Бабье царство
В драматической части программы "Золотой маски" показали очередную порцию спектаклей-номинантов. Пока что конкурс идет в номинациях "Новация" и "Спектакль малой формы".
"Бабы. Год 1945". Балет толстых (Пермь).
Четвертый и последний спектакль в конкурсе "Новация". Три предыдущих (Suicide in progress, Imitator DEI и "Небесное зеркало") были в разной степени занимательны, однако же собственно новации не было ни в одном. Пермский хореограф Евгений Панфилов, несколько лет назад считавшийся лидером российского танцевального авангарда, на этот раз представил в номинации "Современный танец" неудачный балет "Прекрасные дамы маркизов и русских князей", зато "Бабами", попавшими в "Новацию", сполна подтвердил былой статус радикала.
"Бабы" - отрада не поклонника танцавангарда, но скорее славянофила. На сцене - в самом деле настоящие русские бабы, в простых платьях и платках в горошек. Они волнуются, печалятся, мечтают под разнообразную музыку, связанную с военной тематикой, - от "Прощания славянки" до милитаристской темы Филиппа Гласса с саундтрека к фильму "Мисима". Колоритные артистки Балета толстых на диво пластичны, но Панфилов намеренно строит спектакль на хореографическом примитиве - "Бабы" собраны сплошь из советской военной штамповки, вполне аутентичной цифре 1945. Патриотический пафос - запредельный, на грани пародии: кажется, еще чуть-чуть - и начнется какой-то совершенный соцарт. Хотя Панфилов как раз настаивает на абсолютной искренности происходящего: "Балет не поставлен, он создан любящим сердцем, преданным своей великой Родине. Русские бабы, российские богини, хранительницы "нетленного несказанного света". И т. д. В какой-то момент по сцене проходит ослепительная Баба с коромыслом и в кокошнике, вся в голубом - сейчас видно, это Родина и есть, Родина-мечта: румяная, дородная, лубочно-матрешечная. Стокилограммовые богини восхищенно смотрят на нее, потом грустно шелестят синими солдатскими письмами, утирают слезы, играют красным мячом; все они и впрямь прекрасны. Замечательней всего то, что в пародию "Бабы" ни разу так и не опрокидываются. Панфилова можно было бы упрекнуть в спекуляции расхожими образами и в чем угодно еще, когда б не его идеальное чувство меры. Важен даже хронометраж: весь эпический патриотизм уместился в полчаса.
"Школа для дураков". Театр "Балтийский дом" и Формальный театр (Санкт-Петербург).
Еще один авангардист со стажем - петербургский режиссер Андрей Могучий. "Школа для дураков", однако, не "новация" - постановка проходит по номинации "Спектакль малой формы". Из вязкой соколовской прозы Могучий сделал что-то вроде спектакля-инсталляции. Вместо действия - чистая ностальгия, элегия, не то выцветшая фотография, не то старая семейная кинохроника, очень лиричная. Патефон, пригородная электричка, сухие желтые листья, куцые пиджачки, низкие парты с откидной крышкой - все эти стилизованные приметы послевоенного детства взяты словно бы не из текста Саши Соколова, а из фильмов Алексея Германа. Что там происходит с актерами, в сущности, уже не важно. Фотографии не нужен сюжет, семейной хронике не нужен текст - довольно и щемящего мотивчика на заезженной пластинке. Странный спектакль, в котором пространство намного важнее людей; временами кажется, что этой "Школе" вообще не нужны актеры. Для воспоминания они слишком конкретны. Им мучительно трудно играть отвлеченные сущности - нимфею, ветку акации, всю ту дивную словесную вязь, которой очаровывает роман и которая, вопреки актерской неловкости, все-таки оживает в пространстве этого спектакля.
"Леший". ТЮЗ им. Брянцева (Санкт-Петербург).
На прошлую "Золотую маску" режиссер Григорий Козлов привозил спектакль по Гофману - мрачный и долгий, очень петербургский, напоминающий не столько Гофмана, сколько Достоевского. На этот раз - раннюю пьесу Чехова, из которой впоследствии сделан был "Дядя Ваня". В спектакле, кстати, заметно, что из "Лешего" растут и "Вишневый сад", и "Чайка", и "Три сестры". Хотя напоминают нам об этом скорее между делом: спектакль - про чувства и отношения; все в кого-то влюблены, и это важнее игры во "всего Чехова". "Леший" - единственная чеховская пьеса с хеппи-эндом; Козлов и сорежиссер постановки Иван Латышев (сыгравший заглавного героя) делают из нее почти мелодраму.
Достоинством подобных театральных сочинений, весьма традиционных, принято числить сочетание легкости с внутренним драматизмом. Но драматизма в этом "Лешем" - чуть, легкость же довольно натужна. Фирменная петербургская мрачность Козлову как-то больше к лицу, он и сам все время ходит в черном; шутки в "Лешем" совершенно несмешные. Режиссеры, к примеру, считают остроумной идею заставить самого нелепого персонажа весь спектакль ходить на полусогнутых. За четыре с половиной часа актер так свыкается с походкой, что выходит враскоряку даже на поклоны. Мелочь, конечно, но и Латышев, актер, увлекшийся вдруг режиссурой, играет Лешего немногим удачнее. Впрочем, эксперты "Маски" предлагают обратить внимание прежде всего на актрис - Марию Солопченко (Елена Андреевна) и Ольгу Карленко (Соня). Солопченко и вправду хороша, особенно на фоне партнеров по сцене. Спектакль, в свою очередь, смотрится лишь фоном для остальных номинантов. Не то чтобы он был плох или невозможно скучен (к чести экспертов, очевидных провалов на нынешней "Маске" пока нет), но забыть этого "Лешего" куда легче, чем досмотреть до финала.