Последний окоп

Когда премьер-министр Владимир Путин говорил о необходимости создания санитарного кордона, с его логикой трудно было не согласиться. Если террористы приходят с определенной территории, изоляция этого региона может по крайней мере уменьшить будущую опасность.

Можно объяснить и появление российских войск на территории Чечни: стратегия создания защитного вала совсем не обязательно должна совпадать с линией границы. Это, кстати, блестяще доказал израильский опыт: зона безопасности, созданная в Южном Ливане, позволила относительно спокойно жить в северных районах Израиля.

Однако совершенно не очевидно, что российские войска собираются оставаться в своих окопах. Санитарный кордон выглядит уже не защитным валом, а плацдармом для будущего наступления на оставшуюся "за кордоном" территорию Чечни.

Иначе зачем нужно было бы Владимиру Путину встречаться с депутатами давно позабытого чеченского парламента, избранного в период военных действий в республике, и объявлять парламентариев законной властью.

Если продолжить мысль российского премьера, то получается, что управление Чечней сегодня производится не из Грозного или Ведено, а из Дар-эс-Салама, где в должности российского посла в Танзании коротает дни Доку Завгаев, которого Москва в свое время назначила главой Чеченской республики.

Понятно, что после очевидного изменения отечественного - и не только отечественного - общественного мнения не в пользу чеченцев российскому руководству трудно справиться с искушением решить проблему мятежной республики.

Однако необходимо учитывать, что война - вещь непредсказуемая. И прежде всего с точки зрения общественного мнения. На Западе оно начало медленно изменяться после первых же авиаударов по Чечне. В Москве как-то не захотели вспоминать, что бомбардировки Югославии начались после нескольких месяцев изнурительных переговоров, компромиссов, ультиматумов. После выработки оптимального - хотя бы по западному мнению - решения.

Что Россия сегодня предлагает Чечне помимо блокады? Особый статус? Переговоры? Жесткие условия по разоружению и выдаче террористов? Или просто авианалеты? И как будут строиться отношения с населением, живущим под бомбежками? Если действительно каждый чеченский мужчина - потенциальный враг и поэтому не может быть выпущен из республики, то стоит ли удивляться возможному сопротивлению населения действиям российских войск - просто потому, что страшно? Когда на экранах телевизоров появятся жители, бегущие из разрушенных домов, и бородатые боевики, похваляющиеся победами над русскими мальчиками, общественное настроение вновь начнет изменяться в сторону неприятия этой войны. Именно поэтому хотелось бы, чтобы, пока еще есть для этого благоприятные возможности, с чеченцами и не только московскими - начали разговаривать. Потому что, если вспомнить, что подозреваемые во взрывах на Гурьянова и Каширском шоссе по национальности отнюдь не чеченцы - карачаевец и татарин, - то получается, что завтра "защитные валы" нужно будет строить не по периметру чеченской границы, а вокруг Москвы, вокруг Санкт-Петербурга, вокруг каждого российского города.

Сможем ли мы вернуться в средневековье?