Андрей Козицын, гендиректор “УГМК-Холдинга”
– А с нынешним собственником – Группой ЧТПЗ – не пробовали договориться?
– Нет. Это не месторождение, а пока только заявленная площадь с огромными ресурсами определенных видов металлов. Чтобы это стало месторождением, надо еще поработать, разведкой заняться, подтвердить запасы. Победил в нем “Норникель” в конечном итоге.
Гендиректор “УГМК-Холдинга” Андрей Козицын работает в медном бизнесе больше четверти века. Начав электрослесарем на “Уралэлектромеди” (ныне – головное предприятие УГМК), он уже больше двух лет возглавляет управляющую компанию группы – “УГМК-Холдинг”. На рынке считают, что Козицын – не просто наемный менеджер, а младший партнер известного магната Искандера Махмудова. Впрочем, сам Козицын говорит, что владеет лишь небольшим пакетом акций “Уралэлектромеди”. Но он не исключает, что УГМК – до сих пор одна из самых закрытых металлургических компаний России – со временем станет публичной и раскроет все свои тайны.
– Какова среднесрочная стратегия развития УГМК и что сейчас для компании является главной задачей?
– Главное для нас сегодня – это модернизация производства и приведение основных фондов наших заводов в состояние, соответствующее техническим параметрам XXI в., а не 50-м гг. прошлого столетия. Вторая большая задача – решение сырьевой проблемы и, если говорить о цветных металлах, переход на продукцию так называемого пятого или шестого передела (круглый и плоский медный прокат. – “Ведомости”).
Предприятия черной металлургии, которые входят в нашу компанию, уже выпускают конечную продукцию. Сейчас работаем над тем, чтобы модернизировать технологическую составляющую этих производств. Например, наш Серовский метзавод полностью реконструируется и через два года по уровню технологий уже ничем не будет отличаться от подобных предприятий в Западной Европе.
В сфере корпоративного управления и подготовки к IPO УГМК нам еще предстоит консолидировать акции заводов до квалифицированного большинства. В этом году впервые появится консолидированная финансовая отчетность УГМК за 2004 г.
– Конечная цель для вас – это выход на биржу?
– Для начала нужно решить задачи, о которых я сказал. Затем мы начнем консолидировать собственность в рамках единой акции. И только после этого можно будет думать об IPO.
– Размещаться УГМК планирует на западных рынках?
– Все будет зависеть от того, какие цели мы будем преследовать на тот момент: будет ли перед нами стоять задача расширения сырьевой базы или, например, приобретения какого-либо актива. Если в конкретный период времени нам на эти цели потребуются серьезные средства, то скорее всего это будет западный рынок.
– О приобретении активов вы говорите гипотетически или уже ищете объект для покупки?
– Не гипотетически. УГМК может купить что-либо, если это будет экономически выгодно и будет иметь перспективы развития.
– В России или за границей?
– Точно не за границей. Чтобы приобретать профильные для нас медеперерабатывающие активы за рубежом, надо прежде всего иметь дополнительные источники сырья. А у всех месторождений за пределами нашей страны свои хозяева, которые имеют вполне определенные планы на их разработку. С учетом того, как складывается рынок, продавать никто ничего не собирается.
– И все же какие проекты УГМК нуждаются в таких серьезных инвестициях, для привлечения которых вам потребовалось бы провести IPO?
– Мы должны стать в техническом смысле такими же, как и любое европейское предприятие. Только в 2004 г. мы пустили больше 10 млрд руб. на техническое перевооружение – это лишь один из примеров того, на что нам нужны средства. Потом мы планируем серьезно развивать цинковый бизнес. Этим металлом мы начали активно заниматься с конца 2003 г. В ближайшие годы прогнозируем прирост производства цинка где-то на 40%. Сейчас у нас примерно 130 000 т цинка в концентрате в год, в течение двух-трех лет будет уже где-то 170 000–180 000 т. Мощность нашего владикавказского завода “Электроцинк” – 100 000 т. Остальное [сырье] мы вынуждены реализовывать на рынке, конкурентам. Но продавать сырье – вещь грустная и малоэффективная. Логичнее задуматься о новых мощностях по переработке. Сейчас мы рассматриваем вариант строительства еще одного цинкового завода в Башкирии мощностью 100 000 т в год. Такое обязательство мы взяли на себя, подписав договор с Республикой Башкортостан. Стоимость этого проекта – на уровне $200–250 млн.
– Вы предпринимали попытки купить Челябинский цинковый завод?
– Его предыдущие хозяева такое предложение от нас получали. Но продали не нам.
– Нет. Они завод рассматривают как долгосрочный бизнес и серьезно этим занимаются. На сегодня мы с ними просто конкурируем.
– Конкурс по Удокану для вас еще актуальная тема? Министр природных ресурсов Юрий Трутнев заявил, что Удокан попадет в список месторождений, на аукцион по которым не допустят иностранцев. Это может как-то повлиять на расклад сил?
– Мы неоднократно заявляли, что будем принимать участие в борьбе за Удокан независимо от условий реализации прав на это месторождение. От своих планов отказываться не собираемся. Что же касается проведения закрытого аукциона, то, планируя ограничить участие иностранцев, государство защищает национальные интересы и способствует тому, чтобы запасы стратегических месторождений работали на Россию. По крайней мере наша компания всегда была заинтересована именно в глубокой переработке удоканского сырья на территории России.
– Недавно был конкурс по Быстринскому медному узлу (Читинская обл.). Вы в нем участвовали?
– Как вы думаете, “Норникель” тоже пойдет на Удокан? Это усложнит для вас задачу победы в аукционе…
– При таких высоких ценах на металлы заявиться на Удокан может практически любая металлургическая компания – и не металлургическая тоже. На самом деле все условно. Надо понимать, что Удокан – это в первую очередь актив, который – с учетом ситуации в нашей медной подотрасли, с учетом Китая с его огромным сырьевым дефицитом – можно разыграть очень выгодно. И не обязательно, что разыгрывать этот козырь будут только металлурги. За право обладать им может побороться практически любой.
– Если с Удоканом не получится, как вы будете решать сырьевую проблему? Ведь у УГМК не такие большие запасы сырья…
– Не пропадем, не волнуйтесь. Мы решаем эту проблему. В прошлом году УГМК получила в доверительное управление на пять лет три горно-обогатительных комбината в Башкортостане. Сейчас мы развиваем их сырьевую базу. Один из главных моментов в этой программе – строительство ГОКа на базе Подольской группы месторождений. В прошлом году мы получили первую руду на Рубцовском ГОКе в Алтайском крае. Планируем, что в этом году там появится еще и обогатительная фабрика на 400 000 т в год.
Есть еще Северный медно-цинковый рудник на севере Свердловской области, где мы начали разработку Тарньерского месторождения. Плюс реализуется программа стратегического развития нашего основного сырьевого актива – Гайского ГОКа.
– Эти объекты способны закрыть ваши потребности в сырье?
– С учетом производственных мощностей, которые мы имеем сегодня, – да. Ведь рынок лома [цветных металлов] тоже никто не отменял. И сегодня в структуре загрузки компаний УГМК сырьем примерно 30–35% составляют отходы цветных металлов. Но здесь есть проблема. Если мы вдруг вступим во Всемирную торговую организацию, то пошлина на лом, которая сейчас составляет 50%, будет отменена. И останется ли такое количество лома в стране – это вопрос. Ведь западный рынок работает на том же сырье, и нам сложно будет конкурировать с западными компаниями по ценам.
– Акции башкирских предприятий, которыми вы управляете, потом перейдут в собственность УГМК?
– Если мы в течение пяти лет реализуем программу, разработанную вместе с правительством Башкортостана, то должен быть утвержден механизм, по которому мы должны стать соучредителями переданных нам в управление предприятий.
– Как выстроена структура “УГМК-Холдинга”? Какая из его компаний является центром прибыли?
– Управление финансами происходит через ООО “УГМК-Холдинг“. Это же ООО является и центром прибыли холдинга.
– Все ваши торговые операции идут через Торговый дом “УГМК”?
– Не все. Большая часть идет через “УГМК-Холдинг”, а остальное – через Торговый дом.
– Какова сейчас структура сбыта УГМК и не планируете ли вы ее менять?
– В прошлом году мы произвели чуть больше 340 000 т медных катодов. Большая часть этого объема была экспортирована, но уже не как медь в чистом виде, а как готовая продукция: мы переработали свыше 90% своих катодов. С этого года на экспорт уходит только медная катанка, которая имеет более высокую добавленную стоимость. В 2004 г. мы произвели 252 000 т, и около 70% из этого объема мы отправили на экспорт.
А увеличивать производство и сбыт нам есть для чего. Россия в три раза отстает по потреблению меди от европейских стран. Но если темпы роста внутреннего потребления сохранятся на нынешнем уровне – 15–20% в год, в конечном счете Россия даже может превратиться в импортера меди. Перспективы внутреннего рынка – это в краткосрочном плане кабельная промышленность, а в долгосрочном – строительство и ЖКХ. Мы, кстати, уже начали осваивать эту нишу. С начала прошлого года сотрудничаем с сербским заводом Majdanpek, где по толлинговой схеме из трубной заготовки Кировского ОЦМ производятся медные трубы. На российском рынке их продвигает тоже ОЦМ. Этот рынок с потенциалом, но мы только в начале пути – ГОСТ на применение медных труб в строительстве был принят лишь на позапрошлой неделе. Теперь можно ожидать более стремительного развития событий.
– Состав акционеров УГМК держится в строгой тайне. Не могли бы вы снять завесу секретности и рассказать, кто входит в число собственников компании и какой пакет принадлежит вам?
– Думаю, что состав акционеров УГМК будет раскрыт в свое время, могу лишь сказать, что сам я являюсь акционером не УГМК как управляющей компании, а “Уралэлектромеди”.
– На рынке говорят, что между акционерами УГМК существуют противоречия. Якобы в прошлом году у вас был конфликт с Искандером Махмудовым…
– Это слухи, которые кто-то распускает, а пресса их транслирует. На самом деле это чушь полная. Работали и работаем вместе.
– Непрофильные активы, например Шадринский автоагрегатный завод, вы планируете развивать в рамках холдинга или есть другие планы?
– Шадринский автоагрегатный завод и “Оренбургский радиатор” – самодостаточные предприятия и будут развиваться в рамках инвестиционного плана, который для них утвержден. Хотя зависимость [от основного бизнеса] есть. В Шадринске мы два года назад начали производить теплообменники по современной технологии “Купробрейз”. И под это производство в течение двух лет на Кировском ОЦМ планируем организовать выпуск медной ленты по типу “евростандарт”. По меркам ОЦМ это большое и серьезное производство стоимостью $27 млн.
– Цены на медь сейчас находятся на пике. Как это отражается на вашей чистой прибыли?
– По итогам 2004 г., думаю, выйдем на отметку около 6 млрд руб. Но мировые цены – вещь слишком непостоянная, чтобы строить на их основе долгосрочные стратегии. Вот три года назад был абсолютный минимум – $1500–1600 за 1 т.
Сейчас, конечно, лучше. Самое главное – что в рамках холдинга нам удается перераспределять прибыль, потому что часть предприятий просто убыточна. Если взять, к примеру, Чили – мирового лидера по производству меди, то они работают на окисленных рудах. И принцип затрат там совершенно другой – они намного ниже. Мы работаем на сульфидных рудах, у нас пирометаллургический передел. И зима восемь месяцев в году. Затраты от этого не уменьшаются.
– Как долго еще сохранится благоприятная конъюнктура?
– Делать такие прогнозы – занятие неблагодарное. Грубо говоря, завтра ЦБ перестанет сдерживать курс доллара и доллар опустится до 15 руб. или даже 10 руб. И все наши цены станут дыркой от бублика, как это было в 1995–1998 гг., когда все металлурги, связанные с экспортом, несли большие убытки. Затраты в рублях будут расти, а рублей мы будем получать намного меньше. Если курс будет стоять или доллар станет подороже, тогда мы от этого выиграем.
Кроме того, есть еще тарифы естественных монополий. При расчете наших бюджетов и техпромфинпланов на 2005 г. мы закладывали средние цены на медь по итогам прошлого. Поэтому дай Бог, чтобы мы сохранили прошлогодний уровень прибыли.
– Вы возглавляете комитет по металлургии ТПП РФ. Считается, что вы его и создали. Помог ли он вам за два года решить какие-то проблемы?
– Здесь не идет речь о саморекламе или лоббировании каких-то узкоспециализированных интересов. В комитете собраны все крупнейшие металлургические компании страны, поэтому его работа объективно отражает ситуацию в отрасли. Если говорить о конкретных результатах, то это, например, учет предложений металлургов в законопроектах, которые в свое время обсуждались в нашем комитете. Конечно, приняты они были не целиком в предлагаемой нами редакции, но нам удалось повлиять на конечное содержание этих законов. Так было, например, с законами о реформировании РЖД, по отдельным вопросам землепользования, налогам. Мы работаем по вопросам энергетики, транспорта, недропользования, технического регулирования, таможенной политики. При обсуждении, как правило, присутствуют представители профильных министерств, депутаты Госдумы. Поэтому все это – далеко не пустые разговоры, а попытка цивилизованно через исполнительную и законодательную власть повлиять на ситуацию.
– Вы воспринимаете работу в комитете только как площадку для решения проблем с чиновниками или для вас это плацдарм для выхода в федеральную политику? Ходят слухи о том, что вы можете вступить в “Единую Россию”…
– Нет, в политику я не собираюсь. И в партию вступать – тоже.
– УГМК присутствует в Алтайском крае, губернатором которого в прошлом году стал юморист Михаил Евдокимов. В его избирательной кампании УГМК не принимала участия?
– Нет.
– Ни разу не виделись, не знакомы?
С Евдокимовым я знаком. После выборов я летал туда, познакомился. И в Москве встречались. Но тема встреч – лицензии на строительство. Руда на Алтае у нас есть, будем там дальше развивать производство. Кроме того, мы подписали с Евдокимовым соглашение о социальном партнерстве, подобное тем, которые подписаны с другими губернаторами в регионах, где мы работаем.
– Ваша компания занимается благотворительностью в Свердловской области. А вы участвуете в каком-нибудь крупном благотворительном проекте федерального масштаба?
– Мы работаем в девяти регионах. У нас практически везде подписаны соглашения с губернаторами по социальному партнерству. По этим соглашениям мы несем значительные затраты, связанные с социальной сферой регионов. Понятно, что для нас это непрофильно, но мы на это идем. И фактически в каждом городе, где есть наши предприятия, мы или восстанавливаем, или строим храмы.