Апология героя
“Самым важным было избежать скучного арт-хауса, фильма о художнике, живущем в мансарде, когда зрители либо готовы покончить с собой к концу сеанса, либо не приходят вовсе”, – сообщил о своем фильме “Модильяни” Мик Дэвис, известный главным образом сценарием продолжения “Девяти с половиной недель”. Прохладным рассказом о жизни Модильяни картина не стала, но режиссера, снимающего биографический фильм, может подвести и слишком горячее внимание к своему герою. Дэвис навязчиво демонстрирует свою любовь к Модильяни, постоянно показывая, что все остальные завсегдатаи “Ротонды” не годились даже на то, чтобы смешивать ему краски. Поэт Макс Жакоб в исполнении Удо Кира за весь фильм едва ли произносит более пяти слов. Сутин, Ривера, Кокто, Фрида Кало – лишь бледные тени, смазанный фон. На котором ярко проступает фигура гения Модильяни, прозябающего в нищете, больного туберкулезом, но обожаемого женщинами и коллегами – хотя и не всеми.
Особенное негодование у режиссера вызывает Пабло Пикассо, на роль которого он пригласил Омида Джалили, комика иранского происхождения. Толстый Пикассо с маслеными глазками относится к Модильяни как Сальери к Моцарту, безумно ему завидует, строит козни и выглядит на редкость неприятным и во многом бездарным человеком. Не самый изящный ход для Дэвиса: во-первых, мгновенно вспоминается фильм Джеймса Айвори “Выжить с Пикассо”, в чьей трактовке Пикассо (Энтони Хопкинс) выглядел совершенно иным; во-вторых, вопрос, кто из этих художников талантливее, слишком спорный, чтобы решать его столь безапелляционно.
Тем не менее герою Омида Джалили удалось хоть как-то себя проявить – большинству же персонажей в этом было отказано, дабы не отвлекать внимания от персоны Модильяни (Энди Гарсиа) и его безропотной жены (Эльза Зильберстейн). Пожалуй, лишь в двух сценах есть намек на то, что не только выходец из Ливорно по прозвищу Дедо умел держать в руках кисть. Первая – визит Пикассо и Модильяни к старенькому, хитрому, циничному Ренуару, где тот сознается, что всю жизнь мечтал писать высоких и худых женщин, а Пикассо, конечно же, уговаривает Амедео предать свой талант ради денег. Вторая – подготовка всех художников к ежегодному состязанию: в кадре будут по очереди появляться Сутин, Пикассо, Ривера, с горящими глазами, перемазанные краской, в этот момент пишущие не ради победы. А кому она достанется, ясно и тем, кто не в курсе результатов парижского конкурса.
Право же, бесстрастный пересказ биографии мог сработать лучше: в своем рвении доказать, что лучше Модильяни художника не было, Дэвис напоминает нечуткого учителя литературы: постоянным повторением фразы “Пушкин – наше все” такие преподаватели отбивали у учеников желание прочитать до конца хотя бы “Анчар”. Для тех же, кто знаком и с биографией, и с творчеством человека, иногда подписывавшего свои картины “Моди”, что по-французски значит “проклятый”, и очаровавшего некогда Анну Ахматову, вполне закономерной будет та реакция, которой так боялся Мик Дэвис: захотеть покончить с собой задолго до конца сеанса. И не ходить на следующий фильм режиссера – он уже сообщил, что испытывает большое уважение к Никколо Паганини.