"Народ работать не хочет"

Тридцативосьмилетний Илья Резник, президент группы компаний "Карло Пазолини", по первой профессии (по которой он даже несколько лет проработал на АЗЛК) - конструктор автомобилей. Брэнд Carlo Pazolini Резник придумал в 1992 г., будучи в командировке в Сингапуре вместе со своим партнером по бизнесу. По признанию Резника, об итальянском кинорежиссере тогда не думали: просто понравилось звучание. Сейчас Carlo Pazolini, по данным компании "КОМКОН", входит в десятку наиболее популярных обувных брэндов в России (а в Москве входит в пятерку). Помимо удачно выбранного брэнда компания сделала еще один шаг, давший ей серьезные преимущества перед конкурентами: в 1997 г. она купила две подмосковные обувные фабрики. И после кризиса, практически убившего крупную оптовую торговлю импортной обувью, компания быстро переключилась на производство обуви в России, чего не могли так быстро сделать другие оптовики, у которых в 1998 г. зависли крупные партии обуви. Carlo Pazolini уже стала международной маркой: треть обуви компания продает за пределами СНГ: в США, Чехии, Канаде.

Группа "Карло Пазолини" основана в 1992 г. Владеет тремя обувными фабриками (двумя фабриками в России и одной на Украине) и тремя фабриками, которые производят комплектующие. По словам президента компании Ильи Резника, компания продает 1,5 - 2 млн пар обуви в год. Группа владеет марками Carlo Pazolini, Carlo Pazolini Couture (дорогая мужская обувь, заказы на которую размещаются в Италии) и Adami (женская марка, сейчас производится в Италии, но планируется частично перенести производство в Москву). Компания имеет представительства на Украине, в Чехии, Италии и США.

- Вас упрекают, что Carlo Pazolini пишется с орфографической ошибкой. Эта марка имеет какое-то отношение к итальянскому режиссеру Пьеру Паоло Пазолини? - Никакого. Просто нам понравилось это название. А из режиссеров мне вообще нравится Бертолуччи. И если бы мы придумывали название в честь режиссера Пазолини, наверное, и ошибки бы не получилось. Но сейчас уже самое главное - ботинки хорошо делать. Мы делаем хорошую обувь, поэтому нашу марку знают. В отличие от многих компаний мы никогда не скрывали того, что наша обувь сделана в России. Мы даже гордимся тем, что на подошве такой хорошей обуви можем писать: "Сделано в России".

- По-русски? - Конечно. Хотя для экспорта мы пишем по-английски. В этом году мы продали около 30 000 пар в США и Чехию, а в будущем году впервые будем выставляться на обувных выставках в Дюссельдорфе и Лас-Вегасе и думаем продать около 50 000 пар. Для начала неплохо. Но Италия - законодатель обувной моды. Поэтому называть обувь "Жигули" мне кажется неправильным. И коллекцию у нас делают в основном итальянские дизайнеры. Хотя в последнее время наши дизайнеры тоже научились делать европейские модели.

- Сейчас вы строите новую фабрику, которая будет частично производить обувь под маркой Adami, заказы на которую вы сейчас размещаете в Италии. Почему вы решили строить фабрику в Москве, несмотря на то что многие компании сейчас стараются выводить бизнес из столицы из-за дорогой рабочей силы и аренды? - Все это миф, что в России мало платят рабочим. У нас на фабриках люди получают по $200 - 300. Сейчас мужские полуботинки мы продаем в магазине примерно за $60, а сапоги женские - за $100 - 150. Если бы я такую же обувь покупал в Италии, ее себестоимость была бы ровно в два раза больше. Но более дешевая обувь - это вообще не наша ниша. Ее производит Китай, а с Китаем конкурировать невозможно: там зарплаты в несколько раз ниже.

Но мы живем в Москве. А контролировать производство, которое расположено далеко, очень тяжело. Одна из наших фабрик находится в 60 км от Москвы, другая - в 70 км. И мы практически каждый день там бываем. А найти такого человека, какой у нас есть в Киеве, который железной рукой держит гореничевскую фабрику, очень тяжело. С менеджерами в производстве напряженно вообще, а в обувной отрасли - в частности.

Это будет уже наша четвертая обувная фабрика. У нас уже есть две в России (тучковская и кубинская), одна на Украине (гореничевская фабрика). Мы купили их еще в ноябре 1997 г. Я уже предчувствовал, что пора начинать производство в России, что обувь среднего ценового уровня можно делать здесь. И смотрел на окружающих. Например, моя сестра (глава торговой компании "Эксперт". - "Ведомости") уже тогда производила обувь в России: размещала производство на одной из московских фабрик. У нас ведь хорошие фабрики не останавливались - они как работали, так и работают: тольяттинская фабрика, "Рязаньвест", мухановская, калужская. Они все были построены итальянцами, и технологии 1980-х гг. там сохранились.

Наши фабрики все небольшие: в общей сложности там работает около 1000 человек, которые производят порядка 1500 пар в день. Плюс еще на трех фабриках мы сейчас размещаем заказы - эти фабрики работают на нас практически полностью.

- Но размещать заказы за границей вы все равно будете...

- Мы всегда будем размещать заказы у иностранных производителей. Сейчас 70% обуви, которую мы продаем в магазинах, - это импортная обувь.

В магазинах нужен большой ассортимент. Одна, даже три-четыре фабрики могут сделать максимум 100 артикулов обуви. А в магазинах должно быть не меньше 1000 артикулов. В нашем доме обуви на Якиманке постоянно в продаже 1500 артикулов.

Рынок обуви - рынок очень демократичный. Там очень сложно подсчитать чью-то долю и не бывает монополистов. А такие крупные компании, как Bata, еще не пришли всерьез на российский рынок (у Bata было несколько франчайзинговых магазинов в России, но они недавно закрылись). Почему в обуви нельзя иметь 10 - 15% рынка, как в алюминии? Потому что ассортимент на рынке очень широкий. Никто не будет покупать на одной фабрике колоссальное количество, потому что всем торговым компаниям нужен большой ассортимент. Одна фабрика не может делать большой ассортимент. Поэтому мы, чтобы наполнить свои магазины, размещаем заказы на 150 итальянских и испанских фабриках через их представительства в России. Плюс производим на пяти своих фабриках.

Дело в том, что мы производим товар не массового спроса: не зубную пасту, не колготки, которые производят и продают сотни миллионов. (Поэтому, я считаю, сейчас в обувном бизнесе в России и нет смысла проводить крупную рекламную кампанию.) Мы продаем в год полтора-два миллиона пар. В мире единицы компаний, которые продают сотни миллионов пар обуви. Может быть, мы когда-нибудь дойдем до таких объемов, но это будет уже следующее поколение менеджеров. Потому что мы строим все с нуля. И денег-то особых не было, когда мы пришли на этот рынок. Тем, кто сейчас попытается это сделать, наверное, уже придется тяжело. Рынок уже насыщен марками, созданными в России и уже известными.

- Вы собираетесь построить собственную сеть магазинов за $40 млн. Вы планируете запускать еще какие-то марки в связи с расширением розничной сети и производства? - Я пока не планирую. Сначала хочу с магазинами разобраться. Хотя маркетинг как наука обязывает это делать. Крупные компании - мировые лидеры имеют по шесть - восемь марок. У Bata восемь марок, у NineWest - семь. Procter & Gamble делает несколько марок, рекламирует все отдельно, и народу кажется, что "Блендамед" и какая-то другая марка - это разные вещи. А на самом деле все примерно одно и то же.

- Насколько вы чувствуете конкуренцию со стороны местных компаний, которые также начали делать свои марки? - На Украине есть несколько компаний, которые занялись этим делом, но гораздо позже, чем в России, и все это в зачаточном состоянии. Из российских компаний там представлены "Пальмира", "М-Шуз". Местных крупных игроков там нет.

- Вы используете полностью импортные комплектующие? - Мы и российские очень широко используем. Мы сами делаем сборную подошву, каблуки и резаки на фабрике "Руджеро", которую мы построили. Подошву из натуральной резины делаем на фабрике в Кишиневе, мы ее построили вместе с итальянской компанией Tolosa.

Мы вынуждены всем этим заниматься, потому что у нас нет обувной индустрии. В Италии нет фабрик, как, например, мухановская фабрика, на которой есть полный процесс - от раскроя до готовой обуви. В Италии все организовано по-другому. Там каждый занимается своим делом: одна фабрика кроит и шьет заготовки, вторая собирает, третья делает подошвы, четвертая льет резину, пятая делает фурнитуру... А у нас строились монстры, которые все делали в одних стенах. Это совершенно неправильный путь, который и привел к провалу в обувной и вообще в легкой промышленности. Эти предприятия-монстры не самодостаточны: они нуждаются в очень больших заказах и хотят делать 20 лет одно и то же. А сейчас на эти фабрики пришли грамотные люди, которые размещают там заказы. Эти фабрики полностью зависят от поставщиков сырья, заказывающих у них обувь. Они мало зарабатывают, не могут переоснащаться. Тяжело им.

- Рабочих у вас переманивают? - Переманивают, и со страшной силой. У нас рабочий класс очень специфический. Все рабочие мигрируют: у какой-то фирмы дела пошли получше - все ушли туда. Через два месяца в другом месте дают на 200 руб. больше - все повернулись и ушли туда. Таких случаев бывает масса. Я не понимаю людей, которые могут 10 лет отработать на фабрике, а потом уйти туда, где ему дадут на 100 - 200 руб. больше.

В Москве есть квалифицированные сапожники. С ними плохо, но они есть. Конечно, мы обмениваемся опытом с иностранцами. У итальянцев есть чему поучиться. В Москве два училища, которые готовят обувщиков. По моим данным, оба загружены не полностью. Мы сами набираем молодых, учим. Потом они два-три месяца работают - и уходят. Текучесть просто страшная. Народ работать не хочет. Это реальность сегодняшнего дня. Молодежь так просто палкой не загонишь. Но эта тенденция мировая: в Италии тоже рабочие не хотят работать. Поэтому там очень много работает марокканцев, вьетнамцев, рабочих из других развивающихся стран.

- Насколько предстоящее снижение импортных пошлин может уменьшить серый импорт обуви? - Я думаю, сокращение пошлин с 25% до 20% мало что изменит. Если бы сделали 10 - 12%, все бы платили, и бюджет бы получал, я думаю, раз в пять больше, чем сейчас. Сейчас все идет прямым потоком в карманы таможенников и чиновников.