Фальстарт

То, о чем так долго и надсадно талдычили отрывные календари и витрины модных лавок, выпуски телевизионных новостей и племянница тети Паши, - вотвот свершится. Грозный и могучий миллениум, по-драконьи огнем дыша, войдет в каждый дом.

Считается, что вместе с этим господином в каждом доме может поселиться много приятных аппетитных вещей. Счастье там, благодать и яичница с трюфелями на завтрак. И единственное условие всех этих замечательных соседей - ловко сыграть с ними в гостеприимство, не ударить в декабрьскую грязь лицом. миллениум - господин капризный и, если что не так, может запросто обделить благодатью, обнести яичницей. Поэтому к его встрече надо готовиться с религиозным тщанием, мильоном терзаний, страхом и трепетом.

Шутка ли: один день кормит не какой-то там год или пусть даже все сто - на кону тысячелетие.

А кто сплоховал, пусть потом пеняет только на себя самого. Тысячу лет сидит и пеняет.

Сказать по правде, категоричность таких установок кажется чрезмерной. Хотя бы потому, что кроме бесспорного очарования тремя нулями за этой датой не числится решительно ничего конкретного. Говорят, конечно, что это как бы точка отсчета, начало новой эры и уж по меньшей мере символ. В том, что это символ, спору нет. А вот начало новой эры вызывает серьезные сомнения.

Как беспамятство не начинается, допустим, с 300 г "Абсолюта", так и новый век не обязан стартовать с 1 января 2000-го или, что вроде как математически верней, - 2001 г. Скажем, Томас Манн, а с ним почти весь западный мир, отсчитывали начало XX в. с сараевского выстрела, который, дай бог памяти, случился 14 годами позже банкетов 1900-го. В новейшей европейской истории был лишь один эпизод красной строки - нулевой год Французской революции. Но, чтобы добиться округлости, Конвенту пришлось пойти на прямую подтасовку, сменив летоисчисление.

На самом деле миллениум обращен не в будущее, а в прошлое.

Это бухгалтерия истории, подведение итогов за отчетный период. Попытка, оглянувшись, увидеть не только руины. А уж сколько при этом выпито "Боллинжера" и съедено устриц, совершенно неважно. Миллениум - это утешительный приз, который вручают не за победу, а за участие и даже за безучастность. И любой гражданин вправе рассчитывать на свой собственный чулок под виртуальной елкой-2000. Кто-то за то, что придумал нейтронную бомбу, кто-то за то, что просто так жил. Раздачей всем сестрам по серьгам были заняты бесчисленные комиссии. Вот и мы не отказали себе в удовольствии премировать похлопыванием по плечу гастрономические свершения уходящей эпохи.

В первую очередь хотелось бы отметить рождение и смерть супостата под названием "советская кухня". Попытка превращения миллионов ни в чем не повинных граждан в безликую массу с треском провалился. Частное победило общее, а результаты последней выборной вендетты позволяют надеяться, что мертвец не воскреснет.

Оптимизм внушает также возвращение кулинарного культа личностей. Хорошая кухня состоит не только из продуктов, но и из людей. Это факт, более того, так оно и есть на самом деле. Вильям Похлебкин и Аркадий Новиков, Роман Рожниковский и Игорь Бухаров, Патрик Пажес и Патрис Тережоль, Андрей Деллос и Дарья Цивина доказали это своим примером. И не они одни.

Наконец-то стало невозможным перечислить по памяти все столичные рестораны, потому что имя им - легион. Наконец-то рестораны стали выбирать не по наличию в них места, а по собственному вкусу и финансовым возможностям. Наконец-то ожили загадочные слова: "фуа-гра", "сотерн", "дижестив" и "кьянти", еще 10 лет назад существовавшие для обычного человека только в пространстве литературы. Этих "наконец" можно припомнить еще много, и все они - прямое следствие завершения грандиозного эксперимента по строительству этого дивного, дивного, дивного нового мира. Спуск с небесных высот погони за грядущим к заурядной рутине истории, смена "завтра" на "сегодня" - самый главный повод для новогоднего тоста. Так выпьем же за это, отказавшись от идеи заглядывания вперед и подсчета гипотетических дивидендов.

Потому что, как говорили братья Стругацкие: "Будущее никогда не бывает ни хорошим, ни плохим. Оно никогда не бывает таким, каким мы его ждем".