ИНТЕРВЬЮ: Александр Жерихов, руководитель Федеральной таможенной службы


После отставки и перестройки федерального правительства пост главного таможенника страны оставался вакантным четыре месяца. После многозначительной паузы президент доверил этот пост Александру Жерихову. Судя по официальной биографии, до 39 лет главный российский таможенник занимался важной, но не слишком публичной государственной работой.

Почти полгода после своего назначения Жерихов не общался с журналистами, и его можно понять. С одной стороны, ему есть чем похвастаться – в прошлом году таможня обеспечила почти 40% доходов бюджета. С другой – за все неполадки в работе таможенного механизма отвечать тоже ему, при том что не во всех сбоях виновата ФТС, потерявшая право самостоятельно определять правила игры.

– Для многих ваше назначение директором Федеральной таможенной службы было довольно неожиданным. А для вас оно стало сюрпризом? Как вам поступило это предложение и быстро ли вы его приняли?

– Никто никогда сам себя не предлагает, и я тоже не прилагал усилий, чтобы занять этот пост. Я долго тружусь в таможенных органах и знаю всю меру ответственности этого участка работы.

Предложение я принял не сразу. Сомневался я не в своих способностях и не в способностях самой службы. У меня были сомнения, что после административной реформы, в составе Минэкономразвития и без функций нормативно-правового регулирования служба сможет так же динамично развиваться, как в последние годы. Эти сомнения я высказывал руководству.

– Прошел год со вступления в силу нового Таможенного кодекса. Какие вы видите проблемы, что нужно подправить в кодексе?

– Во время трехлетнего обсуждения кодекса в Думе нам постоянно говорили, что с его вступлением в силу все рухнет, что таможня все провалит. Но кодекс показал свою жизнеспособность. Если раньше на оформление деклараций уходило до 10 дней, то сейчас, как и положено по закону, практически все 100% [деклараций] оформляются в течение трех дней, более 60% – в один день. Скорость увеличилась, товарооборот за год вырос на 33%.

Были вопросы с владельцами складов временного хранения, таможенных складов, брокерами. Они жаловались, что нужно вносить очень высокое обеспечение и что весь бизнес остановится, все склады закроются. Но в ТК была норма о поручительстве третьих лиц, и, активно ее применяя, мы нашли выход из ситуации. В результате никакого краха не случилось. Конечно, есть сомнения по ряду статей. Например, по ст. 282 граждане могут беспошлинно ввозить товары. Если по старому ТК можно было провести товаров на $1000, то по новому кодексу – на 65 000 руб. – это в 2,3 раза больше. У нас изначально была позиция, что такая норма не нужна. Рынок и так насыщен товарами народного потребления, и эти челноки не нужны. Сейчас этой статьей недовольны представители отечественной легкой промышленности, они говорят, что эта статья их губит. Я не согласен, что именно эта статья губит, но то, что она помогает перемещать грузы челноков, особенно из Юго-Восточной Азии, Китая, Турции, – это несомненно.

Моя позиция простая – беспошлинные нормы нужно сократить. Я хочу, чтобы у нас работала своя промышленность. Пусть в России будут рабочие места, налогооблагаемая база. А к челнокам мы не имеем ничего личного. Для них нужно создавать программы занятости, а ездить с баулами – это нецивилизованно, это не уровень такой страны, как наша. Есть вопросы и по правоприменительной практике. Во многом они связаны с административной реформой. Например, в кодексе есть ст. 68. Смысл ее в том, чтобы упростить таможенные процедуры для участников внешнеэкономической деятельности. Если предприниматель законопослушный, давно работает и регулярно перемещает товары, то он может использовать предварительное, неполное, периодическое декларирование. У него есть возможность помещать товары на собственный склад, расположенный в месте производства, а не на СВХ [склад временного хранения], это серьезная экономия на издержках. Мы этой нормой пользовались. Но административная реформа наложила отпечаток – сейчас эта норма не действует. Конечно, это вызвало недовольство со стороны бизнеса. Но это просто стечение обстоятельств. Насколько мне известно, на днях соответствующий приказ будет подписан министром экономического развития и торговли.

Есть проблема и со ст. 128: декларирование товаров различных наименований в одной товарной партии. Представьте, ввозят комплектующие – это сотни товарных позиций. По закону надо задекларировать каждую из них, но это слишком трудоемко – так можно остановить все производство. Статья, прекрасная и прогрессивная, направлена на то, чтобы одним кодом можно было задекларировать всю партию и платить пошлины из расчета максимального значения для ввозимой группы товаров. Но тут возникает вопрос злоупотреблений. Нам нужно будет вместе с законодателями вернуться к ней.

Некоторые сомнения возникли у Международной ассоциации автомобильных перевозок. Но в общем больших, принципиальных проблем я не вижу. Нужно развивать те нормы, которые заложены, особенно информационные технологии и электронное декларирование. А отдельные проблемы можно устранить.

Новый ТК – это закон прямого действия. У нас было более 10 000 нормативных документов, а сейчас – 80 приказов и десяток постановлений правительства. Это нормально, это не лавина нормотворчества. В один день все не отменишь, но сейчас я каждую неделю отменяю старые приказы.

– В начале прошлого года высокопоставленные сотрудники ГТК говорили о том, что на фиксацию проблем в новом ТК потребуется полгода. Когда же будут внесены поправки в ТК?

– В первой половине этого года мы будем советоваться с руководителями таможенных органов, которые непосредственно администрируют и отвечают за правоприменение на местах, посоветуемся с бизнесом и внесем свои предложения в Минэкономразвития. В части таможенной стоимости и платежей будем советоваться с Минфином. Думаю, что на следующую сессию правительство внесет поправки в Думу.

– Чиновники, которые ведут переговоры о вступлении в ВТО, говорят о требованиях, которые участники переговоров предъявляют к России. Что вы можете рассказать об этом?

– Новый ТК изначально разрабатывался исходя из требований Всемирной таможенной организации (WCO) и ВТО. Практически 80% торгового оборота у нас приходится на страны, с которыми уже подписаны соглашения по присоединению к ВТО.

Конечно, какие-то требования остаются, но мы приводим наше законодательство в соответствие с ними. Например, раньше за таможенное оформление мы брали 0,015% от таможенной стоимости. В мировой практике такого нет, и мы это поправили: с 1 января мы отказались от прямой увязки суммы таможенных сборов с таможенной стоимостью.

Я знаю, что есть недовольство ряда стран по ограничению мест декларирования. До принятия нового кодекса у нас было 32 ограничения, а сегодня только семь. Но Герман Греф уже подписал приказ, который отменяет ограничения для цветов, рыбы, овощей и товаров, которые перемещаются по железной дороге из Юго-Восточной Азии. Остаются всего три ограничения – электроника и бытовая техника, дорогие автомобили и мясо.

Мясо квотируется, и отменять ограничения по этому товару не планируется. Постоянно возникают проблемы с безопасностью для потребителей – то вирус выявят, то ящур. На каждом терминале, где оформляется мясо, должна быть холодильная камера, присутствовать ветеринар. А на каждый пост ветеринара не поставишь.

А по бытовой технике и по автомобилям ограничения будут сняты в этом году – возможно, даже до конца первого полугодия.

– Во всем мире таможенная стоимость определяется по цене сделки, а у нас ровно наоборот. И это больной вопрос не только для бизнеса, но и для таможни, ведь когда дело доходит до суда, таможня далеко не всегда его выигрывает.

– Мы тоже требуем от таможенников на местах в первую очередь учитывать цену сделки. Мы здесь ничего не изобрели. Шесть методов определения таможенной стоимости – это мировая практика. Но когда нам приносят фиктивные контракты, где указаны в природе не существующие цены, мы не можем их принимать. У нас есть каталоги и справочная информация, на основании которой таможенник делает выводы. Ведь порой до абсурда доходит – некоторые умудряются занижать цены в 10 раз.

Нарекания по определению таможенной стоимости есть везде. Только в западных странах правосознание другое и у участников ВЭД, и у граждан. У нас же хотят не 30% прибыли иметь, а сотни процентов.

Вот пример. Звонит очень большой, уважаемый руководитель. Попросил принять представителей компании, у которой проблемы с определением таможенной стоимости. Я дал поручение своим специалистам разобраться. По декларации получается, что везут части обуви, бывшие в употреблении. А на самом деле – хорошая новая обувь. То есть, используя [административный] ресурс, звонили мне, чтобы минимизировать свои платежи. Да разве так можно? Если так работать, мы никогда не построим рыночные отношения. Пусть все работают в равных условиях.

Сегодня таможня не вправе устанавливать правила для участников внешнеэкономической деятельности и издавать нормативные акты. Установление порядка определения таможенной стоимости – это прерогатива Министерства финансов. Ну так и все карты в руки – бизнесу, депутатам, министерствам. Давайте, создайте нам такие правила, чтобы не принимал таможенник субъективных решений.

Мы, в свою очередь, призываем компании максимально использовать информационные технологии и электронное декларирование. Если хочешь быть прозрачным – передавай нам всю информацию. И тогда вопросы стоимости отпадут.

Я понимаю озабоченность компаний, которые хотят быть прозрачными. Им на фоне незаконопослушных тяжело. Мы будем стараться информационными технологиями бороться с теневым импортом. Не надо забывать, что в нашей работе есть и правоохранительная составляющая – с помощью оперативно-розыскной деятельности мы также боремся с всевозможными нарушениями.

– А как поможет электронное декларирование в решении проблемы определения таможенной стоимости?

– Обычно фирмы работают не на авось – сегодня взяли партию товара, купили и повезли. У компаний есть долгосрочные контракты. Пока товар еще даже не загружен – покажи свой контракт, электронное декларирование это позволяет. Можно за неделю, за месяц, за полгода обсудить все вопросы с таможней. У нас могут возникнуть сомнения, но их можно разрешить, и мы уже не будем к этому возвращаться. У нас же есть возможность принимать цены от производителей, даже если они достаточно низкие. А если мы приняли стоимость, то товары будут очень быстро перемещаться – электронная декларация оформляется за 25 минут.

И совсем другое дело, когда вопрос со стоимостью нужно урегулировать в момент прихода товара. На то, чтобы убедить таможенника в реальности заявленных цен, уже не остается времени.

– Насколько сейчас распространено электронное декларирование и есть ли у ФТС прогноз, когда, например, 5% от всех деклараций будет оформляться таким образом?

– Мы два года проводили эксперимент в Москве, на Каширском посту, по электронному декларированию, а за последние полгода такая опция появилась на восьми таможенных постах в Московском регионе. Мы только начали, и пока оформлено лишь несколько тысяч деклараций. Сейчас около сотни компаний пользуются электронным декларированием. Например, IКЕА проводит 30% своих деклараций в электронном виде. Я недавно встречался с руководителями компании, и они рассказали, что планируют к концу года довести электронное декларирование почти до 100%. И это при том, что у них гигантская номенклатура и тысячи поставщиков. Кстати, среди компаний, которые первыми воспользовались электронным декларированием, было много шведских. Дело в том, что в Швеции электронно оформляется более 90% деклараций, и компании заинтересованы работать в России аналогично.

Этот год должен стать переломным. Мы планируем запустить электронное декларирование на 56 постах по всей России и рассчитываем, что российские компании тоже начнут активно использовать новые возможности. Уже сейчас по этой схеме с нами работает фабрика “Большевичка”.

Понятно, что одного желания компании недостаточно. Нужно подготовить специалистов, установить оборудование, купить программные продукты. Это право, но не обязанность. Поэтому мы не ставим себе никаких целей по количеству оформленных деклараций. Главное – создать условия. Если кому-то удобнее в бумажном виде работать, то это нормально.

– Будет ли введена предотгрузочная инспекция?

– Будет – не будет… это вопрос не ко мне. Как решит правительство, так и будем работать.

– Но вы за или против?

– Вы знакомы со странами, которые применяют эту схему?

– Нет.

– Посмотрите. Это 40 стран, в основном Африканский континент. В Европе их нет. 5–6 лет назад пробовали эту форму внедрять Молдавия и Казахстан и в течение года напрочь отказались. Комментарии излишни. Если бы это ввели только на тех направлениях, где идет неорганизованная торговля, например на товары из Юго-Восточной Азии, я бы согласился, что, наверное, эта мера оправданна. Там отсортируют товары, стоимость определят, сертификация будет нормальная.

Но какая сейчас необходимость привлекать посредника? Все равно это только предварительная информация для таможенника. Он лично принимает решение выпустить товар или не выпустить и несет при этом уголовную ответственность. Кто ему гарантирует, что там нет контрабанды? Это не тот путь развития таможенной службы. Сегодняшний путь – это внедрение информационных технологий, а не предотгрузочная инспекция.

К тому же на те товары, по которым будет действовать предотгрузочная инспекция, придется снижать на 1% ставки таможенных пошлин. Это плюс бюджету или минус? Ее вводят там, где вообще нет таможенных администраций. А у нас дела идут неплохо. В прошлом году мы собрали 1 трлн 219 млрд 500 млн руб. – это на 462 млрд руб. больше, чем в 2003 г. А сборы по импорту увеличились на 101 млрд руб., т. е. на 29,1%. При этом приток импорта увеличился на 30%, т. е. практически на то же значение. Но ставка НДС в прошлом году была 18%, а не 20%, как в 2003 г. И курс доллара упал. А денег собрали намного больше. Это неэффективно служба работает? Нужна предотгрузочная инспекция?

Будет немного обидно, если такое решение примут. Но прежде всего это ударит по бизнесу, для них это будет дополнительным тормозом.

– Пример ФСФР показывает, что административная реформа с отделением правоприменения от правоустановления – это не догма. Считаете ли вы, что ФТС необходимы функции нормотворчества?

– Наша служба оперативная и требует принятия оперативных решений. Раньше мы видели проблему, знали, как ее решить, сразу подписывали приказ и при этом не были бесконтрольны – Минюст проверял все наши приказы на соответствие закону. Это плохо или нет? Сейчас есть еще одна инстанция, которая отвечает за выпуск приказов.

Но без практики правоприменения хорошие нормы не сделать. Поэтому мы не выключены из нормотворческого процесса. Это было бы абсурдно, не по-государственному сидеть и кивать на министерство [экономического развития]. За конечные результаты я, как руководитель службы, несу персональную ответственность. Мы обязаны готовить проекты нормативных актов или подсказывать руководству министерства – мы так и делаем.

Хорошо, что за те полгода, пока мы имели право принимать решения в рамках ГТК, мы большую часть нормативной базы сформировали. Оставшиеся проблемы мы сейчас вместе с министерствами решаем. И чем дальше, тем больше притираемся и понимаем друг друга.

Я не драматизирую ситуацию, но мы единственная служба под двумя министерствами. Где вы видели такое?

– До сих пор нет ни одного приказа Минфина или Минэкономразвития, относящегося к таможне...

– Ну почему, кадровые были. Уже есть два приказа, о которых я говорил...

– Многие рядовые сотрудники говорят, что время подготовки приказов увеличилось в три раза.

– Эта проблема есть, и было бы нечестно о ней молчать, тем более что об этом постоянно говорит бизнес. Все упрекали нас, что таможня злоупотребляет своим положением. Ну а сейчас, как говорится, почувствуйте разницу. Если бы у нас был другой статус, десятки приказов вышли бы.

– Вы будете просить вернуть ФТС право издавать приказы?

– Нет, так вопрос ставить неправильно, я готов работать в нынешнем формате. Но естественно, мне бы хотелось, чтобы решения принимались оперативнее.

– У таможенников начиная с момента перехода к рыночной экономике появился устойчивый имидж коррупционеров. По вашим ощущениям, уровень коррупции в таможне выше или ниже, чем в других ведомствах?

– Действительно, когда с руководством службы встречаются, то нет ни одного корреспондента, который бы не спросил о коррупции. Проблема коррупции есть. Но можем ли мы жить в отрыве от общества? У взятки две стороны: всегда есть тот, кто дает, и тот, кто берет. В первую очередь у нас коррумпирован бизнес. Последние годы поставили его в такие рамки, что он не хочет работать по правилам.

Ведь где в таможне коррупции больше? Разве наши инспектора постоянно вымогают деньги у туристов, которые приезжают или возвращаются из-за границы? Нет, больше всего коррупции в торговом обороте. Компании заинтересованы минимизировать свои издержки, и для них легче договориться с нашим братом, чем платить пошлины.

И опять вернусь к информационным технологиям. Разве с компьютером можно договориться, взятку дать? Удобен ли он для серого бизнеса? Как только электронное декларирование станет массовым, уровень коррупции снизится, и эти люди уйдут из бизнеса.

Еще одна проблема – слабая социальная защищенность. У нас в прошлом году 6000 человек уволилось. Если бы у нас были хлебные места, так к нам бы потоком рванули, а у нас проблема с комплектованием кадрами. Разве посадишь человека с высшим образованием за компьютер за $100 в месяц, это же просто абсурд.

– Какую зарплату вы можете предложить молодому москвичу, чтобы он после института пришел к вам и работал честно?

– У каждого чиновника свои запросы. Цифру я не могу назвать, но мы живем в обществе и должны ориентироваться на средние запросы. Мы не ставим вопрос о том, чтобы получать гораздо больше, чем все другие чиновники.

Но мы не должны получать и меньше, чем другие чиновники, в том числе из правоохранительных органов. Если бы по уровню зарплаты мы вышли хотя бы на уровень других правоохранительных структур, то мы бы сделали огромный шаг и в подборе кадров, и в социальной защищенности, и в стабильности, и в борьбе с коррупцией.

Самый яркий пример – это различие в уровне зарплат пограничников и таможенников, которые зачастую работают рядом. У нас в таможне 85% рядовых сотрудников имеют высшее образование. В погранвойсках служат контрактники со средним образованием. Таможенник при этом пропускает грузы на миллионы долларов и во всем мире у него зарплата выше, чем у пограничника. А у нас она в 2–2,5 раза меньше! Это нормально? Хотя и у пограничников зарплата невысокая, они там тоже жалуются.

– Многие российские компании жалуются на массовый характер контрабанды с Украины. Будете ли вы бороться с низкой эффективностью таможенного контроля на границе с соседней республикой?

– Конечно, мы знаем о контрабанде. В некоторых приграничных районах дома превратились в склады. Вокруг пунктов пропуска тысячи объездных дорог и троп, по которым переправляют товары в Россию с поддельными документами.

Не располагая упреждающей информацией, без сотрудничества с украинскими коллегами бороться сложно, но мы все больше внимания уделяем этой проблеме. Мы десятками задерживаем нарушителей помимо пунктов пропуска, наказываем их, заводим уголовные дела.

Сейчас вырисовывается неплохая перспектива – есть целевая программа, смысл которой в том, чтобы внедрить на всей границе технические средства, позволяющие осуществлять контроль за границей без большого числа пограничников и контрольно-следовой полосы. Я уверен, что если программа будет реализована до 2010 г., то многие вопросы снимутся. Одновременно с этим мы договариваемся с украинскими коллегами об упрощении таможенных процедур для легальных импортеров.

– Периодически на контрольно-пропускных пунктах возникают очереди. Занимается ли таможня этой проблемой?

– Мы постоянно занимаемся очередями, даже берем на себя обязательства по сокращению времени нахождения автомобилей в пунктах пропуска. Вскоре Минэкономразвития при участии ФТС и ФПС внесет в правительство концепцию двух служб. Сегодня на границе находятся семь контролирующих органов, в том числе транспортная, карантинная, фитосанитарная инспекция, и каждый проверяет проходящие грузы. А мы хотим, чтобы на границе остались только мы и пограничники. Остальные инспекции дадут нам или пограничникам базу данных, мы этой базой будем пользоваться, и если будет необходимость пригласить, например, ветврача, то мы его будем звать в пункт пропуска. Это должно уменьшить время оформления транспортных средств.

Мы также стараемся расширять сами пункты пропуска. Впрочем, не стоит забывать, что товаропоток увеличивается с каждым годом, а дороги остаются прежними.