ПОЛИТЭКОНОМИЯ: Юбилейное
Владимира Путина любят школьники, бизнесмены, пожарники, торговцы краденым, шоферы и женщины в целом. Путин не предмет увлечения и порыва, но объект чувства уравновешенного, несиюминутного. Рейтинг его почти нечувствителен к внутриполитическим обострениям и локальным кризисам. Учительница с удовольствием объясняет детям, как писать Путину поздравительную открытку, про его семью и дочек, как все ладно и разумно вокруг него. Если б можно, она бы прочла им замечательное стихотворение "Путин и печник" ("Скромно отвечает: "Путин". - "Путин? " Так и сел старик"). Любимец нации, однако, это не счастливое соединение личных качеств. Это политическая роль, функциональный стереотип. В известном смысле - карма.
Если Борис Ельцин в конце 90-х стал для нации средоточием и олицетворением ее неудач и неурядиц, то Владимир Путин, напротив, изначально был выведен за их круг. Проблемы и неустройства (во многом все те же) не вменены ему, как были вменены Ельцину и "гайдаро-чубайсам". Напротив, они как бы лежат между нацией и ее президентом, являясь для первой тягостью, а для второго - заботой. Общим неблагополучным наследством. Если в конце 90-х сознание собственной невиновности и неответственности нации в творящихся неустройствах требовало назначения виновного и ответственного, то теперь она получила президента, который воплощает собой и разделяет с ней эту невиновность и неответственность. Который не ставит перед ней непосильную задачу все это разрешить одним героическим усилием, но и не принимает как должное и неизбежное. Напротив, обещает долгое, но неуклонное, медленное, но позитивное движение вперед. Собственно, Путин есть позитивный полюс самосознания нации.
В известном смысле - это сеанс гипноза. Нация гипнотизирует Путина, не позволяя ему не быть ее положительным героем. А он, соглашаясь им быть, врачует развившийся у нее синдром неудачи. И именно это, в сущности, определяет суть политического момента.
Из этого позитивного и благотворного во многом гипнотического взаиморасположения проистекают серьезные побочные следствия. Эффект первый - редукция политической системы. Обе палаты парламента почти утратили самостоятельную роль, превратившись в атрибуты существующего между Путиным и нацией согласия. Политические партии, призванные консолидировать разнонаправленные общественные интересы, в этой своей функции откровенно маргинальны. И самое большее, что могут себе позволить, это интерпретировать Путина и предлагать избирателю свою версию Героя: "Путин - друг обездоленных и враг олигархов", "Путин - легитимист и прагматический западник", "Путин - реставратор и покровитель спорта".
Другим следствием сложившегося положения вещей явилась почти полная невозможность энергичных реформ. Простое сравнение конкретных реформистских целей в ранних программах Грефа и декларируемых сегодня явно демонстрирует, что политическая ситуация накладывает на реформистскую риторику все более жесткие ограничения. Императив реформы сменяется императивом согласования интересов. Очевидность цели - мудрым и бесперспективным сознанием ее недостижимости. Само по себе ожидание реформ еще остается необходимым элементом путинского позитива, но энергия их необходимости иссякает. Зачем? И так все неплохо, пока страна не отрывает глаз от Путина, а Путин - от страны.
Автор - редактор отдела политики газеты "Консерватор"