Обыкновенная история
Кама Гинкас поставил в Московском ТЮЗе "Даму с собачкой" - второй спектакль из задуманной им "чеховской" трилогии. Первым был сыгранный в позапрошлом сезоне "Черный монах", и те, кто его видел, найдут в новой постановке довольно много знакомых деталей.
Начать с того, что, как и "Монаха", "Даму с собачкой" играют на балконе зрительного зала: на месте первых рядов выстроен дощатый помост, на месте задника - провал в пустой партер. Чеховский мир, по Гинкасу, четко делится на "здесь" и "там", по ту и эту сторону. В "Черном монахе" партер был пропастью безумия и призрак монаха манил Коврина с "большой" сцены - на тот берег, где, понятно было, призраки и обитают.
В "Даме с собачкой" нет этой метафизики, и пустота за помостом - всего лишь море, из которого в самом начале спектакля по очереди выныривают герои. На помосте насыпан песок, в левом углу - свежевыструганные весла, остов лодки и столярные инструменты, а вдалеке, на голубом фоне задника настоящей сцены, неподвижно висят две лодки. Не надо заглядывать в программку, чтобы угадать, что автор этой красоты - художник Сергей Бархин.
С тем же постоянством Гинкас одевает своих героев. В начале спектакля они в полосатых купальных костюмах, чуть позже - в белом, а в финале, как один, в черных, почти что шинельного кроя пальто. Так было в "Черном монахе", да и раньше тоже; эта униформа - такая же черта фирменного стиля Гинкаса, как и способ подачи авторского текста: он распределен между действующими лицами и проинтонирован таким образом, чтобы максимально подчеркнуть дистанцию между актером и персонажем, при которой прямая речь создает эффект короткого замыкания - актер произносит реплику от первого лица и тут же торопливо отстраняется, сухо добавляя: "Сказал он". Через полчаса такой работы на износ текст начинает искрить, как неисправная электропроводка. Этого Гинкас и добивается. Его аттракционы вообще работают на резких контрастах. Вот и на этот раз персонажи произносят подряд две фразы: "Жизнь прекрасна" и "Жизнь - пренеприятная штука". В их назойливом повторении есть некоторая истеричность, но и это, если угодно, фирменный знак.
"Черный монах" был, признаться, строже и совершенней по форме. В "Даме с собачкой" помимо двух главных героев - Гурова (Игорь Гордин) и Анны Сергеевны (Юлия Свежакова) - есть, например, пара эксцентричных коверных - "господа курортные" (как написано в программке) в котелках и фраках, надетых поверх купальных костюмов, и временами их конферанс начинает слегка раздражать. Но есть и замечательные по выразительности сцены: Гуров осторожно обводит рукой силуэт стоящей у стены Анны Сергеевны, а после, вспоминая о ней, тем же самым жестом будет обводить собственную тень. Есть очень хорошая игра Юлии Свежаковой (с Игорем Гординым сложнее - ему роль пришлась чуть-чуть не по размеру, немного на вырост) и отличная музыка Леонида Десятникова. Гинкас, впрочем, не из тех режиссеров, у кого сподручно подсчитать плюсы и минусы - и поставить точку. Любопытнее другое.
В "Черном монахе" речь велась о том, что мы способны переживать скорее отстраненно: ну да, мания величия и соблазн исключительности ни к чему хорошему не приводят, но в обычной жизни подобная экзальтация случается все-таки редко. Иное дело "Дама с собачкой", история курортного романа, - это не в пример понятнее даже на уровне сюжета, не говоря о деталях.
Кажется, лучше всего в новом спектакле то, как история пошлого и банального, вполне карикатурного адюльтера превращается в историю любви - для Гинкаса неожиданно лиричную: "Дама с собачкой" вышла удавшимся рассказом о воспитании чувств. Тут впору вспомнить, что и уайльдовского "Счастливого принца", поставленного в прошлом сезоне, Гинкас назвал "притчей о любви". Впрочем, ближе к финалу новый спектакль все же слишком явно рифмуется с "Черным монахом", хотя здесь, конечно, все далеко не так безнадежно - в координатах Чехова и Гинкаса в "Даме с собачкой" не без оговорок, но все-таки можно увидеть даже некоторый оптимизм. Коврина заколачивали в беседке, как в гробу, а перед Гуровым всего лишь ставят огромный дощатый забор, наглухо отгораживая от горизонта и запирая там, где любовь так и останется редкими свиданиями в "Славянском базаре" и ничего другого не будет, - и как все это тягостно, объяснять не надо. В этом театре вообще все очень конкретно и наглядно. Вот, например, вы, наверное, читали не раз, что в чеховских текстах жизнь проходит, как песок сквозь пальцы, а у Гинкаса можно на это посмотреть. При том что, рассказывая о замысле трилогии, он предпочитает язык символов: "Черный монах" - "ночь", "Дама с собачкой" - "утро", а "Скрипка Ротшильда" - это будет "день".