ВОВ предков


“Потомок” – уже вторая пьеса драматурга из Стерлитамака Владимира Жеребцова, выпущенная в Театре п/р Табакова. Первой были “Солдатики” – история о службе на Байконуре в 1980-х, рассказанная на драматургическом языке примерно той же поры. Архаизм “Солдатиков” искупался, впрочем, добротностью, но как раз этим качеством новая пьеса не обладает.

Жеребцовский “потомок” – это молодой балбес, от скуки забредший в краеведческий музей и вдруг попавший в 1942 г. На месте музея – полуразрушенный госпиталь под обстрелом. Вместо экскурсовода – женщина-врач, юная медсестра, косноязычный красноармеец Юлай (“Рука подымай, угол вставай!”) и усомнившийся капитан НКВД. Довольно много сценического времени уходит на объяснения, что центральный персонаж – не псих, а прибыл из будущего. Потом почти все героически гибнут, успев покурить и сказать пару слов о главном, а “потомок” с криком “За Родину!” палит из пулемета в окно и попадает обратно в музей, где немедленно требует не разбирать посвященную Великой Отечественной войне экспозицию.

Галиматья, словом, редкая, и остается только гадать, почему “потребность еще раз рассказать о неоценимом подвиге наших отцов и дедов” (как объясняет намерения театра программка) выразилась таким жалким образом. Несуразность текста очевидна, кажется, всем – и зрителям, и актерам. Первые смеются, вторые пытаются как-то скрыть чувство стыда – особенно драматично это выходит у Андрея Смолякова, который играет капитана НКВД, а кроме того, значится в числе тех, кто работал над спектаклем (два других сорежиссера – Искандэр Сакаев и Олег Табаков). Я даже сомневаюсь, что “Потомок” дотянет до юбилея Победы: откровенно неудачные постановки Табаков уже не раз убирал из репертуара.

А пока этого не произошло, у публики есть-таки возможность совершить театральное путешествие во времени; только не в 1942-й, а в те годы, когда спектакли, подобные “Потомку”, были обязательной программой к Дню Победы. Любопытно, впрочем, другое.

При всей драматургической беспомощности конфликт в пьесе Жеребцова занятен в том смысле, что основан на языке: когда “потомок” рассказывает “предкам” о будущем, они не в состоянии понять в его сленге ни слова. Анекдотичность ситуации, однако, не в этом, а как раз в обратном: “Потомок” со всей наглядностью демонстрирует невозможность рассказать что-либо о прошлом – ориентировка Жеребцова в театре боевых действий такова, что на каждом шагу он упирается в самый избитый драматургический штамп времен развитого социализма. Броня советской патриотической стилистики не просто крепка, она абсолютно непробиваема. И если драматург в силу возраста не может помнить саму войну, то способ ее репрезентации в официальном искусстве помнит превосходно. Обязан помнить. “Потомок”, собственно, как раз об этом.