Так далеко, так близко
Пластинка главной рок-н-ролльной барышни России позиционируется в первую очередь как сверхновое оружие борьбы с российским же аудиопиратством. Это первый русский диск, обладающий свежей противоугонной нашлепкой - так называемой идентификационной оптовой маркой правообладателя. Бирочку придумали члены Национальной федерации производителей фонограмм совместно с Российским авторским обществом. Кроме того, пластинка послужила предлогом списаться ни много ни мало с В. В. Путиным. На прошлой неделе руководство Real Records отправило президенту открытое письмо с просьбой одобрить рождение искомой марки и вообще как-то заняться проблемой интеллектуального воровства: дескать, мы тут перед вами кривляемся и танцуем, играем на гитаре, поем, а толку, извините, никакого. Ответа, впрочем, пока не последовало.
Некоторая неувязочка заключается в том, что новый альбом Земфиры Рамазановой, безусловно, является событием музыки русской, но едва ли народной. Пираты, разумеется, накинутся на этот остров сокровищ, но только содержание его навряд ли оправдает их хищнические ожидания.
Имя третьему диску Земфиры - "Четырнадцать недель тишины". Надо сказать, что подобные протяжно-депрессивные заголовки пластинок были обычной привилегией здешних провидческих панков - "Сто лет одиночества", "Тысяча долгих дней пустоты", "Бесконечная история одиночества". Вместе с этим названием Земфира будто бы переняла от панков - нет, не угрюмый звук, и не кричащее отчаяние, и не черную злобу, но какую-то поразительную независимость и высшую музыкантскую свободу - свободу от слушателя. В "Неделях" практически отсутствуют скоростные доходчивые хиты пошиба "Девочка созрела" - т. е. в "Кто? " могут сквозить отголоски знакомых румб, а открывающая альбом "Паранойя" способна блеснуть вполне хит-парадной лихостью, но в удивляющем большинстве здесь оказываются малоподвижные, умные, тщательно прописанные, не всегда желанные в общепринятом радиоэфире песни. Независимость сквозит даже в их названиях - как вы полагаете, может ли хит всенародного значения быть озаглавлен "Песня", или "Кто? ", или "Шалфей"? Гениальная своевременная придумка Лагутенко и Земфиры заключалась в том, чтобы петь на русском так, будто это недавно освоенный ими иностранный язык. Тексты от этого получались странные, броские, отличные - и на новом альбоме Земфиры они точно такие и есть: "разочарованные фильмом, очарованные небом глаза"; "и звонили звонки через все позвонки"; "я топаю на крышу". Есть, впрочем, одна откровенно бессмысленная и ненужная песня - о том, как "пьяный мачо лечит меня и плачет". Как-то не к лицу сочинительнице столь изрядного уровня заимствовать сомнительные рифмы у более чем подозрительных писателей. Зато в наилучшей песне Infinity (по ощущению схожей с тухмановскими "Детьми Галактики") Земфира произносит: "я разгадала знак бесконечность"; и эти слова очень похожи на правду вообще и на ключ к данной записи в частности. "Четырнадцать недель тишины" - не просто грамотно записанный и сведенный альбом из Лондона. Это вообще запись какой-то малообъяснимой пространственной отдаленности. Странно, вроде бы девушка по Москве ходит, в кафе с кем-то встречается, по телефону звонит в разные там редакции, а диск послушать - и сразу же народится дистанция во многие тысячи километров, будто поет кто-то хорошо знакомый, но из какого-то совершенно недостижимого уголка планеты, да и планеты ли вообще? Эта странная дистанция дарит пластинке спокойствие и отмечаемое самой певицей "достоинство". И если символом ранней Земфиры так или иначе служил ее несносный вопрошающий выкрик "ну па-че-му? ", то сейчас она будто бы пропела вполне чувственное, но совершенно взрослое и невозмутимое ответное "ну по-то-му".