ПОЛИТЭКОНОМИЯ: Истребление попугаев
В 1994 г., когда Александра Руцкого внезапно выпустили из тюрьмы, репортеры даже по ночам дежурили у его дома, уверенные, что бывший вице-президент или поднимет вооруженное восстание, или снова окажется за решеткой. Помню американский телесюжет о Руцком, поспешно снятый чуть ли не в самый день его освобождения из узилища. Оператор решил добавить human touch и запечатлел, как генерал приводит в порядок свою квартиру - ту самую, 400-метровую, площадь которой в предвыборной губернаторской декларации 2000 г. застенчиво сократилась в два с лишним раза. Камера восторженно следила за тем, как Руцкой, открывая одну за другой евроремонтные двери смежных комнат, катит на колесиках по лакированному паркету гигантскую позолоченную клетку, в которой тревожно косит глазом роскошный зеленый какаду. В сцене этой проснулась нечаянная метафора: недавний узник привилегированной тюрьмы сам походил на обиженную экзотическую птицу.
Восстание Руцкой не поднял, арестован не был, с журналистами понемногу раздружился, получил обидное прозвище Собака Баскервилей и благоразумно соорудил себе золотую клетку в тишайшем Курске. Слишком долго к нему была благосклонна фортуна, и есть зловещая логика в том, что хозяева жизни так бесцеремонно расправились не с каким-нибудь затаившимся оппозиционером, а именно с этим неуклюже-сервильным и безнадежно постаревшим пасынком ельцинской эпохи.
Собственно, при Ельцине все лучшие клетки в политическом бестиарии и занимали такие баловни судьбы - все эти обитавшие в Кремле или мечтавшие в него прорваться младшие научные сотрудники, амбициозные охранники, золотые перья журнала "Огонек", харизматические провинциальные генералы, прозревшие преподаватели научного коммунизма. И вот за каких-то жалких полгода с авансцены вымели всех селфмейдменов уходящей эпохи - от Явлинского до Масхадова. Прошло время самородков, появлявшихся ниоткуда и наполнявших цековские хоромы попугаями в роскошных клетках, время девиантов, водивших краснознаменные толпы по Тверской, время стремительно богатевших парвеню и пассионарных полевых командиров. На замену каждому уже придуман тихий неприметный суржиков, не выступающий на митингах, не размахивающий кулаками перед телекамерами в Думе и аккуратно отклоняющий приглашения выступить в "Герое дня". Только один Березовский и остался на пустоши, точно соляной столп.
Попугаи, которым удается выбраться из клетки и вылететь из окна, погибают, как правило, очень быстро: на них набрасываются вороны и заклевывают до смерти. Вот и Руцкого подвели слишком пестрое оперение, слишком громкий голос. Если от орнитологических параллелей перейти к историческим, то, похоже, повторяется сюжет 70-летней давности: пыльношлемных комиссаров и участников внутрипартийных дискуссий теснят послушные взаимозаменяемые "винтики". Менять парадигму в ту пору, правда, было чуть проще: крестный отец прежней смирно лежал в мавзолее, а не бродил по Франкфуртской книжной ярмарке с томом скучных мемуаров.
Странно, что маргинальный казус с губернаторскими выборами в Курске разворачивается столь причудливой символической спиралью. Хотя история хождения во власть, кульминацией которой стала фарсовая присяга "президента" Руцкого в ночном зале Дома Советов в сентябре 1993 г., обязана была завершиться таким же фарсом.