Психическая Итака
Сценаристом этого фильма вроде как выступил Гомер, однако ничего специально гомерического в "Брате" нет - ни эпоса, ни топоса, ни смеха. Есть много глупостей - милых, действительно милых. Послушайте, где еще вам привидится такой Джордж Клуни, как здесь, - избитый женихом Одиссей, адвокат без лицензии, пляшущий человечек с бородой до пупа и кларкгейбловской сеточкой для волос? Еще к тому же и беглый каторжник, отчего вся история развивается скорее по Александру Галичу, нежели по первоисточнику, - воистину "нас не помчат паруса на Итаку, в наш век на Итаку ведут по этапу".
Сразу по окончании Троянской войны, во времена Великой депрессии, в южном штате Миссисипи три трогательных каторжанина делают три дела одновременно: 1) скрываются от закона; 2) ищут клад на миллион; 3) записывают популярную на тот момент времени музыку. Ими негласно верховодит Улисс Эверетт Макгилл (Джордж Клуни). Взгляд Улисса, по братьям Коэн, то плотоядный, то блуждающий, а то и вовсе остекленевший. Плотоядный - потому что ему, как и было сказано, встречаются восхитительные сирены (последние Коэнам удались на славу). Блуждающий - потому что окрест все скользко и чревато и вдобавок надо искать жену Пенни (в роли Пенелопы - Холли Хантер) и бриолин. Остекленевший - потому что циклоп в виде одноглазого продавца Библий (Джон Гудман) бьет по голове со всей своей джонгудмановской силой. (Циклопа впоследствии по фильму не ослепят, но окончательно лишат жизни, и не тлеющим колом, но полыхающим крестом.) Древнегреческая история перемежается сугубо американскими легендами и мифами, например сказ о блюзмене Роберте Джонсоне, продавшем на перекрестке душу дьяволу, и пр. (В фильме он, правда, не Роберт, а Томми; как, впрочем, и Одиссея-Клуни тут поджидает не Телемак, но россыпь дочерей.) Снят фильм, пространством и временем полный; фильм, где чуть не каждая деталь что-нибудь да имеет в виду - старое американское кино, политическую ситуацию или пресловутую "Одиссею". Глаза разбегаются: гангстеры, банки, виселицы, негры-могильщики, ку-клукс-клан в самом соку (как-никак до первого чернокожего кандидата в губернаторы штата Миссисипи еще около сорока лет) и прочие терситы и лестригоны. Жареные сурки, собака в толще воды, чернеющие и белеющие финальные кадры, и, наконец, прекраснейшие просторы, на описание которых столько страниц убила классическая американская литература. И рабочие дробят камень - прямо как у Драгунского, разве что в кандалах. И все это операторское и сценарное изобилие проходит под знаком совсем неприличной суеты и неряшества. Ничто не хочет быть самим собой, чуть не каждый эпизод на что-нибудь да кивает и чем-то да прикрывается - сплошь фиги в кармане да фиговые листы. Большие мысли спотыкаются о частности, не самые лучшие шутки цепляются за аллюзии - и карнавала не будет, потому что он никак здесь не выстрадан и ничем таким особенным не оправдан. И даже прокатившаяся от начала к концу фильма аллегорическая связующая дрезина, управляемая слепцом, как-то не катит.
Чувство такое, будто не было у Коэнов выверенных и отутюженных "Перевала Миллера" и "Бартона Финка", будто хватило братьев только на разлапистых и смехотворных "Воспитывая Аризону" и "Большого Лебовски".
Лучшее, что есть в "Брате", - музыка. Американский фолк со своей неповторимой сумасшедшинкой, которым что хочешь можно озвучить. Можно - любовь трагичней не бывает, а можно - проделки "двух тысяч маньяков" (как, собственно, и было сделано в этом самом американском кино не раз и не два с половиной). Так вот, если не затыкать уши воском и воспринимать эту историю как сугубо музыкальную (даже музыкально-просветительскую, ибо речь идет о делах вполне доисторических и безупречно захватывающих), в таком случае и печаль отступит, и тоска пройдет, и все вышесказанное ни к чему будет.