Это не мой налог
Более чем через 30 лет после того, как я впервые сформулировал идею налога на международные спекулятивные валютные операции, "налог Тобина" начал приобретать популярность. Лионель Жоспен и Герхард Шредер, как и многочисленные критики глобализации, высказались в его поддержку. В зоне евро, конечно, таких операций нет. Но, возможно, настало время вернуться к моему первоначальному предложению и проанализировать те случаи, когда оно может быть надлежащим образом применено.
В 1971 г. я читал лекции по макроэкономике в Принстонском университете. В начале 1970-х гг. доллар переживал нелегкие времена и ситуация на валютном рынке становилась важным вопросом для политиков и экономистов во всем мире. Бреттон-Вудская валютная система прекратила существование после выхода из нее США. Финансисты и экономисты обсуждали вопрос, восстанавливать ли систему фиксированных валютных курсов или вводить плавающие курсы. Я полагал, что разница между этими валютными системами преувеличена, поскольку фиксированные курсы в реальности не были фиксированными. Это была скользящая привязка: курс изменялся, когда валютные резервы центрального банка сокращались вследствие роста дефицита торгового баланса или спекулятивных атак на валюту. Международный валютный фонд разрешал использовать инструменты валютного контроля для предотвращения оттока капитала, но их эффективность падала. Системы коммуникаций и расчетов развивались так быстро, что любой человек в любое время в любом месте мира мог быстро и без проблем провести финансовую операцию. В 1971 г. как раз и начались эти разговоры: почему бы не ввести единую мировую валюту, не образовать всемирный валютный союз? Очень желательно, думал я, но невозможно - ни тогда, ни сейчас, - учитывая то, что все страны - разные. Сегодня еще непонятно, что будет с евро. А ситуация, сложившаяся в Аргентине, служит нам уроком.
Я в 1971 г. полагал, что международная валютная реформа должна дать ответ не на вопрос, какой курс предпочтительнее - фиксированный или плавающий, а на вопрос, как добиться относительной стабильности рыночных валютных курсов. Я вспомнил, как Мейнард Кейнс после краха на фондовом рынке в 1929 г. рассматривал вопрос о целесообразности введения налога с оборота, чтобы "привязать" инвесторов к их активам. Он тогда думал об американских спекулянтах; по его мнению, такой налог на Лондонской фондовой бирже в значительной степени смог отрезвить его соотечественников - британцев.
Моим главным устремлением было сохранить определенную степень национальной автономии. Арбитраж и спекулятивные операции удерживают процентные ставки на денежном рынке (с поправкой на риск) на одном уровне во всех странах, не позволяя центробанкам "подгонять" денежную политику под особенности национальной экономики. Однако если с арбитражных и спекулятивных операций постоянно взимать налог, процентные ставки в Нью-Йорке, Токио и какой-нибудь третьей стране будут отличаться.
Налог величиной в 0,05% - сумма, которой можно пренебречь, если речь идет об однократной транзакции. Однако если платить его еженедельно, то годовой доход от сделок сокращается на 2,5 процентных пункта. Еще больше снижается доходность ежедневных операций. Этот "буфер" в 2,5% дает центробанку возможность маневрировать своими ставками.
Об этой идее никто не вспоминал в течение многих лет. Однако в 1995 г. предложенный мной налог был выбран темой научного симпозиума, организованного ООН. В США эту меру продолжают игнорировать, однако в Европе "налог Тобина" стал любимым коньком различных реформаторских и протестных движений. Должен сказать, что я не имею с ними ничего общего и ничего не знаю об их платформах.
Это заявление не означает, что я отказываюсь от собственного предложения. Конечно нет. Я не могу ограничить использование сочетания "налог Тобина". Я предполагаю, что большинство сторонников "моего" налога желают только хорошего, но я категорически отвергаю методы борьбы, применяемые экстремистами.
Как и большинство экономистов, я поддерживаю свободу торговли и выступаю за инвестиции в экономики бедных стран - и частные, и государственные. Кроме того, я считаю существование Всемирного банка и МВФ оправданным, хотя критически отношусь к некоторым их методам и действиям. Я поддерживаю укрепление их ресурсов и расширение полномочий. В идеале МВФ мог бы быть организацией, ответственной за сбор налога на транзакции.
Я отдаю себе отчет в том, что налог будет затруднять ликвидность, и в том, что его придется собирать как со стабилизирующих транзакций, так и с дестабилизирующих транзакций спекулянтов. Смысл налога в том, что он сильнее всего ударяет по тем, кто совершает сделки чаще. На рынке постоянно проходят сделки по купле-продаже валюты между банками-дилерами. Налог следует взимать не с каждого перевода денег, а с суммы, на которую изменилась позиция банка за какой-то период, например за неделю.
Чтобы нейтрализовать влияние налоговых офшоров, налог следует взимать во всех странах, где валютообменные операции являются значительной частью банковского бизнеса. Вопреки заявлениям сенаторов Джесси Хелмса и Боба Доула я не пытаюсь предлагать налоги для ООН. Я полагал, что такой налог должно собирать правительство каждой страны в соответствии с обычными местными процедурами и оно же должно самостоятельно решать, как поступать с вырученными средствами. Я с самого начала предлагал, что поступления от налога с транзакций следовало бы пустить на какие-либо международные проекты, например на проекты Всемирного банка. Но решение этого вопроса никогда не было главной целью моей работы. На самом деле целью было снижение объема налогооблагаемых транзакций. Однако теперь ясно, что энтузиастов "моего" налога больше всего вдохновляют возможные поступления от него, а также ошибочное мнение, что такой налог может каким-то образом избавить мир от ужасов глобализации.
Автор - экономист, лауреат Нобелевской премии