проза, фантастических элементов в ней минимум и ровно столько, чтобы подчеркнуть основную идею романа. Со званием «Мастера ужасов» вообще вышло любопытно – на форуме премии велось читательское голосование и именно читатели отдали мне этот титул, посчитав «Чжана» лучшей книгой из списка. Что, конечно же, очень приятно.

– В ваших книгах много сильных сцен, где описывается физическое и психологическое насилие, – например, в «Сезоне отравленных плодов», где героиню Дашу с сыном преследует ее бывший. Эти места чрезвычайно тяжело читать – каково же их писать? Как вы вообще справляетесь с таким стрессом?

– Непросто, но написание романа само по себе стресс, по крайней мере для меня. Иногда придумаешь особенно мелодичную фразу или интересный поворот сюжета и думаешь: а неплохо, неплохо... В такие моменты собой гордишься. Но в целом литература – занятие невеселое, для людей с крепкими задами.

Что касается сцен насилия – к сожалению, я видела его много в своей жизни, в детстве, поэтому придумывать ничего не пришлось. Описывать эти сцены неприятно и, скорее, печально, как вспоминать плохие моменты из прошлого. И печально, что спустя 20 лет подобные истории по-прежнему нередки в нашей жизни. Женщины все еще не защищены от преследований бывших мужей, сожителей и просто незнакомцев-сталкеров. Общество все еще стыдит их: сама виновата, что влезла в эти отношения. Или, что еще хуже: не надо было провоцировать. Психологически сломленной женщине и так тяжело решиться уйти от абьюзера, особенно если есть дети. А отсутствие поддержки, страх признаться в том, что она находится в ситуации насилия, страх того, что ее будут стыдить, преследование мужа и его угрозы – все это приводит жертву к катастрофе.

Сейчас в законодательстве нет прямой уголовной ответственности за преследование человека и сталкинг. В октябре этого года в Госдуму был внесен законопроект, предусматривающий запрет на приближение. Не знаю о дальнейшей его судьбе, но надеюсь, что в итоге он будет когда-нибудь принят. С этой нормой можно было бы избежать многих трагедий.

«Это можно сравнить с зависимостью»

– Я правильно понимаю, что реалии рынка таковы, что чисто на литературные заработки существовать сложно, поэтому пишут сегодня фанатики – те, кто не может не писать?

– Это правда, есть сотни более быстрых и надежных путей к успеху и деньгам. Жить на доходы от продажи книг сейчас могут позволить себе единицы. Если вы не сдаете в аренду пару квартир, если вас не обеспечивает богатый супруг или супруга, придется искать основное место работы. А писать в личное время, вечерами и ночами. Так что быт прост: днем работа, а вечером запираешься на кухне или в комнате и пишешь. Со стороны процесс выглядит довольно скучно.

Прирожденный писатель не может не писать – в этом его трагедия. Трагедия потому, что он прекрасно понимает, что на аванс за роман не проживешь и перспективы профессионально писать и больше ничем не заниматься довольно унылы, а бросить литературу он не может. Это можно сравнить с зависимостью. И я видела, что бывает с теми, кто отказывается от своего таланта – настоящего таланта – и занимается лишь «разумными» вещами, которые, по мнению общества, стабильны и приносят хороший доход. Ничем хорошим это не заканчивается, желание творить выжигает творца изнутри.

– Обращались ли к вам с предложениями об экранизации или написании сценариев?

– Предложения были, но пока никаких договоренностей нет. Я пробовала писать сценарии сама, но поняла, что это не мое. Совсем другое дело – пьесы. Недавно я написала небольшую аудиопьесу, которую прочли прекрасные актеры Ольга Тумайкина, Сергей Беляев, Елена Лядова. Когда они читали ее впервые со сцены кинотеатра «Художественный» на Новом Арбате, я была потрясена тем, что мои герои ожили – и даже стали лучше благодаря игре и находкам актеров.

– Недавно объявили победителей «Ясная Поляна» и «Большая книга». Читали ли вы номинантов, были ли у вас фавориты?

– Я всегда болею за всех номинантов, так как прекрасно знаю, каково это – ждать объявления длинного списка, потом короткого списка, потом, если повезло, награждения лауреатов. Это постоянное беспокойство длиной в несколько месяцев – возьмут в список или нет? Оценят или нет? Но в этом премиальном сезоне у меня был один фаворит, мой супруг Рагим Джафаров. Его роман «Его последние дни» стал лауреатом читательского голосования премии «Ясная Поляна», и это было большое счастье.

– Над чем работаете сейчас?

– Уже весной на сервисе «Букмейт» (принадлежит «Яндексу». – «Ведомости») выйдет мой новый роман, он называется «Семь способов засолки душ». Это детективный триллер с элементами хоррора, странной героиней и мертвенно-белой зимой в небольшом алтайском городе – то самое смешение жанров, о котором мы с вами говорили.

Идея пришла в прошлом ноябре. Я работала над другим, большим романом, но мне вдруг приснилась завязка этой истории, и я подумала: ого, я хочу ее прочесть! После чего поставила работу над большим романом на паузу и взялась за триллер.

На бумаге «Семь способов засолки душ» выйдет осенью 2024 г. в РЕШ, и я очень, очень надеюсь, что читатели прочтут его с интересом.