ПОЛИТЭКОНОМИЯ: Загадочный месяц


Конец лета - мертвый сезон в регулярной деловой жизни. Но лишь в регулярной. Cобытия августа не раз становились в новейшей российской истории камертоном следующего политического года.

Про август 98-го и говорить нечего. После него перспективы русского либерализма выглядели на много лет плачевными. Страна готовилась к полевению, Примакову, Лужкову, муниципально-бюрократическому капитализму и защите отечественного производителя. Август 99-го отмечен был войной в Дагестане и сменой премьера - эти события, как потом выяснилось, решительно изменили траекторию политической истории. Почти неминуемую победу у "хозяйственников" на крутом вираже вырвали "силовики" в тандеме с либерал-государственниками.

Август 2000-го, первый президентский август Путина, был взорван катастрофой "Курска". Казалось бы, чисто техногенная катастрофа чуть не превратилась в политический кризис. Отнюдь не случайно именно эта коллизия стала причиной окончательного объявления Кремлем войны медиа-олигархам. Два мотива, определившие общественную реакцию на трагедию (подводники погибли не сразу, но им так и не помогли, а Путин не прервал отпуска), рисовали перед ожидавшей путинского обновления страной образ традиционного бессилия власти, вызывавший столь же традиционное и острое чувство отторженности от нее. Кремль, как раз готовивший натиск на элиты ельцинской эпохи под знаменами "нового государственничества", оценил опасность и приложил максимум усилий, чтобы сгладить шок.

К августу 2002-го расследование трагедии тихо завершено. Взрыв торпеды рассекретили. Заметных успехов добился Кремль и в борьбе с политическими амбициями региональных баронов, олигархов и "демократической оппозиции". Институциональной политической оппозиции, имеющей идейную и организационную опору, а также парламентское представительство, практически нет. И Кремль не оставляет усилий по дальнейшей маргинализации ее остатков. Предполагалось, что делается это для того, чтобы ослабить влиятельность прятавшихся за политическими лейблами экономических групп и расчистить площадку для государственных реформ в интересах большинства.

Эффект, впрочем, оказался несколько иным. Подобно тому, как в конце 90-х эти элиты и группы, финансируя оппозиционные партии и настроения, использовали их в торге с властью за экономические преференции, сегодня - пусть и с несколько меньшим эффектом - в этом торге фигурирует ресурс лояльности. Новые питерские, старые московские, хваткие лужковские, вечные примаковские, региональные, олигархические, обделенные и прочая, и прочая бодро маршируют под знаменами путинской вертикали и стабильности, обменяв политическое представительство своих интересов на представительство бюрократическое.

С другой стороны, и смелые реформаторские замыслы образца 2000 г. тускнеют и вязнут в тенетах бюрократического торга и административных разменов. А конфликты, ранее разворачивавшиеся в публичном пространстве, теперь бурлят внутри перенаселенной "вертикали". Война "питерских" и "московских", ставшая главным хитом прошлого политического сезона, - наглядное проявление этого процесса. И, можно предположить, - лишь преддверие кульминации, которая - ввиду приближающихся выборов - придется на сезон грядущий.

Если, конечно, август не подбросит чего-нибудь сверхъестественного.