ПОЛИТЭКОНОМИЯ: Бессилие принуждения
Еще пять лет назад предложения заключенного Ходорковского об ограничении президентской республики в России выглядели бы совершенной экзотикой. Напротив, просвещенный слой, настроенный на модернизацию страны, решительно надеялся на сильного и современного лидера, который мог бы противостать боярской алчности губернаторов и олигархов, равно как и левому популизму. Владимир Путин, видно, нарочно был послан нам, чтобы показать злоупотребления и опасности этих надежд. Показать, как мечта о “сильном лидере” оборачивается гротескным искажением всего государственного устройства и бюрократическим параличом и как те, кто рекрутировались новой властью в качестве “государственников”, предстают вдруг недалекими махинаторами. А русская государственная мысль вновь плутает между тремя соснами – самовластьем, боярской олигархией и напором разгневанной толпы.
И мучает меня одна история. В ночь на 19 января 1730 г. император Петр II, сын несчастного Алексея, умер от оспы. Мужская ветвь династии Романовых пресеклась. На совещании Верховного совета кн. Дмитрий Голицын предложил остроумный план: пригласить на царство племянницу Петра I Анну Иоанновну, герцогиню Курляндскую, одновременно предложив ей подписать бумагу об ограничении своих самодержавных прав в пользу Верховного совета. План выглядел весьма прогрессивно и был как будто подражанием “шведской системе”, где после смерти самовластного Карла XII власть его сестры на троне была ограничена в пользу дворянского парламента. Но он игнорировал завещание императрицы Екатерины I, согласно которому после ее смерти право наследования переходит к Петру II, а в случае его смерти без наследников – возвращается к дочерям Петра I от второго брака – Анне и Елизавете и их наследникам. Голицын не только знал о завещании, но и некогда целовал крест на верность этому документу.
Князь Голицын был вполне достойным государственным мужем, человеком с понятиями и никак не клятвопреступником. И все же без особых терзаний он обошел законное завещание. Почему? Да потому что и избрание Екатерины в 1725 г., и ее завещание не считал законными. А целовал крест на верность сначала ей, а затем ее тестаменту лишь по той причине, что отказ почти неизбежно обрекал его на разорение фамилии, отъем имений, убийственную ссылку или быструю казнь. Так клятвы, договоры и узаконения, принятые под силою принуждения, немедленно переставали действовать, как только эта сила ослабевала. Российские правители раз за разом лили кровь своих сограждан и совершали массу несправедливостей, мечтая придать прочность своей системе правления, но, как оказывалось, строили лишь карточные домики. Принуждение есть, может, и необходимое свойство государственности, но не есть ее основание. Оно не скрепляет клятвы и законы, а обесценивает их.
Не избежали этой ловушки, впрочем, и сами верховники. Ограничив власть императрицы в пользу Верховного совета, в который входили, по сути, представители всего двух фамилий – Голицыных и Долгоруких, они выступили не представителями воли знати, но узурпаторами ее. А потому, опираясь на недовольство обойденных, Анна Иоанновна, легко подписав поначалу кондиции, затем почти так же легко их “изодрала”. Ну а верховники отправились по той самой дороге, на которую они так страстно, до клятвопреступления стремились не попасть.