Классика по правилам


В “Ролане” будут показаны семь фильмов Сабо – каждый на одном-единственном вечернем сеансе (с понедельника по среду в 19.30, с четверга по воскресенье – в 19.15, но время уточняйте). Сняты они с 1966 по 1991 г.: “Отец”, “Улица Пожарных, 25”, “Доверие”, трилогия “Мефисто”, “Полковник Редль” и “Хануссен”, “Милая Эмма, дорогая Бёбе”. Именно в таком порядке. Все они получали призы главных кинофестивалей (включая Каннский и Берлинский). Четыре фильма от “Доверия” до “Хануссена” были номинированы на “Оскара” – взял его знаменитейший “Мефисто” (в советском прокате, понятно, именовавшийся “Мефистофелем”). Для киноманов СССР 70–80-х Сабо был одним из самых авторитетных иностранных режиссеров наряду с Феллини, Антониони, Висконти, Янчо, Вайдой, Трюффо, Годаром, Вендерсом. Новое поколение хуже знакомо с его картинами. Есть возможность компенсировать пробелы в кинознаниях.

– Господин Сабо, на российские экраны только что вышел ваш последний фильм “Театр” (в оригинале Being Julia) по роману Сомерсета Моэма. Голливудская звезда Аннет Бенинг, сыгравшая у вас вымышленную лондонскую театральную звезду 30-х, была номинирована на “Оскара”. Почему вы вдруг выбрали “Театр”?

– Экранизация этого романа позволила мне идеально отразить мои собственные мысли по поводу того, что есть искусство кино и чем оно отличается, например, от искусства литературы. Главная отличительная черта даже не монтаж, как считают некоторые, а крупный план. Кино позволяет крупно разглядеть человеческое лицо и понять, что происходит внутри личности, какие эмоции и драмы ее раздирают, – понять исключительно с помощью выражения глаз и мимики актера. Я давно убежден, что фильм удается либо не удается прежде всего по той причине, правильно ли режиссер подобрал актеров. “Театр”, который я впервые прочитал в 60-е, в этом смысле идеальное литературное произведение. В его экранизации не обойдешься без крупных планов – иначе не передать схватку характеров и психологий. К тому же это роман об актрисе. Актеры, играющие актеров, – всегда любопытно.

– Почему на роль англичанки вы выбрали американку Аннет Бенинг? Все-таки она представитель иной культуры. Да и произношение у нее другое.

– Это хороший вопрос. Мне всегда нравятся вопросы вроде “Почему вы женились именно на этой женщине?”.

– Но все-таки.

– Мне нужна была талантливая киноактриса, которая сумеет сыграть настоящую диву – великую актрису театральную. Потому что если она не будет выглядеть на экране талантливой, то история становится элементарно неинтересной. Аннет Бенинг талантлива и, помимо прочего, профессиональная театральная актриса, игравшая в пьесах Шекспира и Чехова. Она сделала серьезную театральную карьеру еще до того, как сыграла первые роли в Голливуде, и знает, что такое пребывать на сцене перед аудиторией в семьсот человек. Бенинг была первой в списке актрис, кому я хотел предложить роль Джулии Ламберт, – и сразу согласилась.

– “Театр” отчасти комедия. Вы вообще-то почти не снимали комедий. Таково ваше мироощущение?

– Это естественное мироощущение. Я родился и вырос в стране, которая испытала в XX в. слишком много потрясений. Сначала Венгрия была частью Австро-Венгерской империи. Потом стала фашистской. Потом, когда я был ребенком, пережила Вторую мировую. Потом наступил период сталинизма. Потом 1956-й год с оккупацией страны социалистическими армиями. Потом долгий странный социалистический период безвременья и застоя. Вы знаете, у меня как-то не было времени для того, чтобы смеяться. Поэтому все мои фильмы так или иначе погружены в политические и идеологические проблемы столетия. Они про жизнь, в которой было мало забавного. Хотя, конечно, я всегда верил в людей и старался наслаждаться жизнью и счастлив, что сделал то, что сделал. Тем более я не отношусь к тем режиссерам, которые спокойно выбрасывают деньги других людей в окно. Я рад, что мои картины, хотя я снимал про то, про что хотел, всегда становились известными и возвращали затраты. Это не вопрос денег, это проблема…

– Ответственности?

– Да, ответственности. Если вы режиссер – вы должны быть ответственным. В том числе исторически ответственным. Массовый кинематограф уходит сегодня от серьезных проблем века. Но я пытался как-то передать – даже в “Театре” – то ощущение, что это 1938 год. И скоро Германия вторгнется в Польшу и Чехословакию.

– В Москве покажут вашу знаменитую трилогию. Для меня загадка, как ее могли прокатывать в СССР – уже из-за одной темы “частный человек, которого ломают власть и система”. Трилогию объединял Клаус Мария Брандауэр. Вы сказали, что главное в кино – это выбор актера. Есть ли у вас сейчас любимые артисты?

– На самом деле я люблю всех актеров, работавших со мной. Я не могу выделить кого-то отдельно. Но должен сказать, что есть актеры, с которыми я очень хотел бы поработать. Например, у вас есть фантастически талантливый Олег Табаков. Я до сих пор не отказываюсь от идеи когда-нибудь снять с ним картину.

– Среди ваших ранних фильмов есть несколько посвященных Будапешту. Они достаточно легкие по настроению, несмотря на ваши слова, что вам было не до юмора. В то же время фильм начала 90-х “Милая Эмма, дорогая Бёбе” о бывших преподавательницах русского языка (вдруг ставшего ненужным), особенно веселым не назовешь. Не хотелось бы вам снять портрет современного Будапешта?

– Увы, нет. И уж точно, это получилась бы никак не комедия. Я не понимаю этот новый мир. Да, с одной стороны, там существует свобода. С другой стороны, разница в материальной жизни людей столь велика… Когда повторяют: “Солидарность, солидарность”, – я всегда отвечаю: “Что – солидарность? Какая? Кого с кем? Каково реальное имя этой солидарности?” Повторяю: я не очень понимаю, что именно сейчас происходит в обществе, и мне даже грустно об этом говорить.