Перец Реверте


Никакого прекрасного вымысла, широкого полета фантазии, смелых героев и восхитительных героинь. Напротив, короткие трех-четырехстраничные тексты, слишком конкретное и изрядно прессингующее журналистское “я”, эмоционально пышущее на столь бесконечно далекую от нас испанскую злобу дня. Вот уже более 10 лет Перес-Реверте еженедельно публикует свои колонки в популярном журнале “Семанале” – его “труды и дни” за период 1998–2001 гг. составили в итоге оперативно переведенную на русский 500-страничную книгу.

Отечественные издатели действительно поторопились. Статьи, напичканные мало что-либо говорящими нам испанскими реалиями, звучными фамилиями тамошних деятелей политики и культуры разного рода, нуждались, конечно же, хотя бы в минимальном комментарии (представьте себе, как должны восприниматься где-нибудь на противоположном краю Европы, скажем, “известинские” подвалы Максима Соколова). Достойна особого упоминания и критическая масса незамеченных опечаток, что, впрочем, в современном российском суетливом книгоиздании стало едва ли не доброй традицией.

Все это не может не вызывать досады у читателя, взявшего книгу в руки с серьезными и добропорядочными намерениями. Но еще большее раздражение вызывает поначалу насквозь пронизывающее ее глумливое настроение, желчный пафос носителя истины в последней инстанции. Автор и впрямь, кажется, вознамерился оскорбить всех и вся, камня на камне не оставить от его горячо любимой родины в ее нынешнем виде.

Понятно, что Пересу-Реверте, с головой ушедшему в “прекрасное далеко”, в золотой век испанского всемогущества, откуда он может полными пригоршнями черпать сюжеты, персонажей и вдохновение для своих прихотливо барочных романных конструкций, сегодняшнее положение его страны горячо не по нраву. Да и не только лишь ее одной: “Не думаю, что была когда-нибудь эпоха, когда кретины имели так много власти, когда идиоты были так самодовольны...” – это еще один из самых мягких приговоров писателя современности. Исполненным мизантропии, усталым, но все еще острым взором ушедшего на покой корсара, флибустьера на покое (а литератор до самого недавнего времени активно заявлял о себе на поприще военного репортерства, побывав не в одной “горячей точке”) он печально смотрит “на наше поколенье” и пригвождает его к позорному столбу. Острейшие приступы пароксизма вызывает у него буквально все: высказывания и решения государственных мужей, телепередачи, почтовые марки, Санта-Клаус, случайно подсмотренные на улице бытовые сценки, индустрия современной моды. На орехи с целой кучей неслабых оскорблений достается и Хавьеру Солане, и Хосе Марии Аснару, и “трем тенорам”, и куче неизвестных нам лиц, и (почему-то пребывающему в особой не чести у автора) кинорежиссеру Педро Альмодовару.

Можно было бы сказать – нам бы ваши заботы, господин Перес-Реверте, и на этом удовлетворенно успокоиться. Однако вдруг внезапно прорывающаяся в отдельных эссе чистая нота истиной трепетности, обезоруживающего преклонения перед тем, сколь разнообразным, в том числе и подлинно великим и трогательным, может оборачиваться мир, решительно не дает этого сделать. В тех случаях, когда писатель резко и, наверное, сознательно меняет тональность и говорит об “уходящей натуре” завсегдатаев портовых кабачков, о любимых актерах старого кино, о волхвах своего детства, вытесненных “тучным бородачом”, наконец, о плюшевом мишке, которого сжимал в руках скорее всего обреченный парнишка-беженец, – во всех этих случаях ты отчетливо понимаешь, что все не так уж однозначно просто. И все эти “намерения оскорбить” вызваны отнюдь не красивой саморекламной позой преуспевающего литератора, а тем стучащим в горячее сердце импульсом, который с тяжелой руки русского классика обрел крылатую формулу “не могу молчать”.

И Артуро Перес-Реверте с кучей своих гневных и часто несправедливых, обидных филиппик вдруг вырастает до фигуры, может быть, не самого одаренного, но, несомненно, настоящего писателя, а также рыцаря – верного наследника Дон Кихота. Упрямо стоящего в передовой колонне обреченного отряда “лишних людей” и сжимающего в ладони эфес детской сабельки – пронесенного через всю жизнь давнего подарка волхва Гаспара.