Не делайте из классики культа

Мировая знаменитость скрипачка Виктория Муллова еще недавно казалась безнадежно потерянной для российского слушателя. Однако она вернулась и после долгого перерыва с успехом выступила в Москве, сыграв в Большом зале Консерватории сольную программу вместе с пианисткой Катей Лабек. Публика тепло приняла бывшую соотечественницу, оценив и мастерство скрипачки, и ее смелый внешний вид.

Муллова уехала из СССР 20 лет назад, вскоре после победы на конкурсе Чайковского. Сегодня она не только вспоминает детали своего бегства, но и делится с "Ведомостями" планами на будущее.

- Вы волновались, выйдя на эту сцену спустя 20 лет после отъезда и более 10 после вашего последнего выступления в Москве с Клаудио Аббадо в 1991 г. ?

- Я всегда волнуюсь. Легкое волнение помогает вдохновению, а сильное ужасно отражается на технике. Приходится прибегать к самовнушению. Но это зависит не от сцены, а скорее от программы. Мне гораздо спокойнее давать сольные концерты, потому что на них принято играть по нотам. С оркестром чаще играешь наизусть. Например, концерт Бартока я играю, ни о чем не задумываясь. Стоит задуматься - и ты пропал. В концерте Стравинского упустишь мелочь - и потом вообще не сойдешься с оркестром.

- Ваш дуэт с Катей Лабек выглядит чудесно - вы явно получаете искреннее взаимное удовольствие от исполнения.

- Мы начали всего год назад, и сразу возник необыкновенный контакт. Катя часто приезжала ко мне в Лондон, и мы подолгу репетировали.

- Я впервые увидела классическую скрипачку, одетую в изумрудные брюки, топ с голой спиной, босоножки. Это проявление западного стиля?

- Мне удобно. К тому же на Западе выступают в чем угодно. Это раньше надевали чопорные платья. Я тоже выступаю с оркестром в красивых платьях. Мне просто не нравится, когда концерты классической музыки проходят сурово и напыщенно, не дай бог кашлянуть, ни в коем случае нельзя аплодировать между частями произведения. А почему бы и нет? Я приветствую это. Делать из концерта нечто элитарное, превращать его в священнодействие и чуть ли не в религиозный культ - значит оттолкнуть часть публики, молодежь. Почему бы мне не надеть то, что мне идет, - яркое, модное, если фигура позволяет? Многое в моем облике зависит от программы, для каждого композитора - Брамса, Бетховена - свой наряд и украшения. Сейчас в Италии для Бартока у меня новый яркий наряд, красный с черным - и брюки, и платье. Я сама выбираю сценические костюмы, знаю особые магазины. Не люблю ничего чрезмерного, музыкант не должен выглядеть, как новогодняя елка. Если в Лондоне пять концертов в сезон, нельзя повторяться.

- Истории невозвращения Нуреева, Барышникова, Годунова со временем превратились в легенды. Ваша эмиграция тоже прошла со скандалом. Как и почему вы решили не возвращаться в Россию из гастрольного тура?

- Я даже не рассчитывала на продолжение карьеры на Западе. Главное было вырваться. Хотелось одного - свободы. Я пошла на это совершенно сознательно, и нам с Вахтангом, моим тогдашним бойфрендом, нелегко было все организовать. Пара ни за что бы не получила паспорта на одновременный выезд. Но они просмотрели: я оформлялась в Москве, а Вахтанг - в Харькове. Он, дирижер, фактически научился играть на фортепиано, чтобы аккомпанировать мне в концертах. Нам повезло выехать вместе, мы рисковали. Ни один человек не знал о наших намерениях. Мне до последнего мгновенья не выдавали паспорт. Декан факультета вызвала меня: "Куда это вы собрались? У вас же анкетный вечер! Ишь какая - в Финляндию на гастроли едет! Вы должны играть здесь! " Мне уже было невмоготу терпеть, тратить свою жизнь на все это. Мой педагог, великий скрипач, профессор Леонид Борисович Коган умер за год до этого, в 1982 г. Я только что закончила консерваторию, но, несмотря на победу в конкурсах Чайковского и Сибелиуса, концертов почти не было. Всем теперь известно, как обходились с музыкантами в Госконцерте и как нужно было изворачиваться, чтобы ездить на гастроли. У меня блата там не было, взятки я не давала. Невозможно всю жизнь зависеть от чиновников.

В первый свободный день после концертов я оставила свою скрипку Страдивари из Госфонда на кровати в гостинице, и мы, сев в такси, переехали границу из Финляндии в Швецию. Эта оставленная именно на кровати, а не под кроватью скрипка произвела на журналистов неизгладимое впечатление. Я-то знала, что за мной постоянно следит специально приставленная для этого женщина и скрипку передадут обратно в Россию. В шведской полиции к нам отнеслись, как к обычным политическим невозвращенцам, и предложили подождать в гостинице, пока не кончатся выходные в американском посольстве. Под чужими именами мы просидели в отеле, не спускаясь даже в рецепцию, два дня. И правильно сделали, так как мои фотографии были на первых полосах всех газет.

В американском посольстве ждали моего звонка, прислали бронированную машину с охраной, привезли блондинистые парики, и мы, замаскированные, поехали. Сейчас это кажется маскарадом, а в 1983 г. все было очень опасно. Через два дня получили американскую визу, и нас отправили в Вашингтон. У меня сразу появился менеджер, контракты. ВВС, следовавшее за мной год, сняло фильм. Мы с Вахтангом не бедствовали.

- А у вашей семьи не было неприятностей?

- Очень серьезные. Маму и папу вызывали в органы, исключили из партии, чуть ли не выгнали с работы. Они были рады за меня, но мы даже не предполагали, что снова сможем увидеться.

- Внимание к вам западной прессы так же пристально, как раньше, или вы живете относительно спокойно?

- Все по-прежнему. Лондонское телевидение собирается снимать часовую программу, очень много интервью в связи с новыми дисками и аутентичным исполнением, фотосессии для глянцевых журналов. Я стараюсь планировать гастроли так, чтобы интенсивно выступать месяц и столько же проводить время дома, с детьми.

- Вы недолго прожили с Вахтангом после отъезда?

- Два года. Сейчас у него большая семья, много детей. И у меня трое. Муж мой - музыкант, виолончелист.

- Ваши дети от разных отцов общаются с ними?

- Отец средней дочери живет недалеко от нас в Лондоне и часто проводит с ней время. Отец старшего сына Миши - известный дирижер Клаудио Аббадо. У него трое взрослых детей, а нашего Мишу он видел всего несколько раз. Но даже когда Аббадо тяжело болел, он не ответил на мое письмо с просьбой о встрече. Так что никаких отношений нет. Иногда мне кажется, что редкие встречи тоже были бы для сына травмой. Так сложилось. Все отцы - музыканты, но дети не так много занимаются музыкой. Миша пошел в папу музыкальной памятью, поет в хоре, сочиняет.

- Вы теперь тоже играете на скрипке Страдивари, но уже на своей. Нелегко было на нее заработать?

- Мне помогли ее купить в 1985 г. с условием, что в течение пяти лет я верну долг. И я все выплатила. Сейчас она в 10 раз дороже. Этот инструмент близок по году к моему студенческому Страдивари - 1720 и 1723 гг. Я долго привыкала к инструменту. Поначалу кажется, что он сам играет. Но чем больше играешь, тем больше понимаешь, как трудно из него извлечь желаемый звук. Иногда на узнавание инструмента уходят годы. Для определенного репертуара, который я исполняю с Оркестром революционеров и романтиков Джона Элиота Гардинера, я беру барочный смычок (он почти вдвое короче обычного) и натягиваю жильные струны. Это так называемое аутентичное исполнение, и кажется, словно совсем другой человек играет на совершенно другой скрипке. Я играю музыку барокко - Вивальди, Баха. У меня недавно вышел диск концерта Моцарта, который я играю на жильных струнах. И скоро выйдет еще один - с концертом Бетховена. Это очень необычная интерпретация. Рутина неинтересна, концерт Бетховена все играют одинаково. А здесь есть возможность испытать свежие эмоции.