Искусство ловли бабочек
В театре "Тень" - "семейном предприятии" Майи Краснопольской и Ильи Эпельбаума - поставили "Евгения Онегина". Тем, кто до сих пор не в курсе, объясняю в последний раз: "Тень" - лучший из кукольных театров России. Он вовсе не идеален, но он лучший. Как "Спартак" в футболе. Перед входом в театр висит афиша: "Евгений Онеген". Это, конечно, не опечатка, а прикол. В чем суть - неясно, но афиша интригует. Как говорит лучший телеведущий России: "Внушаить! " По всему фойе развешаны на тонких нитках бабочки из цветной бумаги. Каждый желающий может взять устрашающих размеров сачок, накрыть им бабочку, оборвать нитку и, таким образом, обзавестись программкой. Из программки выясняется, что в представлении участвуют три действующих лица - Коломбина, она же Татьяна, она же Ольга; Арлекин, он же Онеген; Пьеро, он же Ленский, - и помимо них четыре комментатора. Действующие лица играют на музыкальных инструментах. Комментаторы поют то, что сочинил для них поэт Александр Житков, давний друг "Тени", и лишь в одной сцене ("Сон Татьяны") звучат натуральные стихи Пушкина.
На обороте две цитаты: из Набокова - насчет того, что поначалу у Пушкина "смутный образ героини еще не раздвоился, превратившись в двух сестер", и из Рэя Брэдбери: "Конечно, не исключено, что наша теория ошибочна". Что же, мысль о том, что сестер Лариных может играть одна исполнительница (Ольга Калинова играет партию Ольги на скрипке, партию Татьяны - на виолончели), если и не доказана, то хотя бы подкреплена. Зачем, однако, в программку влез американский фантаст, да еще со столь невзрачной фразой? Тут девичья рука вежливо протягивает вам сложенный вдвое лист бумаги: "Приложение к спектаклю "Евгений Онеген". Раскрываем, читаем: "Р. Брэдбери. "И гром не грянул". Перевод Александра Житкова". Это чистейшая мистификация. И это ключ к спектаклю, а может быть, ко всей театральной жизни Ильи и Майи.
Обычно мистификации "Тени" напоминают сеанс черной магии с разоблачением. Когда, например, в начале оперы "Лебединое озеро" Майя Краснопольская с интонациями хорошего экскурсовода рассказывает, что, мол, Чайковский написал оную оперу для домашнего исполнения в усадьбе Трубецких и т. д. - что ж, люди, особо далекие от музыки, могут и не догадаться, что им вешают на уши высококачественную лапшу. Однако прочие давятся хохотом и сучат ногами от избытка чувств: оглянувшись на них, нельзя не понять, что эта история - наколка.
Примерно так же дело обстоит с "Гамлетом", не говоря уж о великолепных лиликанах. Боюсь, что с "Онегеным" Илья и Майя малость просчитались: розыгрыш слишком уж тонок.
Надо быть заядлым книгочеем, чтобы припомнить старый рассказ Брэдбери "И грянул гром" и понять, что Житков его не перевел, а переиначил, вывернул наизнанку. У Брэдбери путешественник по времени, случайно раздавив доисторическую бабочку, возвращается домой и обнаруживает, что в мире все изменилось - от грамматики до политики. Разумеется, изменилось к худшему. Стандартная брэдберианская тема: все живое священно, любое вторжение в цепь бытия чревато катастрофой и пр. "А почему обязательно к худшему? " - пристает Житков. Может быть, "Онеген", написанный в новом мире, по-своему не хуже того прежнего, настоящего? И почему только "того прежнего" надо считать настоящим? Теперь-то уж ясно, почему Майя и Илья соблазняют зрителей предложением половить бабочек. Ты ее поймал - и мир переменился. А гром - опа! - не грянул. И не грянет никогда.
Я слегка побаиваюсь пересказывать увиденное и в особенности услышанное. Что касается стихов Житкова, то у них много достоинств - грамотность, гладкость, звучность - и лишь один недостаток: они неудобозапоминаемы. Может быть, потому, что слишком уж гладки, лишены малейшей своеобычности. Их мог бы написать набоковский "г-н Всяк". Но, может, так и надо? Что до музыки, мне не хватает знаний, чтобы оценить всю прелесть проказ, которые композитор Андрей Семенов проделывает с музыкой Чайковского. До меня доходит лишь самое элементарное. К примеру, "Письмо Татьяны". Ольга Калинова, премило изображая волнение героини, вместо слов подбирает ноты: "Я-к-вам-пишу-чего-же... " Смычок срывается, скомканный лист бумаги летит на пол: нет, не так. "Сначала-я-молчать... " - нет, съехала не в ту тональность, опять не так. Попытка за попыткой, и вот контур мелодии намечен вполне уверенно. Смычок разгулялся: "Я жду тебя: единым взором надежды сердца оживи иль сон тяжелый перерви... " и т. п. Наконец, Татьяна обессиленно засыпает (далее, разумеется, следует "Сон Татьяны" - волшебное зрелище!), а замаявшийся смычок спускается по струнам, издавая почти членораздельное "Уу-ффф! ".
Прелестен дуэт Семенова - Онегена и Калиновой - Ольги - тот самый флирт из V главы, который станет причиной дуэли: пианино и скрипка словно бы обмениваются игривыми репликами, а исполнители, отыграв каждый свою фразу, успевают перебрасывать друг другу воздушный шарик. Ольга кокетничает crescendo (Калинова и впрямь отменная актриса), тут появляется Ленский и грозно протыкает шарик фаготом. "Две пули, больше ничего... " Впрочем, в сцене, названной "Ленский. Дуэль. Смерть" (привет памятному спектаклю Камы Гинкаса!), никаких пуль не будет. Герои будут долго целиться, а потом вдруг свет на секунду погаснет и - куда делись шинели, мохнатые цилиндры и все прочее? - мы видим, как бесшабашный Арлекин лупит беднягу Пьеро здоровенной дубиной. Откуда они взялись, понять несложно: вылупились из наших дуэлянтов, как бабочки из куколок. Одна из главных задач театра "Тень" - отстаивать права легкомыслия, беззаботности, порхания. Убеждать, что к веселым проказникам жизнь относится нежно и ласково, а на унылого (эту поговорку любил повторять покойный профессор Лотман) и вошь лезет. Напоминать, что превращение гусеницы в куколку, куколки в бабочку - загадочный, но абсолютно естественный процесс. И это чудо может произойти с любым - кроме тех, кто вбил себе в голову угрюмый афоризм: "Рожденный ползать летать не может... "