Ай да ламы!
Театр Анатолия Васильева подготовил к театральной олимпиаде программу, повергающую критиков в страх и трепет. Чего стоит одна терминологическая проблема. Ученики Ежи Гротовского показали, например, спектакль, который по определению спектаклем не является. Условное его название "Акция". Зрителей у этого действа тоже быть не могло. Всех присутствующих произвели в ранг "свидетелей". Мне, например, позвонили из театра в восемь утра и сказали, что сегодня я буду свидетелем "Акции", одним из восемнадцати. Восемнадцать - сакральное число, поэтому опоздание или прогул в принципе невозможны. Представляете, что случится с мировой гармонией, если один из свидетелей запьет или загуляет? Для описания самой "Акции" в критическом словаре слов нет. Может, они есть в текстах святой Терезы и почти наверняка у Сведенборга. Но простой театрал видел на сцене шестерых мужчин и одну женщину. Пятеро мужчин были в белых рубашках и черных брюках, шестой был весь в белом. На женщине было красное платье. В течение часа они распевали коптские тексты на языке оригинала и немножко пританцовывали.
Публика слушала, подавленная сакральностью происходящего. Аплодировать на "Акции" нельзя. Было тихо и неуютно. Несмотря на триумф сакрального театра, вокруг шла совершенно автономная и невозможно неприличная телесная жизнь зрителей. У соседки слева бурчало в животе, от соседа справа пахло потом - наверное, перед походом к Васильеву они постятся и не моются. Духовностью не пахло. Любая мысль, закравшаяся в опустевшее сознание, казалась неприличной, любое суждение об "акции" - бессмысленным. Оставалось утешаться тем, что здесь ты не критик, ты свидетель, с тебя и взятки гладки. Мистерия "Чам" тибетского монастыря Копан заранее пугала своим сходством с "Акцией". Слишком уж похожа терминология. Ученики Гротовского тоже описывают свою школу как монастырь и относятся к спектаклям как к средству очищения мира. Но, как ни странно, далай-ламы оказались куда демократичнее актеров-экспериментаторов.
Никаких сакральных чисел. На мистерию "Чам" в новый театр Васильева набился полный зал. Народ переговаривался, сидел на ступеньках, лежал на коврах и аплодировал как сумасшедший: очевидно, тибетские боги не меньше греческих любят аплодисменты. Ламы не возражали. Очищение Вселенной шло своим чередом. Никаких религиозных текстов. В программке коротко описывались божества и смысл их танцев, но большинство зрителей смотрело мистерию, пребывая в счастливом неведении насчет того, кто скрывается под зверской маской, обвешанной черепами. В середине действа антракт честь по чести. Все как в театре, причем хорошем.
По преданию, мистерию очищения Вселенной придумал в VIII в. лама Падмасамбхава, режиссер от бога. За тысячу лет до Мейерхольда он тщательно продумывал форму своего "спектакля", за тысячу лет до Станиславского умел создавать атмосферу. И в отличие от гуру западного театра не противопоставлял жест и страсть, переживание и па, а объединял их. Структура, им созданная, оказалась необычайно живуча. Споры о том, можно ли устраивать мистерию в театральных залах и брать за нее деньги со зрителей, утихают в тот момент, когда существо в синем шелковом халате бьет пяткой об пол, попадая в резонанс с мировой гармонией. Совершенно неважно, скрывается под маской святой или выжига, - его жуткий танец завораживает зрителей, как и сотни лет назад.
Касательно драматургии - а у мистерии есть страшноватый, пульсирующий сюжет, - ламы знали секрет, внятный Эсхилу и Шекспиру. Он в том, что в хорошей пьесе борются не добро и зло, а две равновеликие разрушительные силы. Несмотря на то что сюжет танца лам - противостояние злых и добрых богов, на деле никакой разницы между гневным божеством и мирным нет. Оба носят чудовищные маски, оба устрашающе потрясают копьями, повергая зал в оцепенение. Оба вызывают ужас, но не бьют на жалость.
Несмотря на наслоения мистических смыслов, старый ритуал оказался куда театральнее, чем новейший театральный эксперимент. На мистерии "Чам" фанатик духовных практик обретал просветление, а театрал-мирянин наслаждался зрелищем поистине божественным.