МИФЫ ЭКОНОМИКИ: Формальная и управляемая
Перестав быть тоталитарной страной, Россия так и не стала демократией. Нынешняя статья - первая в серии, призванной очистить это обесценившееся понятие от словесной шелухи и понять, есть ли у России демократические перспективы.
Когда рухнул советский коммунизм, политологи были полны энтузиазма: грядущий массовый переход стран к демократии казался неизбежным. Речь шла не только о коммунистическом блоке. Начиная с последней четверти XX в. смягчение политического режима в той или иной степени затронуло около сотни стран.
Началось с падения правых диктатур в Испании, Португалии и Греции, затем в целом ряде латиноамериканских стран военные хунты сменились выборной гражданской властью, в середине 80-х ослабели авторитарные режимы в Юго-Восточной Азии, а там уж подоспели бархатные и небархатные революции в Восточной Европе, за которыми последовал распад СССР, а в последние годы отмечается некоторое смягчение политических нравов на юге Африки и даже кое-где на Ближнем Востоке.
Ушли, но не пришли.
Но из этой сотни лишь около 20 стран могут похвастаться значительными демократическими достижениями. В их число входят, в частности, Чехия, Венгрия, Польша, а также Эстония и Словения, Чили и Тайвань. Среди тех, кто достиг меньшего, но продолжает двигаться в направлении демократии, называют Словакию, Мексику, Бразилию, Филиппины, Южную Корею и некоторые другие.
Тем временем приблизительно 80 стран, устремившись было в сторону демократии, вскоре застряли: попятное движение к диктатуре (как в Узбекистане или Туркмении) , правда, встречается редко, но и демократические достижения невелики.
Вот как описывает такие режимы американский политолог Томас Карозерс: "Политический процесс имеет некоторые демократические черты, такие как наличие относительной свободы действий для оппозиционных партий и независимого гражданского общества, а также регулярные выборы и демократическая конституция. Но при этом. .. интересы граждан представлены слабо, их политическая активность незначительна и практически ограничивается участием в выборах; государственные власти нередко нарушают закон, легитимность выборов сомнительна, доверие граждан к государственным институтам находится на очень низком уровне, а само государство страдает хронической функциональной неэффективностью".
Сегодняшняя Россия вполне соответствует этому описанию, так что наша политическая система - ни демократия, ни диктатура - совершенно не является "особой".
Отстающие государства зачисляют в категорию "недодемократий", привычно прибавляя, что, дескать, переход от авторитарного режима к демократическому - дело долгое: успеют смениться несколько поколений. Возникла целая терминологическая серия "демократий с эпитетами": кроме знакомой нам "управляемой демократии" имеются еще "фасадная", "формальная", "неполная", "частичная", "нелиберальная", "электоральная", "слабая", "виртуальная", а также "псевдо-" и "полудемократия", и это еще неполный список.
Стабильная недодемократия.
Между тем ни из чего не следует, что, отдрейфовав от диктатуры, всякое государство должно причалить именно к демократии. Не очевидно и то, что на сегодняшний день политические системы этих государств вообще находятся на пути куда бы то ни было. Успешное экономическое развитие в обозримом будущем им, впрочем, тоже не гарантировано. При том что потенциал их дальнейшей демократизации крайне низок, режим может быть относительно стабилен.
Карозерс предлагает отказаться от представления, что такие режимы находятся в неустойчивом, переходном положении между полноценной демократией и явной диктатурой. По его мнению, "хорошо это или плохо, это нормальное состояние для многих (развивающихся и посткоммунистических) обществ".
В таком случае, может быть, лучше не плодить эпитеты и не описывать эти режимы в терминах демократии, т. е. того, чем они НЕ являются, а попытаться ответить на вопрос о том, как именно развивается там политический процесс.
Важнейшей глубинной причиной ослабления авторитаризма является его безнадежная неэффективность в современных условиях. Быстрое движение капиталов, миграция, современные средства коммуникаций, экономическая интеграция - все это делает тотальный контроль над обществом невозможным. Разумный (совсем необязательно демократический) правитель понимает, что такой контроль просто вреден, поскольку тормозит развитие.
Но либерализация обыденной жизни (радикальная в нашей стране, а в Казахстане, к примеру, куда меньшая) не имеет непосредственного отношения к развитию демократического процесса. Власть не возражает против свободы постольку, поскольку свобода ей не мешает. Но в политической сфере, где свободная конкуренция - в частности, с региональной властью, оппозиционными партиями, парламентом, негосударственными СМИ, независимым судом, просто чрезмерно влиятельными личностями - делает ее положение уязвимым, контроль ей по-прежнему необходим. Некоторую свободу власть предоставляет и тут (степень может быть различной) , но по мере необходимости подкручивает гайки. Регулирование не всегда эффективно, а инструмент иной раз грубоват - то перекрутят, то недокрутят, то вовсе резьбу сорвут. Так, относительно либеральные светские режимы Ближнего Востока позволяют политическим партиям и общественным движениям функционировать, но, стоит фундаменталистам набрать силу, их тотчас призывают к порядку, а то и сажают для острастки.
Общим для всех описываемых режимов является слабость государственных институтов, причем власть всячески противится их укреплению. Правила придумываются и меняются на ходу, неформальные договоренности оказываются сильнее писаных законов, впрочем, и пересмотреть закон не составляет особого труда.
В результате приход к власти оппозиции практически исключен, складывается по существу однопартийная система, которая неизбежно ведет к масштабной коррупции и сращиванию власти с крупным капиталом. Углубляется социальный разрыв между элитой и остальной частью общества, нарастает недоверие народа к власти, а общее разочарование в политике приводит к снижению гражданской активности. Такая система сложилась в ряде стран бывшего СССР, кое-где на Ближнем Востоке; похожие режимы устанавливаются и в некоторых африканских странах.
Для развивающихся стран Латинской Америки более характерен другой тип: там бурная партийная жизнь, партии часто сменяют друг друга, но глубокие экономические проблемы остаются нерешенными, люди не доверяют ни одной из элит, считая их равно коррумпированными и никчемными, и так же, как и их товарищи по несчастью в однопартийных системах, впадают в апатию и не участвуют в политической жизни страны.
Особенности происхождения.
Успех демократии в большой степени зависит от того, в каком состоянии была страна, взявшаяся за политические преобразования. Понятно, что экономическое благополучие способствует развитию демократии, но важна и экономическая структура. Среди развивающихся стран, чья экономика строится на нефтедобыче, ни одна не может похвастаться демократическими достижениями. Имеет значение опыт политического плюрализма и гражданской активности - в этом смысле восточноевропейские страны имеют преимущество перед Россией. Важно также, унаследовала ли страна сколько-нибудь прочные государственные и общественные институты (это определило успех Чили) или ей приходится отстраивать государство заново. Осложнить дело могут глубокие этнические или племенные различия: партийные названия оказываются просто камуфляжем, под которым скрываются кланы, племена или этносы, и тем самым закрепляется традиционная иерархия власти; таких проблем у России, к счастью, нет.
Среди десятков отстающих из числа развивающихся и посткоммунистических стран кому-то, возможно, удастся в будущем присоединиться к стану демократических наций. Но на сегодняшний день невозможно даже сказать, что они (и мы) на верном пути. Американский исследователь Харли Балзер написал недавно, что "для того, чтобы достичь демократии, России потребуется смена режима". Насчет режима - это, пожалуй, слишком. Но смена общественного умонастроения необходима. Ни партии, ни суд, ни парламент не обретут силу и независимость, пока этого не потребуют граждане.
Автор - главный редактор журнала Pro et Contra; Московский центр Карнеги