Черно-белая сотня

Руки Джона Кеннеди, тянущиеся к народу во время парламентских выборов (Корнелл Капа, 1936), потерянная улыбка Уинстона Черчилля в день парламентских выборов (Люсьен Аигнер, 1936) и гибель миллионера Керро Муриано во время войны в Испании (Роберт Капа, 1936) – неповторимые мгновенья, из которых складывается история. Сегодня кажется, что венгры, разъехавшиеся в 20–50-х гг. по всему миру, жили в погоне за этими мгновеньями и руководствовались принципом Аты Кандо, говорившей, что, где бы она ни оказывалась, “если случайно не получалось сфотографировать, чувствовала, что напрасно побывала здесь”. Но дело даже не в погоне за кадрами, а в особом таланте венгерских фотографов схватывать то, на что было вовсе не принято обращать внимание. Но они схватывали, снимали, продавали в журналы и подрывали все и всяческие устои в фотографии, фактически закладывая основы фотожурналистики и становясь летописцами бурного ХХ в.

Самым отчаянным подрывником был Роберт Капа, эмигрировавший в Америку и признанный родоначальником военной фотожурналистики, осветивший пять войн, а после в Париже создавший агентство Magnum. Его снимок смертельно раненного, но все еще стреляющего американского солдата – сегодня такая же военная классика, как “Герника” Пабло Пикассо. У критиков даже возникали сомнения: слишком выразительно – не отрепетирована ли сцена? Это не цинизм – до Капы военная журналистика была постановочной. Портреты победителей, генералов и продуманные композиции, отрепетированные сцены, а не грязные будни, участником которых становился фотограф. “Если снимок не удавался, значит, я расположился довольно далеко”, – говорил Капа, который первым начал выворачивать изнанку войны и из грязного белья создавать искусство. Чтобы зафиксировать сюрреализм войны, в D-день он высадился вместе с пехотинцами на Омаха-Бич (1944 г.). “Вокруг меня разрывы снарядов, еще очень рано и довольно темно для того, чтобы вышел хороший снимок. На фоне абсолютно серого неба и серой воды пехотинцы казались маленькими и нереальными, а картина получалась совершенно сюрреалистической”, – вспоминал Капа. Так рождалась классика.

Не привлекали принятые штампы и Корнелла Капу, работавшего на Life и взявшего на себя руководство агентством Magnum после смерти брата Роберта. Не сексуальность Мэрилин Монро, снимавшейся в фильме “Неприспособленные”, а ее устало опущенные руки (1960 г.) останавливают его взгляд и приносят ему мировую известность. Маритин Мункачи, спортивный корреспондент, уже снявший черных мальчиков, бегущих к озеру Танганьика (1931 г.), в Америке создает направление “размах Мункачи”, переворачивая статичный гламурный мир и заставляя модели двигаться во время съемки. Политический репортаж изменяется во многом под влиянием работ венгра Люсьена Аигнера, корреспондента парижского London General Press и признанного мастера неожиданного ракурса. В 1995 г. в интервью Associated Press он рассказал, как никто не хотел брать его снимок Муссолини, нервно щиплющего себя за нос, в 1935 г., зато в 1941 г. он сразу пошел на обложку Newsweek. Журналистом, правда, никогда не был Брассай, но он стал знаменитым после выхода альбома “Ночной Париж” (1933 г.), где задокументировал жизнь, описанную Генри Миллером в “Тропике Рака”, – парижские закоулки, ночные огни, проститутки, трансвеститы, продавцы опиума.

Впрочем, на перечисление имен и заслуг может уйти уйма времени. Ведь еще были Андре Кертес, Ева Беснио, Ласло Мохой-Надь (венгерский Александр Родченко). Но все они работали в одном направлении – писали историю и ломали устоявшиеся взгляды.

В самой Венгрии эта выставка называлась хитро – Made in Hungary, так как рядом с именами Роберта Капы и Ласло Мохой-Надя поставили Кароя Эшера, Рудольфа Балог, Ольгу Матэ и Кату Кальман – фотографов выдающихся, но в мире мало известных. Фотографии Кароя Эшера (например, ангела мира, зачитавшегося газетой) знала вся Венгрия, они удачно вписывались в газетные полосы и подверстывались к текстам статей. Была лишь одна несостыковка: Эшер увлекался съемкой обезличенной движущейся массы – марширующих монахинь в крестном ходе в День святого Иштвана (1938 г.). Эти снимки проходили в печать с боем, но и ангел, и обезличенные толпы стали венгерской классикой. По мнению кураторов, эти фотографии должны войти в историю вместе с работами всемирно признанных мастеров.