УРОКИ ИСТОРИИ: Любовь к родному пепелищу


Сложные эмоции обуревают по поводу школьного учебника по истории, написанного Игорем Долуцким, который подвергся первому с советских времен идеологическому разносу. С одной стороны, я абсолютно солидарен с принципиальными установками автора, с другой же - считаю, что на такой, как у него, ноте не следует писать учебники. Потому что школьный учебник призван воспитывать чувство исторической идентичности. Одним разоблачительным пафосом здесь действительно не обойдешься, как ни претит мне сейчас вторить Владимиру Путину, к которому я не испытываю симпатий. То, что в недавней русской истории мало чем можно гордиться, не снимает задачу, а только делает ее более трудной.

Черные страницы есть в прошлом всякой страны, и нигде эта проблема не решается легко. Турция изо всех сил сопротивляется требованиям признать армянский геноцид, испанцы и греки до сих пор не разобрались со своими гражданскими войнами, даже в благополучной Швейцарии только сейчас взялись за распутывание связей с Гитлером. Разумеется, самые большие трудности испытывают Германия и Япония. Автору статьи в "Ведомостях" Никите Загладину, считающему, что "нельзя построить здоровое, жизнеспособное государство на базе нигилизма в отношении его прошлого", надо было бы сначала изучить опыт написания школьных учебников в этих странах. Впрочем, даже немцам все-таки не нужно отдуваться за целых 70 лет самой недавней истории. А ведь советская власть не только делала историю - она ее активно переписывала, причем "от Адама до Потсдама". И вся "теория классовой борьбы" по-прежнему в головах, в частности в головах учителей истории. Из этой ситуации нет хороших выходов - есть плохие и очень плохие.

Переживание истории должно быть данностью, спокойной, сонной априорностью. Средний англичанин много не думает об истории, но, припертый к стенке, вспомнит, что была битва при Гастингсе, был король Генрих с шестью женами, королева Виктория на почтовой марке и Черчилль с сигарой. Этого немного, но достаточно, чтобы не испытывать идентификационного дискомфорта. А нам и уцепиться-то не за что: скажешь про призвание варягов - тут как тут главный отечественный историк Сахаров с завиральными идеями, будто Рюрик был славянином; упомянешь о культурной роли христианства - и оглохнешь от воплей неоязычников про "Велесову книгу"; заикнешься насчет татарского ига - а Гумилев ответит, что его не было; только начал гордиться Петром Великим - а на тебя славянофилы с лаптями наперевес; но самое главное - после всех этих метаний приходит Фоменко и доходчиво объясняет, что никакой истории вообще не было. Дело не в Гумилеве и не в Фоменко. Дело в той легкости, с какой всякий проходимец может поколебать базовые устои русского исторического сознания. Вот, казалось бы, одна из немногих безусловно заслуживающих гордости страниц нашего недавнего прошлого - справедливый характер Великой Отечественной войны. Наезжает на него Виктор Суворов со своим "Ледоколом" - ну и пусть; такие сенсации на Западе рождаются и гибнут каждый день. А в России эта пустышка оказывается в центре общественного внимания. Дело в отсутствии у наших сограждан исторического иммунитета. Разуверившись в способности советских историков говорить правду, они готовы верить чему угодно.

В России сегодня невероятно сильна тяга к консерватизму. Но беда-то в том, что нам нечего консервировать. Невозможно вернуться ни в 1984, ни в 1952, ни в 1913 гг. Этот парадокс, составляющий суть всей нашей нынешней жизни в целом, особенно ярко проявляется в вопросе о школьном учебнике. В идеале перед его автором стоит задача, кажущаяся невыполнимой: передать ученику ощущение трагичности нашей истории, не впав при этом в злорадство; внушить ему гордость, не погрешив в то же время против правды; нашему гипотетическому автору надо, мобилизовав Ахматову и Жукова, Гагарина и академика Сахарова, каким-то образом создать в душе ученика ощущение, что он родился хоть и в очень несчастной, но все же великой стране. Тут важна некая верная внутренняя нота, которую и словами-то не выразить.

Выразить же ее доверено Никите Загладину. По результатам недавнего конкурса его учебник "История Отечества. ХХ век" признан лучшим (в сегодняшних условиях считай единственным). О том, в чем сам автор усматривает новизну своего учебника, он высказался на одном "круглом столе" в Казани: "Мы оставили и положительные, и отрицательные стороны событий, например. .. эффективная модель сталинской экономики и его же репрессии». Умри - лучше не скажешь. Человек, не понявший, что сталинская модель экономики и есть репрессии, не понял главного в истории Отечества в ХХ в. Но Загладин чувствует за собой некое право. В своей статье в "Ведомостях" он без обиняков выразил концепцию реваншизма. Пафос его прост: мы возвращаемся к власти, а с нами вернется и наша концепция истории.

А возвращаться Никите Загладину есть куда. В Академию общественных наук при ЦК КПСС. Вот, к примеру, тема его кандидатской диссертации: "Критика фальсификации американской буржуазной историографией внешней политики КПСС и советского государства", а вот докторской: "Контрреволюционная политика империализма на современном этапе развития мирового революционного процесса". Почему-то теперь на интернетовских сайтах он указывает только свои работы, написанные с 1990 г.

Я сначала ознакомился с научным творчеством Загладина, а уж потом, с некоторым ужасом, открыл его увенчанный лаврами учебник - и был приятно удивлен. Ничего особенно людоедского в нем нет. Видимо, пока нет - ведь учебник отстает от быстро дрейфующего Мнения. А эластичность взглядов - главный талант Загладина. Достаточно сравнить, что он пишет о диссидентском движении в своем учебнике и, допустим, в опубликованной им в 1984 г. монографии "В погоне за недостижимым". Будто это писали не просто разные люди, а смертельные враги. Из рук этого человека я не поверю ничему, даже таблице умножения! Если специально искать кого-нибудь, кто смог бы дискредитировать то застенчивое чувство национальной гордости, о котором я пытался говорить выше, то лучшей кандидатуры нет.

Сергей Иванов - доктор исторических наук; профессор МГУ и СПбГУ