ПОЛИТЭКОНОМИЯ: Санкции или Чечня – что опаснее?

Успешное завершение операции в Чечне является для России в не меньшей степени экономическим вопросом, чем политическим. И отнюдь не с точки зрения дополнительной нагрузки на бюджет – прямые и косвенные потери от присутствия на российской территории легального криминального анклава гораздо больше, чем любые инфляционные издержки. Угрожая по сути экономической блокадой в случае продолжения чеченской кампании, наши западные партнеры, кстати, ни в коем случае не обещают начало инвестиционного бума в России (если к их пожеланиям прислушаются), и правильно делают. Никто не будет инвестировать деньги в страну, территория которой служит источником сырья для обыкновенной работорговли и на территории которой дислоцируются боеспособные силовые структуры работорговцев.

Ликвидация пиратского анклава – единственная предпосылка восстановления нормального бюджетного федерализма. Вообще, можно себе представить, как отреагируют региональные стервятники на наш провал в Чечне. В этом случае Россия перестанет существовать как государство сначала экономически и финансово, а только потом уже политически. С этой точки зрения никакие санкции не являются большей угрозой для России, чем перспектива полного развала федерального бюджета.

Самое интересное, что весь этот механизм внешних репрессий начинает работать как бы в самый удачный момент. Заметьте: борьба с так называемым отмыванием российских денег началась как раз тогда, когда начал мелеть колоссальный поток потребительского импорта, когда западные банки зафиксировали свои астрономические прибыли, “поработав” с российскими кредитными линиями и госбумагами. Когда только напрямую из России было вывезено до $100 млрд, которые – что, кстати, совершенно справедливо – никто нам не вернет, невзирая на любую степень “отмытости”.

Сейчас можно просто констатировать, что все кредиты МВФ, предоставленные до августовского кризиса, вне зависимости от субъективных целей и намерений обеих сторон работали во вред объявленным задачам. Они просто стимулировали паразитический импорт. Сейчас нам эти кредиты, как и вообще соглашение с фондом, нужны только для того, чтобы получить возможность вернуть этот долг, не обрушив только начавшийся экономический рост. И для того, чтобы реструктурировать остальную задолженность, значительная часть которой – долг СССР в периоды его агоний. Утверждать, что эти кредиты пошли на пользу России, уж точно не станет никто. У незнакомого с тонкостями международных финансовых механизмов складывается впечатление, что Россию просто использовали – отжали как губку, а теперь еще и пытаются выставить счет. Что все это было сделано специально. И что все политические повороты: поддержка реформ – разочарование в реформах, терпимость к нашим проблемам – грубое давление в пользу сепаратистов и бандитов, прием в “восьмерку” – объявление практически страной-изгоем, – все это делалось сознательно и исключительно с корыстной целью. Не думаю, что это так, не думаю, что за жесткой риторикой о санкциях против России последуют действия. Однако, если такие действия последуют, никому не удастся убедить кого-нибудь в России и не только в России, что все это делалось случайно, что это видные западные гуманисты и борцы за права человека просто так меняли свою позицию. Слишком очевиден корыстный интерес, и слишком неизбежна российская реакция на все это, и слишком серьезны уже исторические последствия такого развития событий. Если наши западные партнеры допустят такое развитие событий, это будет первой исторической катастрофой XXI в. и первым его глобальным политическим преступлением.