Борис Акунин и смена жанра
К 2003 г. Борис Акунин оказался в сложном положении. Коммерческий успех проекта был налицо: последний роман о Фандорине-младшем "Внеклассное чтение" был выпущен стартовым тиражом 300 000 экземпляров, "Азазель" уже экранизировали для российского ТВ, а Пол Верхувен готовится снять по этому роману фильм, пьесы про Фандорина идут в театрах, книги продаются на каждом углу. Скептики, говорившие, что известность создателя Фандорина никогда не перешагнет пределов МКАД, оказались посрамлены.
Массовая популярность, однако, имеет свои недостатки: люди, бывшие первыми поклонниками Акунина, теперь нередко заявляют, что Чхартишвили изменил своей целевой аудитории и переориентировался от "интеллигенции" на "теток в метро". К чести Чхартишвили заметим, что он никогда и не утверждал, что пишет для интеллигенции, но возросшая популярность писателя и в самом деле сопровождалась одним неприятным изменением в его романах: они стали предсказуемыми. Понятно почему: чтобы быть по-настоящему массовым, писатель обязан выдавать легко узнаваемый текст. Читатель должен знать: в следующем романе он найдет примерно то же, что полюбил в предыдущем. Агата Кристи, Рекс Стаут, Дарья Донцова и Александра Маринина исправно придерживались этого правила - последние книги Бориса Акунина заставляли думать, что и он последовал их примеру. В отличие от широкого читателя, продвинутая публика - критики, переводчики, редакторы и прочие профессиональные филологи - любит разнообразие. Парочку похожих романов они еще согласны прочитать, но на третьем начинают кривиться, даже если он так же хорош, как и предыдущие. Вероятно, на суммарных тиражах их отступничество сказывается незначительно, но все равно обидно: из любимца критики Б. Акунин мало-помалу стал превращаться в писателя, новые книги которого и рецензировать уже необязательно.
Надо сразу сказать, что "Пелагией и красным петухом" Борис Акунин не только в очередной раз завоевал широкого читателя (в первую неделю было продано 60 000 книг), но и в значительной степени реабилитировал себя в глазах старых поклонников. Совершенно неожиданно финальный роман о монашке Пелагии вырулил в те области, куда писатель ранее не забредал.
Конечно, в романе есть все, к чему мы привыкли: стилизованный язык, речевые характеристики героев, детективная интрига, исторический фон и множество сведений (как энциклопедических, так и вымышленных, отличить одно от другого - своеобразный тест для читателя) о раннем сионизме, талмудизме, русских ересях и истории Палестины конца XIX в.
На месте и знакомые герои: веснушчатая монашка Пелагия, ее духовный отец митрополит Митрофаний и прокурор Матвей Бердичевский. Действие половины романа происходит на территории нынешнего Израиля, что, по крайней мере, любопытно для тех, кто там никогда не бывал.
Романы Акунина, даже не самые удачные, всегда отличались тем, что помимо сюжета в них присутствовали некие важные темы - будь то русская государственность или истоки терроризма. В "Пелагии и красном петухе" такой темой является религиозная терпимость и связь государства и церкви. Не следует быть особым эрудитом, чтобы опознать в Константине Петровиче Победине его тезку Победоносцева: обер-прокурор ругает митрополита Митрофания, отстаивает идею огосударствления православия и покровительственно смотрит на юдофобских "Христовых опричников". Сестра Пелагия и отец Митрофаний проповедуют, разумеется, идею веротерпимости и недопустимости использования государства в решении межконфессиональных споров. Тема эта актуальна для современной России, и роман Акунина способен спровоцировать дискуссию как раз в той самой степени, которая необходима для успеха книги. Пока все перечисленное не выходит за рамки ожидаемого. Неожиданным оказывается то, что к финалу второго тома даже самый недогадливый читатель понимает, что "Пелагия и красный петух" - никакой не детектив (догадливый понимает это к концу первого). Это мистический роман, перекладывающий на новый лад "Легенду о Великом Инквизиторе" и рассказывающий о том, как Иисус вроде бы появился в российской глубинке (впрочем, наверняка ничего утверждать нельзя - Акунин сохраняет возможность рационального объяснения происходящего).
Понятно, что, если смотреть на очередной акунинский роман как на попытку "нового Евангелия", претензий к нему возникнет множество, не говоря уже о том, что для христианина вообще никаких новых Евангелий быть не может - ни от Булгакова, ни от Акунина. Дело, однако, в том, что "Пелагия и красный петух" - не религиозный, а именно что мистический роман. И если в таких книгах может возникнуть Дьявол, почему бы там не появляться и Иисусу? В конце концов, смешно считать, что "Пелагия и красный петух" может совратить хоть кого-нибудь, заставив уверовать, что на самом деле все было так, как рассказал Акунин, а не так, как написано в Новом Завете.
Своим новым романом Чхартишвили как бы признает: несмотря на высокие тиражи и всенародную любовь, что-то не так в его литературном проекте. Жанр исчерпывает себя, и, вместо того чтобы и дальше штамповать любимый народом верняк, Акунин погружается в лабиринт Особых Пещер, рискуя, как и его герои, не найти выхода. То, что Чхартишвили готов рисковать, не только внушает уважение - это вселяет надежду, что один из будущих романов Акунина не просто окажется очередным бестселлером, но и вернет нам чувство открытия, которое сопровождало чтение "Азазеля", "Смерти Ахиллеса" и "Коронации".