Проект “Б”: Дети Розенталя
Суета вокруг оперы Десятникова на либретто Сорокина, спровоцированная депутатом Неверовым и поддержанная внушительным количеством думцев, напомнила мне случай примерно десятилетней давности. Я поспорил с одной девушкой – очень умной, как теперь говорят, “хорошо артикулированной”, но принадлежащей к самой рафинированной гуманитарной интеллигенции и поэтому слегка тенденциозной в оценках. Речь шла о писателях “группы ЕПС” (Виктор Ерофеев, Пригов, Сорокин), которые у мейнстрима тогда еще считались хулиганами, анфан-терриблями, а вовсе не классиками, как сейчас. Смысл слов девушки был таков: я не хочу зависеть от однодневных мод и веяний, мне дорого только вечное. Зачем мне Ерофеев с богомерзкой “русской красавицей”, если у меня есть Шнитке, Мандельштам и Окуджава? И что же вы думаете? Правильно, угадали. Несколько месяцев спустя Большой театр представил оперу Шнитке на либретто Ерофеева – “Жизнь с идиотом”.
Коллективные мифологии часто устаревают. Мы сами не заметили, как оказались в таком культурном пространстве, где Владимир Сорокин – это один из скучноватых уже классиков, подлежащих академическим исследованиям, поставленным на поток экранизациям, театральным и оперным постановкам. Но интересно, что этот процесс очевиден не для всех. Депутаты, если они действительно такие пассионарии, должны были сказать, что Сорокин в Большом театре – это ретроградство, рутина, застой. Нужно брать в качестве либретто более актуальную литературу – Ирину Денежкину. А тут вместо этого старые штампы “Идущих вместе”: “порнография, мат, шоковые ценности”. Причем Сорокина депутаты не читали. Да и все равно бы при таком психологическом настрое они ничего бы там не поняли, кроме этих вот самых “ключевых слов”.
Но надо было быть Сорокиным, чтобы назвать либретто про клонированных гениев “Дети Розенталя”. Тут сразу и Франкенштейн, и доктор Борменталь, и “Дети Арбата”, и “дети лейтенанта Шмидта”, и какие-то стремные розенкрейцеры. Но смутный страх и трепет, возникающие при этих ассоциациях, не идут ни в какое сравнение с тем ужасом, который испытывает любой россиянин, которого в школе или университете обучали грамоте. Дело в том, что мы все действительно дети Розенталя. Но почему?
Ответом на этот вопрос служит Дитмар Эльяшевич Розенталь – автор пособий по орфографии и пунктуации, иллюстрировавший грамматические правила очень выразительными подчас примерами из большой литературы: “Через (не)сколько часов (пре)датель был (при)веден на (по)граничную (за)ставу и (рас)стрел(я)н (в) упор из (мало)калиберной винтовки”. Иногда, объясняя сложное правило, Розенталь приводил в качестве исключения пример на другое правило. От этого мы тупели, у нас ссыхались мозги. Русский язык начинал казаться слишком сложным. А правила приходилось просто медленно и отчаянно заучивать. А вдруг он делал это нарочно – чтобы превратить нас в тупых “мясных машин”, биороботов? По заказу Международного валютного фонда.
Тоталитарная традиция в системе образования, розенталевская грамматика предписаний, застывшие вкусовые и идеологические стереотипы – вот все это и приводит к курьезам. Выход – смотреть на все шире и внимательнее, размыкая взгляд, мыслить альтернативами, подвергать каждый “напрашивающийся” вывод строгой интеллектуальной проверке.