Борис Карлов, управляющий директор TPG Aurora
"Огромная масса денег ищет приложения".
Отечественный медиа-рынок, особенно его телевизионный сектор, не успел войти во вкус иностранных инвестиций. Западных денег здесь пока немного. Финансовая компания TPG Aurora - одна из немногих, отваживающихся приводить иностранный капитал на телерынок России. Три года назад TPG Aurora инвестировала в создание MTV Russia. В прошлом году - консультировала "Газпром" в процессе улаживания взаимоотношений с "Медиа-Мостом". В нынешнем - вместе с ЕБРР инвестировала $20 млн в нового оператора платного цифрового кабельного телевидения в Москве, компанию "Версател". В прошлые выходные TPG Aurora распространила неожиданное заявление о намерении купить ликвидируемую телекомпанию ТВ-6. Не исключено, что компания будет участвовать и в приобретении медиа-активов, которые обещает продать новое руководство "Газпрома".
О том, почему им интересен российский медиа-рынок, и о своей концепции инвестирования в Россию вообще в интервью "Ведомостям" рассказали управляющие директора TPG Aurora Борис Карлов и Макс Щербаков.
TPG Aurora - финансовая компания, учрежденная ЕБРР и фондом прямых инвестиций Texas Pacific Group (TPG), управляющим активами на $10 млрд. В России TPG Aurora оценивала RenTV и "Русское радио" и инвестировала в MTV Russia, сеть аптек "36. 6", "Штерн Цемент", "Версател".
Новый оператор платного цифрового кабельного ТВ - "Версател" - выйдет на московский рынок в марте 2002 г. Проект осуществляется при участии ГОАО "Мостелеком", в чьем распоряжении находятся городские кабельные телесети, охватывающие 2 млн квартир.
- Почему вы вдруг заинтересовались ТВ-6? Хотите на волне истории с ликвидацией национального телеканала купить его по дешевке? Макс Щербаков: Наше дело - делать инвестиционные предложения там и тогда, где и когда они могут быть приняты. Нам кажется, что они могут быть приняты сейчас акционерами ТВ-6.
- Какая доля ТВ-6 представляет для вас интерес? Сколько вы готовы за нее заплатить? М. Щ.: Без комментариев. Ситуация динамическая, и на все вопросы о ТВ-6 я вам ответить сейчас не могу.
- Проблемы этого актива вас не смущают? Все-таки ТВ-6 - не MTV, а информационный политический ресурс. Тем более что согласно решению суда ТВ-6 должен прекратить свое существование.
Борис Карлов: Банкротства - часть нашего бизнеса. Он строится вокруг рискованных ситуаций, когда компания находится в тяжелом положении, в переломной точке развития. Это и есть наше ноу-хау. Канал ТВ-6 демонстрирует неплохие результаты - растущий рейтинг, растущее качество программирования. Компания прошла низшую точку. У нее хороший потенциал, который может быть реализован, если компания будет правильно финансирована, если на канале останется нынешняя команда и сможет спокойно работать.
- Реакцию акционеров ТВ-6 на свое предложение вы уже получили? Думаете, Борис Березовский захочет расстаться с активом, интерес к которому у него, по его же словам, политический? М. Щ.: Нет, пока ответов мы не получили. Борис Березовский сам знает, чего он больше хочет. Комментировать позицию стоит тогда, когда она сформулирована и заявлена.
- На фоне вашего заявления о намерении купить ТВ-6 проект "Версател" выглядит не столь ярко. Почему вы выбрали для инвестирования такой плохо разработанный в России сектор, как платное телевидение? М. Щ.: Как раз потому, что это мало тронутый и очень интересный рынок. В Москве почти 3,5 млн семей, из которых подписчиков существующих платных услуг едва ли 120 000. Это единственный из многомиллионных городов мира, где проникновение кабельных услуг ниже 5% населения. Даже в странах, сопоставимых с Россией по уровню доходов, ситуация совершенно иная. В Будапеште, например, этот показатель 80%, в Риге - 45 - 50%. Москва - это просто заповедник, город с потенциально огромным спросом на услуги платного ТВ. Остальные технологические рынки - мобильная связь, Интернет - растут бурно, темпами 15 - 20%, а иногда даже 30% в год. Нет никаких причин, чтобы и этот рынок не стал расти. Им просто никто не занимался.
- Как это никто? Есть же у нас по крайней мере две модели платного телевидения - "Космос-ТВ" и "НТВ-Плюс".
М. Щ.: Да, но не было задачи создать массовый качественный продукт, доступный для большинства населения. Например, есть попытка произвести высокотехнологичный элитный дорогой продукт - "НТВ-Плюс". Или адресно на зарубежное сообщество в Москве транслировать западные каналы - это "Космос-ТВ". Цифры подписчиков - лучшее свидетельство этому.
Б. К.: Посудите сами, в Москве более 1 млн пользователей мобильных телефонов. А этот продукт никак более массовым не назовешь. К тому же телевидение - наше любимое национальное занятие после работы и сна. По статистике, русские смотрят телевизор в среднем 5 часов в день - больше всех в мире (для сравнения: в Германии - 2 часа).
- Смотрят. Но российские каналы с коллективной антенны - за 15 руб. в месяц.
Б. К.: Много бесплатных каналов имеет цену в виде низкого качества - рекламных доходов отрасли не хватает на бюджеты производства интересного продукта на всех каналах. В телевизионном мире сейчас глобальный вектор направлен в сторону тематического телевидения. Почему в мире платное ТВ так популярно? Люди хотят смотреть то, что им нравится и когда нравится. В цифровом качестве, со стереозвуком, не раздражаясь от навязчивой рекламы. Количество эфирных каналов при этом сокращается - практически нигде в мире вы не найдете более шести-семи эфирных каналов. В Москве их 14. Причем большинство убыточны и, уверяю вас, потихоньку начнут отмирать.
- Каким же образом вы собираетесь изменить ландшафт отрасли? Резким снижением цен на услуги? М. Щ.: Нам нет нужды менять ландшафт того, что не сложилось. Отрасль заждалась качественно нового предложения и сервиса. Это намного более расширенный набор услуг, более разнообразный программный продукт, простота и удобство эксплуатации и, естественно, цена. Прежде всего цена подключения. $200 - 350 - это слишком дорого для большинства семей. Наше технологическое решение позволяет предлагать цены ниже, чем у любого из конкурентов.
- И все это на старых городских кабельных сетях? М. Щ.: Да, сеть старая. В том смысле, что ее пропускная способность невелика. Она никогда не сможет быть интерактивной. Но для нас это не помеха. "Версател" использует так называемые "пораженные" каналы "Мостелекома", где вещание вообще считалось невозможным. Новые технологии позволяют пустить по ним цифровой сигнал.
- А почему же тогда "Комкор-ТВ" в отличие от вас считает более целесообразным менять существующие кабельные сети, проводить широкополосные оптико-волоконные? Б. К.: Насколько мне известно, "Комкор-ТВ" не меняет существующие кабельные сети, а прокладывает параллельно свой коаксиальный кабель и передает по нему аналоговый сигнал. От этой стадии до широкополосной сети такая же дистанция, как от покупки дорогого колеса до нового автомобиля. Это во-первых. Во-вторых, никто в мире не протягивает оптико-волокно в дома. То, что приходит непосредственно в квартиру, - тот же коаксиальный кабель. Наконец, никто не спорит, что интерактивная широкополосная система - это хорошо. Только для построения такой полноценной системы требуется $500 - 700 млн (примерно $250 - 300 на квартиру). Мне, как инвестору, думается, что в нашей стране существуют более эффективные способы распорядиться такими деньгами. Если они, конечно, есть.
М. Щ.: Построение широкополосной сети под ключ как решение имеет полное право на существование. Но окупаемость очень долгая. Плюс надо отдавать себе отчет, что решение это не модульное, дорогое и негибкое: чтобы узнать, что получилось, вам надо потратить даже больше указанной суммы. Если сеть, ориентированную на ТВ, строить на основе сети для передачи данных, как это делает "Комкор", то получится еще дороже. Если вы где-то просчитались или изменились обстоятельства, цена вашей ошибки колоссальна.
- То есть вы не джакузи в разваливающуюся дачу ставите? Б. К.: Нет. Мы скорее проводим на дачу горячую воду по старым трубам, чтобы роскошь стала бытом.
М. Щ.: Мы не решаем сейчас задачу массовой реконструкции городской инфраструктуры. Потому что это отдельная задача. Мы решаем намного более локальную задачу - быстро и недорого кардинально улучшить качество жизни московской семьи.
- Предлагаемый "Версател" набор телеканалов будет стандартным - как у тех же "Космоса-ТВ" и "НТВ-Плюс"? Б. К.: С чего это вы взяли? У нас будет дифференциация и по программному продукту. Крупные каналы, например HВО, Cinemax, имеют с вами дело только тогда, когда у вас будут гарантии доступа к значительному количеству абонентов. Уважающие себя каналы не отдадутся на 200 000 потенциальных абонентов, из которых реальных подписчиков 10 000. Из существующих операторов достаточного покрытия не может обеспечить никто.
- Помимо первоначально вложенных $20 млн еще предполагаются инвестиции в "Версател"? Б. К.: Конечно. Развитие проекта имеет финансовый смысл только тогда, когда наберет серьезное количество абонентов и будет понимать природу своего потребителя - что они хотят, на что реагируют, как и почем лучше им продавать. Тогда можно и увеличивать количество каналов, добавлять новые услуги, такие, как индивидуальный кинопоказ или возможность самому выбирать камеру, с которой ведется трансляция футбольного матча, шопинг он-лайн. В общем, деньги есть куда вкладывать.
М. Щ.: Мы не хотим потратить сотни миллионов долларов и только тогда понять, попали мы или нет. Во всех смыслах этого слова. Есть, например, мысли, что через несколько лет услуга доступа к Интернету может стать бесплатной. Как электророзетка в доме. А зарабатывать будут на контенте. А ведь сейчас большинство операторов широкополосных сетей рассчитывают на очень серьезные доходы от этой услуги.
- Уже готовые проекты вам совсем не интересны? То же "НТВ-Плюс", например? "Газпром" обещает продать.
М. Щ.: Российский рынок к спутниковому ТВ не готов демографически. Поэтому как проект не готово и "НТВ-Плюс". Концепция спутникового ТВ особенно выгодна там, где есть индивидуальная застройка и тянуть к каждому коттеджу кабель дорого. Вот в Великобритании, где население весьма однородно распределено по всей территории, спутниковое ТВ незаменимо. А в России спрос на такую услугу сконцентрирован в городах-миллионниках, где миля кабеля покрывает тысячи квартир. Спутник - это не городская технология. Вот если бы у нас Рублевка простиралась хотя бы от Москвы до Питера...
Б. К.: У "НТВ-Плюс" в результате большинство клиентов в Москве и операционная дыра в несколько десятков миллионов долларов в год. И с этим ничего не могут поделать, ибо коммерчески спутниковое ТВ выходит в операционный ноль при как минимум 300 000 платящих абонентов.
- У "Газпрома" есть контрольные пакеты еще в 24 компаниях "Медиа-Моста", включая НТВ. Что-нибудь из них вас интересует? Б. К.: Интересует. НТВ - хорошая телекомпания с большим потенциалом. Очень неплох издательский бизнес и радио. Но пока, насколько мне известно, "Газпром" находится в раздумьях. Решение он должен принимать очень быстро, так как имеет дело с тающим активом, поддержание которого требует средств. У "Газпрома" есть два варианта: либо продолжать вливать значительные средства в развитие медиа-активов, надеясь, что через несколько лет усилий они вырастут в цене и "Газпром" сможет вернуть свои деньги; либо не тратить больше ни копейки и продавать за столько, за сколько купят. Но нужно понимать, что тогда они едва ли получат те деньги, которые были инвестированы. Пока что не происходит ни того ни другого.
- "Газпрому" нужно вернуть как минимум $473 млн. Реально ли столько выручить за медиа-активы? М. Щ.: Сейчас нет. Мы не видим, каким образом этот набор активов в их нынешнем виде мог бы стоить даже близкую сумму. Единственный для "Газпрома" способ получить деньги по номиналу - продавать с очень длинными рассрочками.
- Продавать компании по отдельности или все вместе? Найдется ли, по-вашему, желающий обладать медиа-империей? Б. К.: Ну это к Фрейду. Деловые же резоны состоят в том, чтобы продавать по отдельности. Потому что покупателей на отдельные активы гораздо больше. Если найдутся покупатели на радио или на эфирное ТВ, а вы им в нагрузку предложите "НТВ-Плюс", в вас могут разочароваться.
- Целесообразно ли сейчас в России иметь собственную медиа-империю? М. Щ.: В чем деловой смысл существования диверсифицированной медиа-империи? Вы экономите на производстве контента, рекламодателям с вами выгоднее и удобнее работать, так как вы можете продвигать их товар адресно через разные СМИ, и, наконец, фондовые рынки платят премию за ваши акции, потому что у вас есть империя. Это при условии, что у вас проблемные части конгломерата не тянут на дно здоровые, как в "Медиа-Мосте". Вообще, обладать любой империей имеет смысл, только если у вас лидирующие позиции на всех рынках.
- Ваш медиа-бизнес в России начался с создания MTV Russia...
Б. К.: Мы настолько любим медиа-бизнес, что порой сами СМИ приписывают нам то, чего не было - например, что мы купили "Русское радио". Мы действительно делали оценку этой интересной компании и вели переговоры о ее покупке. Хорошо знаем ее акционеров, но денег в "Русское радио" не вкладывали. К сожалению. MTV - другое дело. В него мы инвестировали в рамках нашего предыдущего фонда, и это скорее пример нашей инвестиционной философии. В какой-то момент мы поняли, что, вместо того чтобы убиваться над поисками идеальных проектов, их нужно создавать самим. Так и возникло МTV - из идеи целевого неполитизированного канала, энтузиазма Бориса Зосимова и двух лицензий на вещание. Помимо MTV в качестве примеров можно привести сеть аптек "36. 6" или "Штерн Цемент" - крупнейшую цементную компанию в России. В случае с "36. 6" была группа талантливых антрепренеров, которым были нужны деньги на развитие брэндованной розничной сети.
М. Щ.: "Штерн Цемент" первоначально представлял собой "бизнес по-русски": несколько цементных заводов, которые акционерно не контролировались, но контролировались неформально, дистрибьюция была в другой компании, цементные элеваторы - в третьей. После полутора лет имеем вертикально-интегрированную компанию с контрольными пакетами в нужных заводах и крупнейшей долей рынка - предмет вожделения крупнейших цементных компаний мира. Относительно небольшие "прицельные" вложения способны изменить динамику и структуру целых отраслей. В этом смысле Россия - уникальная страна.
- А вы не боитесь приводить в Россию западные деньги? Б. К.: Боитесь чего? Западные деньги с большим удовольствием идут в хорошо структурированные проекты. У нас никогда не было недостатка в соинвесторах. Самая большая проблема инвесторов в России другая - это отсутствие привычных объектов инвестиций. В чем роль нашего коллеги, например, в Лондоне? Опытные инвестиционные банкиры приносят ему хорошо просчитанные предложения инвестиций. Он изучает цифры, если нужно, привлекает консультантов. Его роль - увидеть потенциал компании и суметь его реализовать. Это похоже на ставки на ипподроме: биографии коней изложены в буклете, можно пойти и поговорить с жокеями... В России же все не так.
М. Щ.: Того, что называется на Западе "промышленными корпорациями", в России совсем немного. Продолжая сравнение с ипподромом, в России мало лошадей. Их нужно сначала генетически вывести. Есть мулы, тяни-толкаи, ослы и т. п. Не все из них даже бегают. Мы находимся здесь в фазе племенной работы. Этим, собственно, и занимаются бизнесмены в своих отраслях. Они реструктурируют то, что им досталось. Работа эта кропотливая и нудная, но очень полезная. Если поставить задачу сделать из тяни-толкая лошадь, это лет пять займет. Есть, конечно, компании, которые сразу оформились как корпорации. Они-то и стали предметом олигархических войн.
- Наши обиженные олигархи кивали на изъяснения "по понятиям". Это для вас не проблема? Б. К.: Нас, говорят, даже специальный закон охраняет - "О защите иностранных инвесторов". Инвестировать не проблема, если полностью отдаешь отчет в реалиях. Проблемы с правами акционеров, с местными властями, теми же "понятиями" - это не риски, а вопросы управления. Их нужно своевременно обнаруживать и заниматься ими. Любая крупная американская компания имеет лоббистов в Вашингтоне. Везде бизнес строит отношения с муниципалитетами, губернаторами и профсоюзами. Почему Россия должна быть исключением? Мы не один раз на инвестиционных форумах рассказывали, где в России лежат действительные риски: зависимость от нефти, неструктурированные компании, кадры и т. д. Большинство наших западных коллег за главные риски принимают то, чем у себя на родине они привычно занимаются. А вот в России они почему-то этим заниматься не хотят или просто забывают.
- В "олигархические" отрасли в России вас не пускают? М. Щ.: Вы имеете в виду нефть и металлы? Ни то ни другое для инвестора не самые привлекательные отрасли, если всерьез. Перепроизводство в стране на фоне глобального перепроизводства, медленный оборот капитала, постоянные прыжки цен, капиталоемкость, цикличность и проч. Разве что большие объемы и потоки. В эту игру интереснее играть через РТС.
Б. К.: Для себя мы сделали открытие, что в России есть много отраслей, вовсе оставленных без внимания. Там можно вывести "племенного скакуна" быстро и недорого. Повторяю: в России инвестор с достаточно небольшими деньгами может формировать отношения в целой отрасли, в которую потом все тянутся.
- Так какие отрасли, на ваш взгляд, наиболее перспективны в России? М. Щ.: Все, связанные с российским потребителем и инфраструктурой страны в переходный период. Мы также активно смотрим на пищевую индустрию, строительные материалы и телекоммуникации. Но нам больше интересны не отрасли в целом, а переломные состояния в любой из них. Платное ТВ сегодня как раз такой пример.
Б. К.: Есть отрасли, где процесс создания компаний может идти снизу вверх, а есть такие, где необходима позиция государства - как в нефти в начале 90-х гг. Вот, например, чтобы пошли деньги в российское авиастроение, нужно, чтобы появился объект инвестиций, т. е. компания, способная эти деньги не проглотить, а переработать и приумножить. А куда инвестировать сейчас - в разрозненные КБ, отделенные от заводов и не имеющие производственной базы, в заводы, которые лежат под огромными долгами и не обладают правами на конструкторскую документацию? Экспортные агентства? Нет объекта - нет инвестиций. В капитал компаний? Нет капитала - нет кредитов от приличных банков. Остается один источник кредитования - не платить в казну и накручивать кредиторскую задолженность. Круг замкнулся. Похожая история и в оборонке, и в других потенциально конкурентоспособных отраслях.
- Свои соображения вы доносите до российской власти? Б. К.: Конечно, доносим. Словом и делом.
М. Щ.: Какие приоритеты государство само себе ставит, так оно и слушает. С точки зрения социальной защиты оно самоопределяется основательно. Результат - улучшения с пенсиями, бюджетниками, завозом мазута и т. д. Со структурой промышленности - не до конца и не везде. Поэтому и мало конкурентоспособных корпораций. А эта задача, пожалуй, поважнее, чем вступление России в ВТО.
Б. К.: Печально, что нет понимания источников того самого экономического чуда, которое в России сейчас возможно. Огромная масса денег ищет приложения. А власть эти деньги не видит и ищет их не там. Их надо искать не у нас - не у иностранных инвесторов. В России сотни миллиардов долларов сбережений населения. Но никто целенаправленно не работает над тем, чтобы возбудить российского инвестора работать на страну. Это не просто поважнее вступления в ВТО, а поважнее всего, что у правительства стоит на повестке дня.
М. Щ.: Во всем мире, кроме Америки, доля сбережений составляет 20 - 30% ВВП. Получается, что в России при национальном доходе $300 - 400 млрд сберегается порядка $100 млрд в год. Помножьте, сколько лет это длится. Соотнесите это с $4 - 5 млрд в год внешних инвестиций, которые приходят в Россию. Разница в 20 раз! Промышленность этих денег почти не видит. Зато они обильно питают серую экономику. Система перекачивания сбережений в инвестиции, т. е. рынки капитала, практически отсутствует. Это те резервы, которые потенциально могут работать. Система институционализации российских сбережений обязана стать национальным приоритетом. Как говорил папаша Мюллер, вот отсюда мы и начнем свое великое возрождение. Если серьезно, когда это будет понято и сделано, мы с большим удовольствием будем управлять российскими, а не иностранными деньгами.