Дважды в Америке
Сто лет назад на глыбистом американском побережье Нью-Хемпшира случается преступление на почве страсти: одна беременная девушка зарублена топором, вторая задушена, мужчина безвинно оказался в петле. Сто лет спустя оно аукается с новой силой: вот благополучная яхта, вот влюбленные парочки, все они красавцы, все они поэты... И к просмотру обязательны, право. Костюмированную и кровавую трагедию столетней давности разыгрывают Сара Полли, Сиаран Хиндз и Ульрих Томсен (тот, что был главным героем "догматического" "Торжества"). В нынешней бескровной драме на воде задействован совсем звездный состав: Кэтрин Мак-Кормак, Шон Пенн, Элизабет Херли. Старая история хороша, а новая - и того лучше. Фотограф Джин (Мак-Кормак) отправляется на исследование давнишнего убийства. С ней пулитцеровского калибра поэт-муж (Пенн). Они отплывают на яхте его спортивного братца (Джош Лукас), а с тем еще прекрасная любовница Аделина (Херли). Чеховские страсти на яхте сотканы из поразительной актерской и операторской работы. Актеры играют в светотени эмоций, причем добиваются этого самыми нехитрыми средствами: взгляды поверх очков, язык, мелькающий меж губ Херли, одно лицо, на секунду загораживающее другое, и нужное.
Они плывут на яхте, они пьют красное вино, и Мак-Кормак красива, но Херли красивее. Ее бикини белее белого, и вот она, на радость (мнимой?) сопернице, снимает верх и водит по соскам кусочком льда. Они все ближе и ближе подплывают к местам, где сто лет назад под серыми небесами женщины курили трубки, таскали коромысла, мужьям отдавались понуро, молча, чуть склонив рыжеволосую голову набок; зато на преступный лад любили собственных братьев, спали с их женами и брались в случае страстной необходимости за топор. Они подплывают к местам, где вода по-прежнему на вес крови. Чем ближе к месту трагедии, тем справедливее догадки Джин насчет пола тогдашнего убийцы. Тем чаще напивается поэт-лауреат в компании Аделины и активнее распространяется про свои сексуальные дебюты. Тем неукротимее собственные страсти Джин. И вот уже столетье плывет на них из темноты. Бигелоу сопрягает временные пласты с удивительным мастерством, как две половинки одной медали за спасение на водах, так никому, впрочем, и не выданной. Забавно: в каждой временной части - ровно по одной реплике-шутке; впрочем, в ближнем к нам куске она смешнее: Шон Пенн на вопрос неизвестной почитательницы "Как, вы и есть тот знаменитый писатель? ", диким образом осклабившись, сообщает: "Да, я Уильям Сьюард Берроуз! " В финале топорная работа прошлого века рифмуется с бурей, захватившей яхту врасплох. (Тема экзистенциального экстрима на утлом суденышке, конечно, кинематографически не нова - этакий нож в воде, воткнутый в мыс страха, да и только.) Времена, по Бигелоу, связаны толщей воды, где плещутся вековой давности утопленницы, куда падают красивые современницы без спасательных жилетов; той самой воды, что утолила, наконец, всевозможные женские нужды и жажды: ревности, мести, любви. Вы и убили-с, вы и приплыли-с.