Проект “Б”: Дядя Степа и “менты”
В прошлом году к нам с другом ночью на улице привязались милиционеры. Быстро убедившись в отсутствии оружия и наркотиков, они даже не думали оставить нас в покое. Заметив ноутбук, радостно засмеялись: “Хакера поймали! Куда несешь компьютер, зачем?” Полчаса обыскивали нас, задавая бессмысленные вопросы. Казалось, они не знают, как убить время. Из-за них я чуть было не опоздал на самолет. Люди, пережившие куда более драматические встречи с милицией, скажут, что нам повезло. Но даже в этом фарсе видно главное – возможность агрессивного вторжения в наше личное пространство со стороны тех, кто призван защищать нас именно от таких вторжений.
По улицам ходят “Менты”, которых многие уже боятся. За ветвями притаился гаишник, страстно мечтающий об очередном нарушителе. Газеты пестрят сообщениями о взятках, сфабрикованных делах, вымогательстве и насилии со стороны сотрудников милиции. “Дело оборотней” и история с Галдецким давно уже перестали восприниматься как нечто экстраординарное.
А ведь был дядя Степа. Он работал и регулировщиком, и участковым, и просто милиционером. Его любили и благодарили все. Высокого и статного красавца дядю Степу было видно издалека. Он нравился девушкам и детям, о которых рыцарски заботился. Недавно прошла новость, что будет памятник дяде Степе. Этот человек заслуживает памятника. Даже в сталинские годы, когда свирепствовал НКВД, люди на улицах не боялись милиции. Старожилы помнят, что ходить по городу было не страшно. Неподалеку всегда был дядя Степа, готовый прийти на помощь.
На смену дяде Степе пришли другие – деревенский детектив Анискин, самоотверженные муровцы из “Рожденной революцией” и “Петровки-38”, дружная троица Знатоков, трогательный Шарапов с бескомпромиссным Жегловым. Эти люди действительно существовали, и с ними было не страшно. “Моя милиция меня бережет”, – писал о них Маяковский. “Отовсюду виден Милиционер”, – вторил ему mutatis mutandis Пригов, деконструируя образ уходившей Великой Эпохи. Нынешние герои беспомощных пропагандистских сериалов про милицию – высосанные из пальца муляжи, призванные подменить реальность в сознании телезрителей. Но это бесполезно, поскольку стоит выйти на улицу, и мы их там не найдем.
Американское словечко “коп” (полицейский) почему-то созвучно немецкому “копф” (голова). В западной культуре тоже есть модус неприязни к “копам”, но подсознание честных граждан, уважающих закон, хранит положительный образ стража порядка. Жаль, что повседневное общение с нашими “копами” все чаще ведет к разочарованиям.
“И больше нет городового”. Эта формула смутного времени из революционной поэмы “Двенадцать” приобретает неожиданную актуальность и в наши дни. У Блока городовой символизирует обыкновенный порядок, жизненно необходимый обывателю старого мира, но подлежащий разрушению во имя мира нового. Если отвлечься от романтических обольщений поэта и озаботиться простыми человеческими нуждами, то мы честно признаем, что без “городового” плохо. В “минуты роковые” нормальному человеку особенно нужен порядок. Поэтому порой хочется подобно еще одному свидетелю великих потрясений, Василию Розанову, беззастенчиво и отчаянно крикнуть: “Го-ро-до-вой!” Конечно, можно раздать всем оружие, учить рукопашному бою. Но это не выход, потому что без дяди Степы нет нормального функционирующего государства.
Очень хочется верить, что он где-то здесь.